Уильям Теккерей - Приключения Филиппа в его странствованиях по свету

— Конечно, конечно, молодой человѣкъ! сказалъ маіоръ Мэк-Гиртеръ, крѣпко пожимая руку Филиппа.

— Тише! тише! шепчетъ докторъ: — ей необходимо совершенное спокойствіе. Она довольно уже волновалась сегодня. Болѣе не надо сценъ, молодой человѣкъ.

Филиппъ говорилъ, что когда, среди его безпокойства, горя и сомнѣнія, онъ увидѣлъ руку, протянутую ему, онъ растрогался до такой степени, что принуждёнъ былъ бѣжать отъ стариковъ въ тёмную ночь, по проливному дождю.

Между тѣмъ, какъ Филиппъ, внѣ предѣловъ баронессы читалъ молитвы, проливалъ слёзы, произносилъ страшные обѣты, воины собрались въ столовой и удивиленный Огюстъ долженъ былъ принести грогъ въ третій раза, для чётырехъ джентльмэновъ собравшихся на конгрессъ, полковникъ, докторъ, маіоръ усѣлись по одну сторону стола, защищаться линіей стакановъ и бутылкой съ водкой. За этими фортификаціями ветераны ожидали своего врага, который, походивъ по комнатѣ взадъ и вперёдъ, наконецъ занялъ позицію передъ ними и приготовился къ атакѣ. Генералъ садится на своего cheval de bataille, но не могъ заставить его нападать такъ свирѣпо, какъ прежде. Бѣлый призракъ Шарлотты явился между воинами. Напрасно Бэйнисъ старался поднять шумъ и придумать ругательства. Слабый, смирный, но кровожадный старый генералъ увидалъ противъ себя и своего стараго товарища Бёнча, своего свояка Мэк-Гиртера и доктора. Каждый заимствовался мужествомъ отъ своего сосѣда и каждый цѣлился въ Бэйниса. Для самолюбія ветерана не было оскорбительно уступить трёмъ противникамъ и онъ могъ рѣшиться сказать доктору:

— Я, можетъ-быть, поторопился обвинить Бёнча — ну, прошу у него извиненія.

Послѣ этого и съ Мэк-Гиртеромъ примириться было нетрудно. Генералъ былъ не въ духѣ, очень разстроенъ событіями этого дня; онъ не имѣлъ дурного умысла и тому подобное. Если ужь старику пришлось глотать горькую пилюлю, его храбрые противники отвернулись, чтобы не смотрѣть, какъ онъ глотаетъ, и постарались, чтобы онъ проглотилъ её какъ можно скорѣе. Одинъ изъ участвовавшихъ разсказалъ своей женѣ о возникшей ссорѣ, но Бэйнисъ ни слова не сказалъ своей женѣ.

— Увѣряю васъ, сэръ, говаривалъ Филиппъ: — еслибы мистриссъ Бэйнисъ узнала объ этой ссорѣ, она согнала бы мужа съ постели ночью и послала бы его опять вызвать на дуэль своего стараго друга!

Но между Филиппомъ и мистриссъ Бэйнисъ не было любви; а въ тѣхъ, кого онъ ненавидитъ, онъ привыкъ видѣть мало хорошаго.

Итакъ шпаги воиновъ не были обнажены, кровь не была пролита. Но хотя старики размѣнялись вѣжливыми словами, Бёнчъ, Мэк-Гиртеръ и Бэйнисъ не могли перемѣнить своего мнѣнія, что съ Филиппомъ поступили жестоко и что благодѣтель семейства генерала Бэйниса заслуживалъ отъ него лучшаго обхожденія.

Между-тѣмъ благодѣтель шолъ долой по дождю въ полномъ восторгъ. Дождь и его собственныя слёзы освѣжили его. Возлюбленная лежала у его сердца и трепетъ надежды пробѣгалъ по членамъ Филиппа. Старые друзья ея отца протянули ему руку и велѣли ему не отчаяваться. Дуй вѣтеръ, лейся осенній дождь! Молодой человѣкъ бѣденъ и несчастливъ, но онъ уноситъ съ собой Надежду.

Несчастный Филиппъ проспалъ крѣпко и долго, а Шарлотта покоилась сладостнымъ и освѣжительнымъ сномъ; отецъ и мать провели дурную ночь, и съ своей стороны я утверждаю, что они заслуживали этого. Хотя мистриссъ Бэйнисъ увѣряла, что имъ не давало спать храпѣнье Мэк-Гиртера (онъ съ женою занималъ комнату надъ спальнею своихъ родственниковъ) — я не говорю, чтобы сосѣдъ, имѣющій привычку храпѣть, былъ пріятенъ — но плохой товарищъ въ постели дурная совѣсть! Подъ ночнымъ чепчикомъ мистриссъ Бэйнисъ угрюмые глаза не смыкались всю ночь.

