Джованфранческо Страпарола - Приятные ночи

Синьора так сказала ему: "Синьор Антоньо, этот последний вечер недели имеет большие преимущества перед другими, и каждому дозволяется рассказывать то, что ему больше всего по душе. Посему, дабы удовлетворить как наше желание, так и желание этого достопочтенного общества, мы бы хотели, чтобы вы с присущим вам несравненным умением и столь же несравненным изяществом рассказали нам сказку на бергамском наречии { 92 92 Бергамское наречие, или бергамский диалект. - Италия в силу своих исторических судеб оказалась раздробленной на множество герцогств, маркизатов, княжеств, городов-республик, владений иностранных государств, и в таком положении страна находилась на протяжении многих веков. Это способствовало сохранению и даже усилению изначальных диалектных различий в разговорном языке итальянцев (и поныне в Италии в ходу четырнадцать диалектов, главным образом среди сельского населения); что касается литературного языка, то он образовался на основе тосканского (точнее, флорентийского) диалекта, на котором писали Данте, Петрарка, Боккаччо, закрепившие авторитет тосканского диалекта в глазах соплеменников. Бергамский диалект относится к группе галло-итальянских диалектов, куда входят также генуэзский, пьемонтский, ломбардский. }. И если, как надеюсь, вы это сделаете, мы все будем вам премного и навеки обязаны". Выслушав это предложение, Молино на мгновение слегка растерялся, но, видя, что ему никак не уклониться от этой свалившейся на него напасти, произнёс: "Синьора, вам - повелевать, нам - подчиняться, но не ждите от нас чего-нибудь особенно примечательного, ибо наши уважаемые девицы достигли такого блеска в повествовании своих сказок, что теперь уже ничего или почти ничего добавить к нему невозможно. Итак, такой, каков я на деле, а не такой, как вы хотите того и как желаю я сам, постараюсь по мере моих слабых сил удовлетворить, насколько смогу, ваши надежды. И, вернувшись на своё место, Молино положил своей сказке такое начало.

"Durum est", милые дамы и благородная Синьора, повторяю, "durum est contra stimulum calcitrare" [ 93 93 Трудно сопротивляться стрекалу - латинская поговорка, примерно соответствующая распространённым русским "против рожна не попрёшь", "плетью обуха не перешибёшь". ], и означает это, что удар ослиным копытом - вещь пренеприятная, а удар конским - и того неприятнее. Посему, если судьба пожелала возложить на меня обязанность повествовать, должно стерпеть и это, ведь, как говорится, лучше повиноваться, чем ограничиваться молитвами { 94 94 ..лучше повиноваться, чем ограничиваться молитвами... - распространённое у итальянцев предписание церкви, имеющее в виду повиновение воле божьей. }, ибо упрямство идёт от лукавого; в противном случае упрямцы попадают в обиталище дьявола. И если я не расскажу вам ничего такого, что бы потешило вас, вините в этом не меня, а Синьору, которая так повелела. Делая то, чего ему делать не должно, человек частенько сталкивается и встречается с тем, о чём он никогда прежде даже не помышлял, и по этой причине остаётся кругом в дураках, как это и случилось в былое время с Дзамбоном; норовя обмануть двух своих братьев, он сам оказался обманутым ими; впрочем, в конце концов все трое умерли дурной смертью, как вы об этом узнаете, если подарите мне ваше внимание и воспримете умом и душой всё то, о чём я поведаю вам в этом моём рассказе.

Итак, я уже сказал выше, что Бертольд из Вальсабии { 95 95 Вальсабия - так называется долина реки Кьезе от озера Идро вплоть до того места, где она выходит на Падуанскую равнину. }, находящейся на прилежащих к Бергамо землях, имел трёх сыновей, причем все три были горбаты и до того друг на друга похожи, что отличить одного от другого было столь же невозможно, как если б то были три одинаково вздутых сзади печных горшка. Один из них носил имя Дзамбон, другой - Бертац, а третий - Санти. Дзамбону, который был старшим из них, ещё не исполнилось шестнадцати лет.

Прослышав о том, что Бертольд, их отец, из-за случившегося в том краю, да и повсюду, страшного недорода надумал продать, чтобы продержаться со своей семьей, небольшой наследственный участок земли - надо сказать, что в том краю было мало таких или, вернее, не было никого, кто не располагал бы хоть какой-нибудь земельною собственностью, - Дзамбон, как старший брат, обратился к Бертацу и Санти, своим младшим братьям, с такими словами: "Для нас было бы большим благом, когда бы отец наш не продал той полоски земли, что находится в нашем владении; тогда бы после его смерти у нас было чем себе пособить. Для этого нужно, чтобы вы отправились странствовать по свету и постарались кое-что заработать, дабы можно было поддержать наше хозяйство, тогда как я останусь дома со стариком и буду за ним присматривать, и таким образом мы избавимся от непосильных расходов, а тем временем, может быть, пройдёт нынешний голод". Младшие братья Бертац и Санти, будучи не менее хитрыми и коварными, чем Дзамбон, сказали на это своему брату Дзамбону: "Дзамбон, любимый наш брат, ты застал нас со своим предложением настолько врасплох, что мы, право, не знаем, как ответить тебе; но дай нам отсрочку на эту ночь, мы всё хорошенько обдумаем и завтра утром сообщим наш ответ". Обоими братьями, Бертацом и Санти, их мать разрешилась одновременно, и были они близнецами, и в них двоих вместе было больше ума и сметки, чем у Дзамбона. И если Дзамбон был негодяй в двадцать два карата { 96 96 ...негодяй в двадцать два карата... - Карат (греческое кератион) - 1/24 унции чистого золота (т.е. несколько больше грамма). Дурак или негодяй в 24 карата означает дурака или негодяя чистой воды. Таким образом, Дзамбон немного не дотягивает до полного негодяя, а два других брата, вместе взятые, немного перевешивают полного негодяя. }, то Бертац и Санти тянули вдвоём добрые двадцать шесть, ибо повсюду, где хромает природа, её восполняют злокозненность и бесчестность.

И когда наступил следующий день, Бертац рано поутру, по побуждению и поручению своего брата Санти, отправился повидать Дзамбона и, найдя его, начал говорить так: "Дзамбон, любимый мой брат, мы хорошо обдумали и ещё лучше взвесили наши обстоятельства и, зная, что ты - старший наш брат, а ведь это и вправду так, находим, что тебе первому и подобает отправиться странствовать по свету, а мы, поскольку ещё не вышли годами, повременим пока дома и станем присматривать за нашим отцом; а буде ты тем временем обретёшь удачу и счастье для себя и для нас, ты нам об этом отпишешь, и мы вслед за тобой уйдём отсюда и разыщем тебя". Услышав этот ответ, Дзамбон, который рассчитывал обмануть Бертаца и Санти, отнюдь не нашёл его чрезмерно приятным и так пробормотал про себя: "Они, однако, ещё коварнее и злокозненнее меня". И он сказал себе эти слова, потому что задумал было отослать братьев куда-нибудь далеко-далеко, дабы из-за повсеместного недорода они где-нибудь умерли с голоду, а он остался единственным владельцем всего, ибо отец их был уже на краю могилы и, можно сказать, не жилец больше на свете. Но всё у Дзамбона обернулось совсем не так, как им было задумано. И вот, выслушав высказанное Бертацем и Санти мнение, Дзамбон из имевшихся у него кое-каких лоскутов соорудил себе безрукавку и, прихватив котомку с хлебом, сыром и бутылкой вина, а также обув ноги в рваные башмаки из свиной кожи, ушёл из отчего дома и направился в Брешию.