Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 1. Детство. Юношеские опыты

Итакъ [161]д ѣятельность т ѣлесную, чувственную и умственную, которыя одна отъ другой зависятъ и д ѣйствуютъ другъ на друга; стало быть, стремленіе челов ѣка къ независимости не удовлетв[оряется], ибо вся эта д ѣятель[ность] есть страдательная.

Теперь разсмотримъ д ѣятельность свободную.

Воля не ограниченна, сама себ ѣудовлетворяетъ; она выражается сл ѣд[ующимъ] обр[азомъ]: я желаю желать . Но почему же она выражается такъ, а не иначе? Сущность воли независима, но выраженіе, направленіе или форма должны отъ чего нибудь завис ѣть, а именно, она зависитъ отъ другого желанія, отъ потребности, т. е. отъ т ѣла, сл ѣд[овательно] хотя неограниченна, но выражается въ изв ѣстной форм ѣ. Воля не можетъ д ѣйствовать на ощущенія, ибо причина ихъ находится вн ѣея сферы, т. е. вн ѣчелов ѣка. Д ѣйствуетъ же она на восприимчивость такимъ образомъ, что она воспроизводитъ т ѣпредметы, которые хочетъ, а не т ѣ, которые проявляются; эта же способность д ѣйствуетъ на способность заключенія, которая при д ѣйствіи на нее воли заключаетъ то, что она хочетъ, и д ѣлается разумомъ. [162]Направленіе же вол ѣдаетъ высшая необходимая д ѣятельность.

Теперь предстоитъ вопросъ, какимъ образомъ происходитъ при посредств ѣволи переходъ [163]отъ состоянія необходимаго къ свободному. Воля принимаетъ заключ[еніе] высшей необходимой способности и сообразно съ этимъ заключен[іемъ] д ѣйствуетъ на т ѣло. Свободныя ощущенія, переходя въ способность воспріимчивости, переносятъ туда больше предметовъ и, ясн ѣе, способность воспр[iимчивости] перех[одитъ] в спос[обность] заключ[енія]. Это посл ѣд[нее] будетъ выше перваго заключенія, но и это не можетъ удовлет[ворить] вол[ю], принимаетъ воля и, д ѣйствуя на воображеніе, т. е. заставляя его принимать т ѣ, а не другія, [164]принимать 3-е заключеніе, [оно] будетъ выше 2-го и 1-го. 3-е заключеніе, не удовлетвор[яя?] д ѣйствуетъ на волю, которая д ѣйст[вуетъ] на самое заключеніе, именно заставляя его заключить то, а не другое. Происходитъ 4-я степень заключенія, заключенія свободнаго или иначе, воли разумной, которая одна только себя опред ѣляетъ и находитъ въ себ ѣто самое, что я принялъ какъ акціому въ начал ѣ, имянно: я желаю .

Теперь разсмотримъ: что же будутъ эти врожденныя понятія челов ѣка , интуиція , какъ не понятіе пространства, линіи, точки, разм ѣра, количества? Существо всего челов ѣка составляетъ только его неограниченная воля и причина ея, наход[ящаяся] въ ней же, все же остальное, не им ѣя въ себ ѣсвоего начала, им ѣетъ оное въ постороннемъ, а именно, не въ духовномъ, ибо им ѣетъ причины физ[ическія], а въ физич[ескомъ]. Что же мы называемъ интуиціей, есть ничто иное, как необходимое заключеніе, причина которыхъ нахо[дится] въ ощущеніяхъ, причина которымъ находится въ мір ѣ, а такъ какъ причины міра мы не видимъ, сл ѣдовательно, ея н ѣтъ.

Въ начал ѣя сказалъ, что нахожу во мн ѣначаломъ всего дв ѣд ѣятельности; но что же есть Я ?... Я есть соединеніе двухъ д ѣятельностей; д ѣятельность же есть неудовлетворенное стремленіе или борьба. Первую нельзя назвать д ѣятельностью, но движеніемъ, ибо д ѣятельность предполагаетъ стремленіе, но зд ѣсь мы не видимъ стремленія, а только движеніе или часть д ѣятельности, но безконечной. Второе начало я понимаю какъ неограниченное, но какъ д ѣятельность не могу представи[ть] себ ѣего иначе, какъ проявляющееся изв ѣстнымъ [образомъ], но не удовлетворенное въ своемъ проявленіи, т. е. борющееся. [165]

