Джон Стейнбек - Неведомому Богу. Луна зашла

— А того, кто это сделал, поймали? — спросил Прекл.

И Хантер хмуро сказал:

— Один из пятерых. Расстреляны все пятеро. — Он задумчиво продолжал: — Повредить динамо нетрудно, надо только знать, как это делается. Устроить короткое замыкание, и все. — Он добавил: — Ток сейчас дадут.

Прекл все еще перелистывал журнал.

— Интересно, когда же нас сменят? Когда мы сможем съездить домой на побывку? Майор, вам хочется отдохнуть дома?

Хантер поднял голову от доски, и на секунду выражение лица у него стало безнадежное.

— Конечно, хочется, — он быстро овладел собой. — Я строил этот путь четыре раза. Понять не могу, почему бомбы попадают именно в него? Мне уже надоело с ним возиться. Из-за воронок каждый раз приходится прокладывать новую линию. Закапывать их некогда. Почва промерзшая. На это уйдет слишком много времени.

В эту минуту свет вспыхнул, и Тондер машинально протянул руку и потушил оба фонаря. Шипение прекратилось..

Тондер сказал:

— Слава богу! Шипят — на нервы действуют. Так и кажется, будто кто-то шепчет. — Он сложил письмо и сказал: — Странно, почему так мало писем приходит? За две недели я получил только одно.

Прекл сказал:

— Может быть, тебе не пишут?

— Может быть, — сказал Тондер. Он повернулся к майору.

— Как вы думаете, если что-нибудь случится… там… дома… дадут нам об этом знать или нет? Я говорю о несчастьях… умрет кто-нибудь или еще что…

Хантер сказал:

— Не знаю.

— Да-а, — сказал Тондер, — поскорее бы выбраться из этой проклятой дыры.

В разговор вмешался Прекл.

— А я думал, ты собираешься остаться здесь и после войны! — И он передразнил Тондера: — Объединить бы четыре-пять участков, устроиться получше, как у себя в родовом поместьи. Говорил ты это? Метил в маленького земельного магната? Хороший, приветливый народ, красивые газоны, олени, детишки… Признавайся, Тондер!

Рука Тондера упала на стол. Потом он стиснул виски ладонями и взволнованно заговорил:

— Молчи! Перестань! Этот народ! Этот отвратительный народ! Холодные — даже смотреть на нас не хотят, — он вздрогнул. — Не хотят сказать слова. Отвечают какими-то мертвыми голосами. Они, видите ли, покорные. Отвратительный народ! А женщины — ледяные!

В дверь негромко постучали, появился Джозеф с ведерком угля. Он молча вошел в комнату, тихо поставил ведерко в угол, так что оно даже не звякнуло, потом повернулся и, ни на кого не глядя, направился к двери. Прекл громко окликнул его:

— Джозеф! — и Джозеф, не ответив и не подняв глаз, повернулся к нему и слегка наклонил голову. И Прекл сказал все так же громко: — Джозеф, есть там вино или коньяк? — Джозеф отрицательно покачал головой.

Тондер вскочил из-за стола, белый от злобы, и крикнул:

— Отвечай, свинья! Отвечай, когда тебя спрашивают!

Джозеф не поднял глаз. Он проговорил беззвучным голосом:

— Нет, сэр, вина нет, сэр.

И Тондер спросил с яростью:

— Коньяку тоже нет?

Джозеф так и не поднял глаз и проговорил по-прежнему беззвучным голосом:

— Коньяку нет, сэр, — он стоял совершенно неподвижно.

— Ну, что тебе еще нужно? — сказал Тондер.

— Разрешения уйти, сэр.

— Ну, и убирайся к черту!

Джозеф повернулся и молча вышел из комнаты, а Тондер вынул из кармана платок и отер лицо. Хантер взглянул на него и сказал:

— Напрасно вы дали ему козырь в руки.

Тондер опустился на стул, стиснул виски ладонями и сказал срывающимся голосом:

— Я хочу женщину. Я хочу домой. Я хочу женщину. Здесь есть одна… хорошенькая… Она не выходит у меня из головы… Блондинка… Живет рядом со скобяной лавкой. Я хочу эту женщину.

Прекл сказал:

— Не распускайся. Возьми себя в руки.

В эту минуту свет снова погас, и комната погрузилась в темноту. Пока другие искали спички и пытались зажечь фонари, Хантер говорил:

— Я думал, что уже все переловлены. Наверное, кого-нибудь упустил. Но не могу же я бегать туда каждую минуту. У меня там надежные люди.

Тондер зажег один фонарь, потом другой, и Хантер заговорил строже, обращаясь к Тондеру:

— Лейтенант, если у вас есть потребность высказаться, высказывайтесь, но только при нас. Враги не должны слышать такие разговоры. В городе обрадуются, если узнают, что у вас нервы не в порядке. Враги не должны этого слышать.

Тондер снова сел. Фонари светили ему прямо в лицо и шипели. Он сказал:

— Вот, вот! Враги повсюду. Мужчины, женщины, даже дети! Враги повсюду! Они выглядывают из-за дверей. Они подслушивают. Приоткрывается занавеска на окне, и за ней тоже видишь бледное лицо. Мы разбили их, мы победили везде, а они выжидают. Они покорные, но они выжидают. Мы завоевали полмира. А как в других местах, майор, также, как здесь?

И Хантер сказал:

— Не знаю.

— Вот, вот! — сказал Тондер. — Мы ничего не знаем. Пишут — все идет прекрасно. В завоеванных странах приветствуют наших солдат, приветствуют новый порядок, — голос у него дрогнул, и он стал говорить тише и тише. — А что пишут о нас? Что нас приветствуют, любят, устилают цветами наш путь? А здесь снега, и этот страшный выжидающий чего-то народ!

И Хантер сказал:

— Ну, все выложили. Теперь полегчало?

Прекл негромко постукивал кулаком здоровой руки по столу. Он сказал:

— Нельзя допускать такие разговоры. Пусть держит это про себя. Ведь он солдат? Солдат должен быть солдатом.

Дверь неслышно открылась, и в комнату вошел Лофт. Снег лежал у него на каске, снег лежал на плечах. Нос у капитана Лофта был замерзший, красный, поднятый воротник шинели закрывал ему уши. Он снял каску и стряхнул снег сначала с нее, потом с плеч.

— Ну, и работа! — сказал он.

— Опять? — спросил Хантер.

— Все время что-нибудь. Я вижу, ваше динамо вышло из строя. Ну, кажется, у меня на шахте теперь утихнет.

— А что у вас там? — спросил Хантер.

— Обычная история — замедленный темп работы и сломанная вагонетка. Но виновный пойман. Я его расстрелял. Мне кажется, майор, что средство найдено. Я только сегодня до этого додумался. Пусть каждый шахтер вырубает определенное количество угля. Морить их голодом я не стану, они не смогут работать, но есть другой выход. Нет угля, нет и питания семьям. Шахтеры будут есть в шахтах, так, чтобы никакой дележки дома. Верное средство. Или работай, или пусть дети сидят голодные. Я им уже объявил об этом.

— Ну, и что они сказали?

Глаза у Лофта злобно сузились.

— Что сказали? А что они всегда говорят? Ничего! Ни единого слова! Но теперь мы посмотрим, будет уголь или нет, — Лофт снял шинель, встряхнул ее, и в эту минуту его взгляд упал на дверь, и он увидел, что она чуть приоткрыта. Он неслышно шагнул к двери, распахнул ее рывком, потом захлопнул. — По-моему, я за собой закрыл, — сказал он.

— Закрыли, — сказал Хантер.