Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 1. Детство. Юношеские опыты

Но что много про это говорить; однако можно сказать н ѣсколько словъ — когда н ѣсколько словъ могутъ облегчить тяжесть горя, я ненавижу челов ѣка, который скупъ на нихъ. —

«Будь я теперь хозяиномъ этого отеля», сказалъ я, положивъ указательный палецъ на грудь Mons. Dessein: «я бы всячески старался сбыть эту désobligeante — она безпрестанно д ѣлаетъ вамъ упреки, когда вы проходите мимо ея». — «Mon Dieu!» [178]— сказалъ Mons. Dessein: «мн ѣн ѣтъ никакого разсчета»...

«Исключая того [сказалъ я], — который людей съ изв ѣстнымъ направленіемъ заставляетъ дорожить своими ощущеніями», и я ув ѣренъ, что челов ѣкъ, который чувствуетъ за другихъ также, какъ и за себя, — какъ вы ни скрывайте, всякая дождливая ночь должна производить на васъ тягостное впечатл ѣніе — вы страдаете, Mons. Dessein, не мен ѣе самой кареты». —

Я зам ѣтилъ, что когда въ комплимент ѣесть столько же кислаго, сколько и сладкаго, англичанинъ приходитъ въ затрудненіе, принять ли или н ѣтъ его: французъ же никогда. Mons. Dessein поклонился мн ѣ. —

— C’est bien vrai, [179]сказалъ онъ: «но въ этомъ случа ѣдля меня только перем ѣнится родъ безпокойства, и съ невыгодою; представьте себ ѣ, милостивый государь, отдавъ вамъ эту карету, которая распадется на куски прежде, ч ѣмъ вы про ѣдете половину дороги до Парижа, — представьте себ ѣ, какъ я буду мучиться т ѣмъ, что далъ о себ ѣдурное впечатл ѣніе челов ѣку благородному и отдалъ себя на осужденіе челов ѣка умнаго». — Доза лести аккуратно была отм ѣрена по моему собственному рецепту; я не могъ не принять ее — и, возвративъ Mons. Dessein его поклонъ, безъ дальн ѣйшихъ околичностей мы отправились вм ѣст ѣсмотр ѣть его каретный магазинъ. —

Нашъ св ѣтъ долженъ быть очень задорный св ѣтъ, когда покупщикъ (даже жалкой кареты) не можетъ выдти съ продавцемъ оной кончить д ѣло между собою на улицу, чтобы мгновенно не впасть въ тоже самое расположеніе духа и не смотр ѣть на него такими же глазами, как будто идетъ съ нимъ въ Hyde Park — драться на дуэл ѣ. — Что до меня касается, то такъ какъ я плохой боецъ и чувствовалъ, что не могу быть соперникомъ Mons. Dessein, я чувствовалъ въ душ ѣсвоей т ѣже милые порывы, которые бываютъ при этомъ обстоятельств ѣ. Я насквозь хот ѣлъ разсмотр ѣть Mons. Dessein; смотр ѣлъ на него, когда онъ шелъ, въ профиль, потомъ en face, мн ѣказалось, что онъ то Жидъ, то Турокъ, мн ѣне нравился его парикъ, я вызывалъ проклятія на его голову, посылалъ его къ чорту. —

И все это запало мн ѣвъ сердце за жалкой начетъ трехъ или четырехъ Louis d’or, [180]которые я могъ переплатить? — «Низская страсть!» сказалъ я, повернувшись, какъ то д ѣлаетъ челов ѣкъ, чувство котораго мгновенно перем ѣнилось: — «низская, грубая страсть! Твоя рука всегда противъ другаго челов ѣка, а рука другаго челов ѣка всегда противъ тебя».

«Избави Богъ», сказала она, поднявъ руку къ своему лбу; потому что я, повернувшись, очутился лицо съ лицомъ съ барыней, которую я вид ѣлъ въ разговор ѣсъ монахомъ — она шла за нами, такъ что мы ее не зам ѣтили. —

«Разум ѣется, избави Богъ», сказалъ я, предлагая ей свою руку; на ней были над ѣты перчатки, открытые на большихъ и указательныхъ пальцахъ, она приняла мое предложеніе и я повелъ ее къ двери каретнаго сарая. —

Mons. Dessein пятьдесятъ разъ послалъ ключъ къ чорту, прежде ч ѣмъ зам ѣтилъ, что тотъ, съ которымъ онъ пришелъ, не былъ настоящій; мы, также какъ и онъ, съ нетерп ѣніемъ ожидали, чтобы онъ отперъ; и такъ были внимательны ко вс ѣмъ препятствіямъ, что я продолжалъ держать ее руку, самъ не зам ѣчая этого, такъ что Mons. Dessein оставилъ насъ вм ѣст ѣ— ее рука въ моей и [съ] лицами обращенными къ дверямъ каретнаго сарая, — сказавъ, что онъ вернется черезъ пять минутъ. —