————

витіе никакъ по нашимъ нын ѣшнимъ понятiям не можетъ быть отнесено къ частному праву; ибо черезъ это правильная точка воззр ѣнія, съ которой должна быть разсматриваема вся система права, совершенно потеряется. — При этомъ не надо забывать того, что уголовное право въ Римской систем ѣправа большей частью, и въ древнемъ Германскомъ прав ѣсъ н ѣкоторыми исключеніями, принадлежитъ совершенно къ частному праву и что нын ѣшнее пом ѣщеніе права есть произведенiе нашей исторіи и нашихъ отношеній, но не просто и при вс ѣхъ условіяхъ необходимое. Хотя частное право отд ѣляется отъ уголовнаго, однако оба соприкасаются въ томъ отношении, что обиженной, независимо отъ уголовнаго права, которое правительство опред ѣляетъ, им ѣетъ право требовать возстановленія нанесеннаго ему вреда, что и р ѣшаютъ суды, которыхъ обязанность есть собственно наложеніе наказанія. Въ т ѣсной связи съ уголовнымъ правомъ находятся: уголовное судопроизводство, уголовная политика и уголовная полиція. Первая изъ этихъ наукъ обнимаетъ нормы, по которымъ опред ѣляется прим ѣненіе положеній о наказаніяхъ, и образъ д ѣйствій, который нужно при томъ зам ѣтить [?], и по этому самому должна быть отличаема отъ агрегатовъ этихъ положеній о наказаніяхъ, хотя она съ этими посл ѣдними стоитъ ближе, ч ѣмъ съ гражданскимъ судопроизводствомъ. — Уголовная политика, которая только въ нов ѣйшія времена получила особенное названіе и самостоятельное м ѣсто въ ряду юридических наукъ, сд ѣлалась совершенно необходимою, когда начали думать о сочиненіи новыхъ въ отношеніи содержанія уголовныхъ законныхъ книгъ. — Она занимается т ѣмъ, чтобы выказать политическую сторону уголовнаго права и задача ея есть сл ѣдующая: показать, какимъ образомъ польза г[осударст]ва и потребности справедливости могутъ быть соединены въ положительномъ прав ѣкакого нибудь г[осударст]ва. Уголовная полиція есть, наконецъ, та часть полиціи, которая даетъ намъ наиудобн ѣйшіе способы предупреждать преступленія. Во всеобщемъ изложенiи уголовнаго права связаны вс ѣотрасли этой науки между собою. Кром ѣтого нов ѣйшіе писатели сд ѣлали изобр ѣтеніе новой науки — уголовнаго законодательства. Ежели бы эта наука не совпадала съ уголовной политикой и уголовн[ымъ] правомъ, то она была бы ученіемъ о ц ѣлесообразн ѣйшемъ изложеніи и о лучшихъ, понятн ѣйшихъ и кратчайшихъ выраженіяхъ уголовныхъ законовъ, такъ какъ эти суть необходимыя условія всякаго улучшенія равно при изданіи новыхъ, какъ и при пересмотр ѣніи старыхъ уголовныхъ законовъ.

Одно изъ важн ѣйшихъ и богат ѣйшихъ сл ѣдствій разд ѣленія этой науки есть разд ѣленіе на положительное и филоссофское (всеобщее, тоже естественное). — Это разд ѣленіе принято почти вс ѣми и н ѣкоторыми такъ р ѣзко, что даже они обозначаютъ каждую изъ этихъ частей особеннымъ именемъ, а именно: такъ называемое уголовное естественное право они называютъ Strafrechts Wissenschaft, а положительное — Strafgesetz Kunde. Мы не станемъ спорить о содержаніи естественнаго уголовнаго права при несказанномъ множеств ѣзначеній этаго слова и при большой разности мн ѣній т ѣхъ, которые оное принимаютъ; да и вопросъ о существованіи или не существованіи онаго совпадаетъ съ изсл ѣдованіями о высшихъ филоссофскихъ началахъ уголовнаго права. Но по причин ѣмногихъ ошибокъ, которыя неразд ѣльны съ этимъ разд ѣленіемъ, нужно зд ѣсь зам ѣтить сл ѣдующее. Филоссофія не можетъ быть рассматриваема, какъ источникъ, которымъ можетъ пользоваться судья въ практическомъ уголовномъ прав ѣ, еще мен ѣе возможно изъ одного разсудка, абстрактно отъ вс ѣхъ положительныхъ и историческихъ данныхъ, и выводами изъ a priori найденнаго основнаго положенія составить систему практическаго законодательства. — Чрезвычайная важная и опасная ошибка, которая повела къ самымъ губительнымъ сл ѣдствіямъ, есть: эти чисто субъективныя системы или просто вносить въ положительное законодательство и стараться дать имъ видъ источника, или д ѣлать притязанія на положительное право, прим ѣняя оное по этимъ такъ называемымъ филоссофскимъ (между собою столь различнымъ) системамъ уголовнаго права. Въ нов ѣйшее время поэтому укоренилось понятіе, что таковое положительному противуположное право, изъ разума выведенное или, какъ его называли, a priori найденное наукообразно, совершенно не есть действительность и только въ томъ отношеніи им ѣетъ значеніе, что это есть ошибка, причина которой находится въ тогдашнемъ времени. Филоссофія права им ѣетъ задачею узнавать и постигать разумное въ своемъ проявленіи, т. е. субъективный разумъ челов ѣка соединить съ объективно разумнымъ; и поэтому филоссофія права не только не можетъ отд ѣлиться отъ историческихъ началъ, но напротивъ они то и составляютъ ея необходимой субстратъ и матерію, которой она должна заниматься и филоссофски расположить. — И такъ, ежели филоссофскія занятія, особенно уголовнымъ правомъ, хотятъ называть филоссофское уголовное право, то противъ названія столько же можно сказать, сколько и противъ самой вещи. Только должно бы было уничтожить совершенно многозначущее и такъ часто дурно понятое выраженіе естественнаго права, ибо историческое право въ изв ѣстномъ значеніи есть тоже естественное. Другое, происшедшее отъ источниковъ уголовнаго права, разд ѣленіе есть на общее Германское и особенное (отд ѣльныхъ Германскихъ государствъ) уголовное право. При этомъ намъ представляется вопросъ: существуетъ ли еще общее Германское уголовное право посл ѣраздробленія (1806) Германск[аго] государства и посл ѣтого, какъ въ большей части новыхъ Германскихъ государствъ образовались отд ѣльныя уголовныя законодательства, обнимающія все уголовное право или части онаго. На этотъ вопросъ в ѣрн ѣе всего можно отв ѣтить, различивъ различныя значенія названія общего права. Ибо, когда государственная власть прекратилась, не могутъ существовать тоже никакіе связывающіе государственные законы. Но ежели эти законы д ѣйствуютъ въ отд ѣльныхъ государствахъ, въ которыхь удержались древніе источники, то эти посл ѣдніе могутъ, продолжая д ѣйствовать, быть разсматриваемы, какъ общее право. —