Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 1. Детство. Юношеские опыты

Есть три основанія нев ѣрія: умствованіе, тщеславіе и слабость; согласно съ этимъ разд ѣленіемъ существуетъ и три разряда нев ѣрующихъ — умствователи, тщеславные и слабые. — Къ первому разряду принадлежатъ люди, одаренные сильнымъ умомъ и большою энергіею. Они чувствуютъ такую непреодолимую потребность подводить все подъ неумолимые законы разсудка, что не могутъ не опровергнуть законовъ религіи, основанныхъ на в ѣр ѣи откровеніи. — Зач ѣмъ дана имъ возможность мыслію опровергать эти законы? Зач ѣмъ должны они пройдти черезъ мучительное состояніе сомн ѣнія и неизв ѣстности? Это — вопросы, на которые не дано отв ѣчать челов ѣку. — Все, что можетъ онъ сказать, это то, что они мен ѣе виновны, ч ѣмъ несчастны — они невольно, бол ѣе ч ѣмъ невольно — съ ужасомъ видятъ, какъ разрушается то, что было ихъ опорой; но нев ѣдомая, непреодолимая сила влечетъ ихъ къ разрушенію. — Этаго разряда нев ѣрующіе существовали всегда и везд ѣ; и, большей частью подъ старость, когда съ годами уменьшается энергія и потребность къ размышленію, они съ раскаяніемъ возвращаются къ религіи. — Къ третьему разряду принадлежатъ вс ѣт ѣ, которые по слабости ума и воли и изъ подражанія покорствую[тъ] передъ мн ѣніемъ большинства, перестаютъ исполнять догматы Христіянской религіи и наконецъ совершенно в ѣрить въ нее. — Число нев ѣрующихъ вс ѣхъ разрядовъ такъ велико, [что] они составляютъ большинство въ кругу молодёжи. — Гд ѣустоять молодому мальчику противъ общественнаго мн ѣнія — онъ боится въ душ ѣ, чувствуетъ, что д ѣлаетъ дурно — онъ и радъ бы перекреститься, но на него смотрятъ, ему угрожаетъ ближайшая опасность — опасность, которая сильн ѣе всего д ѣйствуетъ на молодую душу — насм ѣшка, дурное мн ѣніе людей, которыхъ онъ выбралъ своими образцами, съ которыми онъ не можетъ не быть въ безпрестанныхъ сношеніяхъ. —

Вся вина этихъ людей состоитъ въ молодости, слабости и тщеславіи. — Брось ихъ судьба въ кругъ людей доброд ѣтельныхъ, они были бы доброд ѣтельны — они попали въ кругъ нев ѣрующихъ и стали такими же. —

Ко второму разряду принадлежатъ т ѣ, которые, завлеченные умствованіями и философскими теоріями (которыя романы сд ѣлали доступными для вс ѣхъ) пром ѣняли Христіянскія в ѣрованія, внушенныя имъ съ д ѣтства, на пантеистическія идеи, замысловатыя предположенія остроумныхъ писателей или собственнаго изобр ѣтенія. — Каждый изъ нихъ составляетъ свою особую религію, не им ѣющую ни посл ѣдовательности, ни основанія, но сообразную съ своими страстями и слабостями. Они в ѣрятъ тому, что имъ нравится, отвергаютъ то, что тяжело для нихъ, жертвуютъ прежними в ѣрованіями, для того чтобы пот ѣшить свое мелочное самолюбіе, — блеснуть передъ другими и передъ собой поэтической или остроумной выдумкой и на развалинахъ религіи построить храмъ своему тщеславію и слабостямъ. — Смотря по большей или меньшей гибкости и способ.....

————

[Перевод Стерна.]

«Это д ѣло», сказалъ я, «лучше р ѣшили бы во Франціи». —

— «А вы были во Франціи?» сказалъ мой собес ѣдникъ, обратившись ко мн ѣсъ видомъ самаго учтиваго торжества. — «Странно», подумалъ я, разбирая это д ѣло съ самимъ собою, «что плаваніе на пространств ѣдвадцати одной мили, потому что, положительно, больше не будетъ отъ Дувра до Кале, можетъ дать челов ѣку такія права. — Я ихъ разсмотрю»... Итакъ, оставивъ споръ, я прямо пошелъ на мою квартиру, сложилъ полдюжины рубашекъ и пару черныхъ шолковыхъ штановъ. «Фракъ, который на мн ѣ», сказалъ я, посмотр ѣвъ на рукава, «сойдетъ»... и взялъ м ѣсто въ Дуврскомъ дилижанс ѣ. И такъ какъ корабль отправлялся въ девять часовъ сл ѣдующаго утра, въ три я сид ѣлъ за моимъ об ѣдомъ, изъ цыплячьяго фрикасе, такъ неоспоримо во Франціи, что ежели бы я въ ту же ночь умеръ отъ разстройства въ желудк ѣ, ц ѣлый св ѣтъ не могъ бы остановить д ѣйствія droits d’aubaine: [172]мои рубашки, черная пара шолковыхъ штановъ, чемоданъ и все пошло бы къ королю Франціи, — даже этотъ маленькой портретъ, который я такъ долго носилъ и такъ часто говорилъ теб ѣ, Элиза, что я унесу съ собою въ могилу, сорвали бы съ моей шеи! Невеликодушно!