Разговоръ пятиминутной въ такомъ положеніи стоитъ много другихъ разговоровъ; ежели бы лица наши были обращены на улицу, въ этомъ посл ѣднемъ случа ѣразговоръ завис ѣлъ бы отъ наружныхъ предметовъ и обстоятельствъ; но съ взорами, устремленными на одну неподвижную точку, разговоръ завис ѣлъ отъ насъ самихъ. — Минутное молчаніе посл ѣтого, какъ Mons. Dessein оставилъ насъ, могло быть пагубно для этаго положенія — она бы непрем ѣнно отвернулась; итакъ я сейчасъ же началъ разговоръ. —

Какія были искушенія (такъ какъ я пишу не для того чтобы извинять слабости моего сердца) въ этомъ путешествіи, будетъ описано съ тою же простотою, съ какою я ихъ чувствовалъ. —

Когда я сказалъ читателю, что я не вышелъ изъ désobligeante, потому что вид ѣлъ монаха въ разговор ѣсъ барыней, только что прі ѣхавшей въ гостинницу, я сказалъ правду — но не всю правду; потому что я былъ удержанъ отъ этаго столько же и лицомъ самой барыни. Подозр ѣніе проб ѣжало въ моей голов ѣ; и я сказалъ [себ ѣ]: онъ разсказывалъ ей, что случилось; что то во мн ѣговорило это, я желалъ, чтобы монахъ былъ въ своемъ монастыр ѣ. —

Когда сердце летитъ впередъ разсужденiя, оно спасаетъ разсудокъ отъ ц ѣлаго міра страданій. Я былъ уб ѣжденъ, что она изъ лучшаго разряда существъ, и больше о ней не думалъ и писалъ свое предисловіе. —

Это впечатл ѣніе возвратилось опять посл ѣвстр ѣчи моей съ ней на улиц ѣ; сдержанная свобода въ обращеніи, съ которой она подала мн ѣруку, показывала въ ней, какъ я полагалъ, хорошее воспитаніе и здравый смыслъ; и когда я велъ ее, я чувствовалъ какую то пріятную н ѣжность около ея, которая успокоила мою душу. —

Боже милостивой! ежели бы могъ челов ѣкъ провести такое созданіе вокругъ св ѣта!

Я еще не видалъ ея лица, но этаго и нужно не было, потому что прежде, ч ѣмъ мы подошли къ двери каретнаго сарая, воображеніе окончательно нарисовало мн ѣея голову, и забавлялось представлять мн ѣее какъ богиню, которую я самъ вытащилъ изъ Тибра. Ахъ ты, соблазненная и соблазнительная плутовка, хотя семь разъ въ день обманываешь насъ своими образами и картинами, но ты д ѣлаешь это такъ прелестно и покрываешь свои картины такими пл ѣнительными красками, что стыдно ссориться съ тобою. —

Когда мы подошли къ двери каретнаго сарая, она отняла руку отъ лба и я могъ вид ѣть оригиналъ: по лицу ей было около двадцати шести; она была брюнетка съ б ѣлымъ и прозрачнымъ цв ѣтомъ лица, од ѣта была просто, безъ румянъ и пудры; она не была, критически разбирая, прекрасна, но въ ней было что то, что въ состояніи ума, въ которомъ я находился, привязывало меня къ ней бол ѣе — она была интересна. Я воображалъ, что она во взгляд ѣноситъ вдовствующее выраженіе и что она находится въ томъ положеніи, когда прошли уже два пароксизма горести и она начинаетъ мириться съ своей потерей; но тысячи другаго рода несчастій могли провести т ѣже черты; я желалъ знать, какъ это было, и готовъ былъ спросить, ежели бы bon ton [181]разговора, какъ въ дни Эздры, позволилъ бы это: «Что тебя безпокоитъ? И что тревожитъ? И почему разстроены твои мысли?» Однимъ словомъ, я чувствовалъ къ ней расположеніе, р ѣшился волочиться за ней и даже предложить ей свои услуги. Таковы были мои искушенія, и въ расположеніи сл ѣдовать имъ я былъ оставленъ одинъ съ этой барыней, ея рука въ моей и [съ] лицами обращенными къ двери каретнаго сарая бол ѣе, ч ѣмъ то было положительно необходимо. —