Уильям Теккерей - Приключения Филиппа в его странствованиях по свету

— Непослушный бѣсёнокъ! сказалъ блѣдный генералъ, скрежеща зубами. — Мы посмотримъ кто кого послушаетъ!

— Какъ! у васъ была ссора?

— Сегодня за столомъ. Она пошла наперекоръ матери своей и мнѣ! и выбѣжала изъ комнаты какъ трагическая королева. Её надо усмирить, Мэкъ, или мое имя не Бэйнисъ.

Мэк-Гиртеръ давно зналъ своего родственника, зналъ, что тѣмъ этого смирнаго, покорнаго человѣка, если онъ разсердится, трудно было утишить.

— Непріятно! Надѣюсь, что всё обойдется, рѣшился сказать маіорь это пошлое утѣшеніе, но видя, что оно не произвело никакого дѣйствія, вздумалъ прибѣгнуть въ ихъ общему другу и спросилъ весело:- что подѣлываетъ Томъ Бёнчъ?

При этомъ вопросѣ Бэйнисъ тамъ страшно захохоталъ, что Мак-Гинтеръ съ удивленіемъ устремилъ на него глаза.

— Полковникъ Бёнчъ совершенно здоровъ, сказалъ генералъ:- по-крайней-мѣрѣ онъ былъ здоровъ полчаса тому назадъ. Онъ сидѣлъ здѣсь, и онъ указалъ на ложку, лежавшую въ пустой чашкѣ.

— Что случилось, Бэйнисъ? спросилъ маіорь. — Развѣ что-нибудь случилось между вами и Томомъ?

— Полчаса тому назадъ, полковникъ Бёнчъ сказалъ мнѣ слова, которыя я не перенесу ни отъ одного человѣка на свѣтѣ, и вы пріѣхали какъ разъ вовремя, Мэк-Гиртеръ, чтобы быть моимъ секундантомъ. Тише! вотъ грогъ,

— Voici messiers!

И Огюстъ принесъ наконецъ грогъ, Пока генералъ говорилъ, испуганный Мак-Гиртеръ прихлёбывалъ intentusque ora tenebat.

Генералъ Бэйнисъ началъ разсказъ, уже извѣстный вамъ и мнѣ, подробно; онъ разсказалъ по-своему. Онъ долженъ былъ сильно бранить Филиппа, чтобы извинить свой измѣнническій поступокъ. Онъ долженъ былъ показать, что онъ никогда не давалъ обѣщанія, а если и жалъ, то гнусное поведеніе Филиппа должно было снять съ него это обѣщаніе. Я не удивляюсь, что генералъ быль разсержонъ. Такое преступленіе, какое онъ собирался совершить, нельзя было дѣлать весело человѣку, который обыкновенно былъ кротокъ, великодушенъ и честенъ. Я не говорю, чтобы люди не могли обманывать, не могли лгать, не могли мучить, не могли поступать мошеннически, не лишаясь, своего спокойствія; но эти люди фальшивы, лукавы и жестоки. Они привыкли нарушать данныя обѣщанія, обманывать своихъ сосѣдей и тому подобное. Но вотъ обыкновенно справедливый человѣкъ нарушаетъ свое обѣщаніе, повёртывается спиною къ своему благодѣтелю и оправдывается тѣмъ, что клевещетъ на человѣка, котораго онъ оскорбляетъ. Это случай довольно обыкновенный, мои возлюбленные братья и милыя сестры-грѣшницы, но вы любите называть «циникомъ» проповѣдника, который говоритъ эту печальную истину, и можетъ статься, не хотите слышать объ этомъ болѣе одного раза въ недѣлю.

Итакъ, чтобы оправдать себя, нашъ бѣдный, добрый генералъ Бэйнисъ вздумалъ считать и выставлять Филиппа такимъ запальчивымъ, такимъ потеряннымъ человѣкомъ, что съ нимъ не слѣдовало держать даннаго слова, а полковника Бёнча такимъ грубымъ и дерзкимъ, что онъ Бэйнисъ, долженъ былъ вызвать его на дуэль. А о томъ, что для дочери его находится другой женихъ, богаче и приличнѣе во всѣхъ отношеніяхъ, Бэйнисъ вовсе не упоминалъ, предпочитая говорить о безнадёжной бѣдности Филиппа, безславномъ поведеніи и грубомъ поступкѣ.