Отбирать вещи неосторожнаго путешественника, котораго ваши же подданные заманили на свою сторону. — Ей Богу, Государь, это нехорошо! Т ѣмъ бол ѣе нехорошо и т ѣмъ бол ѣе в ѣрно мое зам ѣчаніе, что вы влад ѣтель народа столь образованного, столь учтиваго и столь изв ѣстнаго н ѣжностью своихъ чувствъ и прекрасными наклонностями. —

И только что я поставилъ ногу на ваши влад ѣнія»........

Когда я кончилъ свой об ѣдъ и выпилъ за здоровье Французскаго короля, чтобы успокоить себя въ томъ отношеніи, что я не чувствую противъ него злобы, а напротивъ — высокое уваженіе за его челов ѣколюбивый характеръ, я всталъ на палецъ выше отъ этого примиренія. —

«Н ѣтъ», — сказалъ я — «родъ Бурбоновъ ни въ какомъ случа ѣнельзя назвать жестокимъ родомъ: они могутъ быть обманываемы, какъ и вс ѣ; но есть какая то н ѣжность въ ихъ крови». Уб ѣдившись въ этомъ, я почувствовалъ особеннаго рода теплоту на моей щек ѣ, пріятн ѣе и н ѣжн ѣе, ч ѣмъ то могла произвести бутылка бургонскаго, которую я выпилъ и которая стоила по крайней м ѣр ѣдва ливра. «Боже всемогущій!» сказалъ я, оттолкнувъ въ сторону мой чемоданъ: «что же такого есть въ благахъ сего міра, что разжигаетъ наши умы и заставляетъ столько добросердечныхъ братьевъ ссориться между собою такъ жестоко, какъ мы это д ѣлаемъ?»

Когда челов ѣкъ въ мир ѣсъ другими людьми, самый тяжелый металлъ кажется легче пера въ его рук ѣ! Онъ вынимаетъ свой кошелекъ, держитъ его открытымъ и не завязаннымъ, какъ будто ищетъ предмета, съ которымъ бы разд ѣлить его. Сд ѣлавъ это, я почувствовалъ расширеніе каждой жилы въ моемъ т ѣл ѣ— артеріи вс ѣбились такъ пріятно — въ одно время, и вс ѣсилы, которыя поддерживаютъ нашу жизнь, исполняли свою обязанность такъ незам ѣтно, что самая начитанная précieuse [173]во Франціи со вс ѣмъ ея матерьялизмомъ не могла бы назвать меня машиной. —

«Я уб ѣжденъ», сказалъ я самъ себ ѣ: «я опровергнулъ бы ея credo». [174]Прибавленіе этой мысли въ это время возвело мою натуру на высочайшую ступень — я былъ уже примиренъ со вс ѣмъ св ѣтомъ; а это побудило меня заключить окончательный миръ и съ самимъ собою. —

«Теперь, будь я король Франціи», воскликнулъ я: «какая удобная минута для сироты просить у меня чемоданъ своего батюшки!»

Не усп ѣлъ я произнести этихъ словъ, какъ б ѣдный монахъ ордена св. Франциска взошелъ въ комнату просить что нибудь для своего монастыря. —

Никто не хочетъ, чтобы его доброд ѣтели были игрою случая — Sed non quoad hanc — какъ бы то ни было —; но такъ какъ н ѣтъ правильнаго разсужденія о приливахъ и отливахъ хорошаго и дурного расположенія нашего духа, можно предположить, что они зависятъ отъ т ѣхъ же самыхъ причинъ, какъ и приливы и отливы моря — право намъ не обидно бы было допустить это; по крайней м ѣр ѣчто до меня касается, я ув ѣренъ, я бы былъ бол ѣе доволенъ, ежели бы про меня сказали, что я им ѣлъ д ѣло съ луною, въ которомъ не было ни стыда ни гр ѣха, ч ѣмъ говорили бы про мой собственный свободный поступокъ, въ которомъ было бы то и другое. —