Уильям Теккерей - Приключения Филиппа в его странствованиях по свету

Я слышалъ, что нѣкоторыя матери не позволяютъ своимъ дочерямъ читать сочиненія этого смиреннаго автора, чтобы не заимствовали „опасныхъ идей“. Милостивые государыни, давайте имъ читать что хотите, что считаете наиболѣе приспособленнымъ къ ихъ юнымъ понятіямъ, но умоляю васъ быть кроткой съ ними. Я никогда не видалъ нигдѣ родителей въ лучшихъ отношеніяхъ съ дѣтьми, какъ въ Соединенныхъ Штатахъ. А почему? потому что дѣтей балуютъ. Говорю вамъ, пріобрѣтите довѣріе вашихъ дѣтей, прежде чѣмъ наступитъ день непослушанія и независимость, послѣ котораго любовь не возвращается.

Когда мистриссъ Бэйнисъ вошла въ дочери, только-что нѣжно цѣловавшей отца, трепещущая улыбка и слёзы примиренія исчезли съ губъ и глазъ дѣвушки. Глаза ея опять сверкнули лихорадочнымъ блескомъ, а сердце забилось съ опасной быстротой.

— Какъ ты себя чувствуешь теперь? спросила мама своимъ густымъ голосомъ.

— Всё также, отвѣчала дѣвушка, начиная дрожать.

— Оставьте её, вы волнуете её! вскричала хозяйка, входя за мистриссъ Бэйнисъ.

Эта грустная, униженная, брошеная мать уходитъ отъ дочери повѣсивъ голову. Она надѣваетъ старую шляпку и идётъ гулять въ Элисейскія Поля съ своими младшими дѣтьми и не закричала на мальчиковъ, когда они начали карабкаться на дерево, хотя сторожъ велѣлъ имъ сойти. Она накупила для нихъ пряниковъ. Вынувъ ихъ изо рта, они указали на великолѣпную коляску мистриссъ Гели, ѣхавшую изъ Булонскаго Лѣса въ городъ. Огюстъ собирался звонить въ обѣду, когда мистриссъ Бэйнисъ воротилась домой.

Между тѣмъ тётушка Мэк-Гиртеръ сдѣлала визитъ миссъ Шарлоттѣ въ повол шлликѣ, которую генералъ, отецъ Шарлотты, купилъ ей. Эта щегольская шляпка послужила поводомъ къ пріятному разговору между тёткой и племянницей, которыя очень любили другъ друга, и всѣ подробности въ шляпкѣ были внимательно разсмотрѣны. Шарлотта помнила какое старьё было на головѣ у ея тётки, Шарлотта помнила старую шляпку и смѣялась, когда мистриссъ Мэкъ описывала какъ папа, возвращаясь домой въ фіакрѣ, непремѣнно захотѣлъ выкинутъ ее изъ окна на дорогу, гдѣ старый ветошникъ подцѣпилъ ее своимъ желѣзнымъ крюкомъ, надѣлъ на свою голову и пошолъ дальніе, ухмыляясь. При этомъ разсказѣ Шарлотта смѣялась такъ весело и счастливо, какъ въ прежніе дни; и нѣтъ никакого сомнѣнія, что бѣдная дѣвушка и ея тётка много цаловадись.

По Палэ-Роялю общество прогуливалось попарно. Маіоръ вёлъ подъ-руку мистриссъ Бёнчъ (которая знала хорошо лавки въ Палэ-Роялѣ) и генералъ за ними съ своей свояченицей.

Въ эти время между отцомъ и тёткою Шарлотты происходилъ разговоръ очень важный для интересовъ молодой дѣвушки.

— Ахъ Бэйнисъ! какъ жаль милую Шарлотту! сказала со вздохомъ мистриссъ Мэкъ.

— Да, жаль, Эмили, сказалъ генералъ печальнымъ тономъ.

— Мнѣ грустно смотрѣть на васъ, Бэйнисъ, и Мэку тоже. Мы такъ долго разговаривали объ этомъ вчера. Вы ужасно страдаете, и весь грогъ на свѣтъ не вылечитъ васъ, Чарльзъ.

— Точно, сказалъ генералъ. — Видѣть какъ страдаетъ этотъ ребенокъ, сердце у меня раздирается. Она была такимъ добрымъ, такимъ кроткимъ, такимъ послушнымъ, такимъ весёлымъ ребёнкомъ, и…

И изъ глазъ генерала, которыми онъ уже давно мигалъ съ чрезвычайной быстротой полились слёзы.