«Какъ смѣлъ этотъ молодой человѣкъ думаетъ она: „войти и всѣ разстроить? Какъ будетъ блѣдна завтра Шарлотта, когда мистриссъ Гели пріѣдетъ съ своимъ сыномъ! Когда она плакала, она становится отвратительна, вѣки и носъ покраснѣютъ. Пожалуй, она убѣжитъ, или скажетъ какую-нибудь глупость, какъ вчера. Лучше бы мнѣ никогда не видать этого другого молодого человѣка, съ его рыжей бородой и дырявыми сапогами! Если бы у меня были взрослые сыновья, онъ не осмѣлился бы врываться къ намъ въ домъ: они скоро наказали бы его за дерзость!“

Злыя мысли, не давали заснуть этой старухѣ. А Бэйнисъ не спалъ, потому что онъ думалъ о своёмъ постыдномъ поведеніи. Совѣсть, которую онъ всѣми силами старался заглушить, наконецъ одержала верхъ. Мэкъ, Бёнчъ, докторъ — всѣ противъ него! онъ захотѣлъ нарушить слово, данное молодому человѣку, который каковы бы ни были его проступки, поступилъ самымъ благороднымъ и великодушнымъ образомъ съ семействомъ Бэйниса. Онъ былъ бы разорёнъ, если бы не Филиппъ, и показалъ свою признательность, нарушивъ данное ему обѣщаніе. Онъ былъ подъ башмакомъ жены — вотъ въ чомъ дѣло. Онъ позволялъ женѣ управлять собою, этой старой, безобразной, сварливой женщинѣ, которая спитъ возлѣ него. Спитъ? Нѣтъ. Онъ зналъ, что она не спитъ. Оба лежали молча, предаваясь печальнымъ мыслямъ. Только Чарльзъ признавался, что онъ грѣшникъ, а Элиза, жена его, въ ярости отъ своего послѣдняго пораженія, размышляла какъ бы ей продолжать и выиграть битву.

Бэйнисъ размышлялъ потомъ, какъ настойчива его жена, какъ всю жизнь она добивалась постоянно чего хотѣла до того, пока, наконецъ, поработила его совершенно. Онъ будетъ сопротивляться день, она будетъ биться годъ, всю жизнь. Если она возненавидитъ кого-нибудь, это чувство вѣчно живётъ въ ней. Ея желаніе управлять никогда не умираетъ. Какую жизнь заставитъ она теперь вести бѣдную Шарлотту! Какъ только отецъ выйдетъ изъ дома, такъ начнутся мученія дѣвушка — Бэйнисъ это знаетъ. Онъ знаетъ какъ его жена умѣетъ мучить. Онъ притаился подъ одѣяломъ; а то если она узнаетъ, что онъ ни спитъ, настанетъ его очередь терпѣть пытку.

„Бѣдное дитя! какую жизнь будетъ она вести у матери! думаетъ генералъ. „Она не будетъ имѣть покоя ни днемъ, ни ночью, пока не выйдетъ за того, кого выберетъ ея мать и грудь у ней слабая — Мартенъ тамъ говоритъ — её нужно лелѣять и успокоить, а хорошо будетъ успоковать её мать!“

Тутъ прошлое возстаётъ передъ тревожной памятью старика. Его Шарлотта представляется ему опять ребёнкомъ, смѣющимся на его колѣнахъ, играющимъ его мундиромъ когда онъ возвращается домой съ парада. Онъ вспомнилъ, какъ она была больна горячкою и не хотѣла принимать лекарство ни отъ кого, кромѣ его; какъ, молчаливая съ матерью, она съ нимъ не умолкала болтать и болтать. Пораженный угрызеніями старикъ, не слёзы ли струятся по твоему старому носу? Полночь. Мы видѣть не можемъ. Я радъ, если Бэйнисъ несчастенъ. Старикъ, старикъ, какъ смѣешь ты обливать кровью нѣжную грудь этого ребёнка? На слѣдующее утро лицо его, такое же злое, какъ у его жены. А она, прослушивая уроки дѣтей, бранила ихъ всё время. А когда Шарлотта вышла съ красными глазами и безъ малѣйшаго румянца на щекахъ, въ выраженіи лица ея было что-то такое, заставившее мать воздержаться отъ брани. Дѣвушка цѣлый день была въ лихорадочномъ состояніи; изъ глазъ ея сверкало пламя.