Мэк-Гиртеръ, отъ нечего дѣлать читалъ въ Турѣ письма мистриссъ Бэйнисъ къ сестрѣ ея Эмили и помнилъ ихъ. Еще недавно письма Элизы были волны похвалъ Филиппу, любви его къ Шарлоттѣ и о его благородномъ великодушіи къ генералу, небрежному опекуну надъ имѣніемъ его матери. Филиппъ былъ первый женихъ Шарлотты; въ первомъ пылу радости, мать ея покрыла много листовъ бумаги комплиментами, восклицаніями, и подчеркивая нѣкоторыя слова, чѣмъ дамы любятъ выражать свой сарказмъ или восторгъ. Онъ былъ удивительный молодой человѣкъ — немножко сумасброденъ, но великодушенъ, красивъ собою и благороденъ! Онъ простилъ отцу тысячи и тысячи фунтовъ, которые докторъ былъ ему долженъ — всё состояніе его матери; и самымъ благороднымъ образомъ поступилъ съ своими опекунами — это она должна сказать, хотя бѣдный, слабый Бэйнисъ быль однимъ изъ нихъ! Бэйнисъ былъ простодушенъ какъ дитя. Маіоръ съ женою соглашались, что поступокъ Филиппа былъ великодушенъ и добръ, и что не было особенной причины восхищаться тѣмъ, что племянница ихъ выходитъ за молодого человѣка безъ копейки за душой; и не мало забавлялись они перемѣною тона въ письмахъ Элизы, когда она начала выѣзжать въ большой свѣта и смотрѣть холодно на бѣднаго Фирмина, бывшаго героемъ нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ. Потомъ Эмили вспомнила какъ Элиза всегда любила знать, съ какою гордостью бывала она на вечерахъ у губернатора. Элиза была доброю женою для Бэйниса; доброю матерью дѣтямъ; и съ удивительнымъ искусствомъ сводила концы съ концами; но Эмили принуждена была сказать, что сестра на Элиза такъ и такъ и проч… А когда, наконецъ, пришло извѣстіе, что Филиппу отказываютъ, Эмили всплеснула руками и сказала своему мужу:

— Не говорила ли я этого, Мэкъ? Я знала, что если моя сестра будетъ имѣть возможность подхватитъ знатнаго мужа для Шарлотты, она выгонитъ докторскаго сына изъ своего дома.

Тётка была увѣрена, что бѣдная дѣвушка должна ужасно страдать. До своего соединенія съ Мэкомъ Эмили сама испытала мученія разлуки. Бѣдной Шарлоттѣ нужны утѣшеніе и дружеская бесѣда. Она сама поѣдетъ за племянницей. И хотя маіоръ сказалъ: «моя милая, тебѣ хочется съѣздить въ Парижъ и купить новую шляпку» мистриссъ Мэк-Гиртеръ, отвергла это обвиненіе и поѣхала въ Парижъ собственно по чувству долга.

Итакъ, Бэйнисъ разсказалъ исторію своихъ обидъ Мэк-Гиртеру, который удивлялся, что человѣкъ, обыкновенно такой скупой на слова и хладнокровный въ обращеніи, былъ такъ разсержонъ и говорилъ такъ много. Если Бэйнисъ сдѣлалъ дурной поступокъ, то по-крайней-мѣрѣ онъ былъ такъ честенъ, что чувствовалъ себя не въ духѣ послѣ этаго.

— Словомъ, поведеніе молодого человѣка было такъ оскорбительно и безславно, что я, какъ отецъ семейства, не могу согласиться, Мэкъ, чтобы моя дочь вышла за него. Изъ уваженія къ ея счастью, долгъ предписываетъ мнѣ взять назадъ слово! вскричалъ генералъ кончивъ свой разсказъ.

— Онъ формально снялъ съ васъ всякую отвѣтственность съ этого дѣла по опекунству? спросилъ маіоръ.

— Боже мой, Мэкъ! вскричалъ генералъ, сильно покраснѣвъ:- вы знаете, что я также невиненъ въ этомъ дѣлѣ, какъ и вы!

— Невиненъ — только вы не заботились, какъ слѣдуетъ, о томъ что было вамъ поручено…

— Я дурно думаю о немъ, сэръ. Я считаю его сумасброднымъ, заносчивымъ молодымъ человѣкомъ, перебилъ поспѣшно генералъ: — увѣренъ, что онъ сдѣлаетъ несчастной мою дочь, но я не считаю его такимъ негодяемъ, чтобы разорить бѣднаго старика съ большимъ семействомъ, человѣка, проливавшаго свою кровь за свою государыню. Я не думаю, чтобъ Фирминъ былъ такой негодяй, чтобы ограбитъ меня, и я долженъ сказать, Мэк-Гиртеръ, что я считаю не весьма благовиднымъ съ вашей стороны такой намёкъ!