— Мой милый Чарльзъ, вы всегда были такъ добры, сказана Эмили, гладя руку, на которой покоилась ея рука. — А моя маленькая Шарлотта чудо какая милочка! Вы сами никогда не сдѣлали бы этого! И посмотрите что вышло! Мэкъ только вчера разсказалъ мнѣ. Ахъ, вы кровожадный человѣкъ! Двѣ дуэли — и Мэкъ какой горячій! О Чарльзъ Бэйнисъ! я дрожу при мысли объ опасности, отъ которой избавились мы всѣ! Ну, если бы васъ принесли домой къ Элизѣ — или милаго Мина принесли ко мнѣ убитаго этою рукою, на которую опираюсь я? О! это ужасно, ужасно! Всѣ мы грѣшники, Бэйнисъ!

— Смиренно прощу прощенія, что я могъ подумать о такомъ великомъ преступленіи. Я прошу прощенія, сказалъ торжественно генералъ, очень блѣдный.

— Если бы вы убили Мэка, имѣли ли бы вы когда-нибудь покой, Чарльзъ?

— Нѣтъ, не думаю. Я не заслуживалъ бы этого, отвѣчалъ съ сокрушеніемъ Бэйнисъ.

— У васъ доброе сердце. Это не вы это сдѣлали. Я знаю, кто это сдѣлалъ. У ней всегда былъ ужасный характеръ. Я и теперь еще не могу простить ей, какъ она мучила эту бѣдную Луизу, которая умерла. Бѣдная страдалица! Элиза не отходила отъ ея постели и мучила её до послѣдняго дня. Видали вы, какъ она обращалась съ служанками въ Индіи?…

— Не говорите ничего болѣе. Мнѣ извѣстенъ характеръ моей жены. Богу извѣстно, что я страдалъ довольно! сказалъ генералъ, повѣсивъ голову,

— Не-уже-ли вы намѣрены совсѣмъ ей уступить? Я говорила Мэку вчера: „Мэкъ, не-уже-ли онъ намѣренъ уступить ей совсѣмъ? Въ Военномъ спискѣ лѣтъ имени человѣка храбрѣе Чарльза Бэйниса, а моя сестра Элиза совершенно управляетъ имъ“. Нѣтъ, если вы захотите поставить на своёмъ, я знаю по опытности, что Элиза уступитъ. Вѣдь вамъ извѣстно, Бэйнисъ, что у насъ много было ссоръ.

— Конечно, я знаю, сознался съ улыбкой генералъ.

— Иногда она одерживала верхъ, а иногда и я, Бэйнисъ! Но я никогда не уступала, какъ вы, безъ борьбы, никогда, Бэйнисъ! И мы съ Мэкомъ приходимъ въ негодованіе, когда видимъ какъ вы уступаете ей.

— Полно, полно! Я думаю вы доказывали мнѣ часто, что я подъ башмакомъ у моей жены, сказалъ генералъ.

— И вы уступаете не только за себя, но жертвуете вашей милой дочерью, бѣдной страдалицей…

— Молодой человѣкъ нищій! вскричали генералъ, закусивъ губы.

— Чѣмъ были вы, чѣмъ былъ Мэкъ, когда мы вѣнчались? Кромѣ жалованья у насъ было немного? Мы жили какъ могли, любя другъ друга, слава Богу! А вотъ теперь мы никому ничего не должны, а у меня еще сейчасъ будетъ и новая шляпка!

— У васъ доброе сердце, Эмили! сказалъ генералъ.

— И у васъ доброе сердце, Чарльзъ, и я намѣрена обратиться къ нему и предлагаю…

— Что?

— Я предлагаю…

Но тутъ они попали въ такую толпу, что намъ уже никакъ нельзя было слышать ихъ разговоръ.

Но разговоръ Бэйниса съ его свояченицей можно угадать изъ того разговора, который происходилъ потомъ между Шарлоттой и ея тёткой. Шарлотта не вышла къ обѣду: она была слишкомъ слаба. Хорошій бульонъ и крылышко цыплёнка подали ей въ ея комнату, гдѣ она лежала цѣлый день. За десертомъ, однако, мистриссъ Мэк-Гиртеръ взяла прекрасную кисть винограда и румяный персикъ и отнесла это къ племянницѣ. Свиданіе ихъ слѣдуетъ описать подробно, хотя оно происходило безъ свидѣтелей.

Съ того самаго вечера, когда происходила ссора, Шарлотта знала, что тётка на ея сторонѣ. Взгляды мистриссъ Мэк-Гиртеръ и выраженіе ея добраго, пригожаго лица, говорило дѣвушкѣ о сочувствіи. Миссъ Шарлотта уже не блѣднѣла, не бросала сердитыхъ взглядовъ, а могла даже сказать шутя: