Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 1. Детство. Юношеские опыты

Belle dame, [182]сказалъ я, поднявъ ея руку н ѣсколько выше, ч ѣмъ прежде: «конечно это одно изъ очень причудливыхъ д ѣйствій фортуны: взять двухъ совершенно постороннихъ людей, свести ихъ рука съ рукой, можетъ быть, изъ противуположныхъ угловъ св ѣта и въ одно мгновеніе поставить ихъ въ такое положеніе, въ которомъ самая дружба, ежели бы ей вздумалось это сд ѣлать за м ѣсяцъ тому назадъ, едва ли усп ѣла [бы] ихъ поставить. —

— И ваше зам ѣчаніе показываетъ, Monsieur, въ какое затрудненіе привело васъ это приключеніе. Какое бы ни было положеніе, ничего н ѣтъ неум ѣстн ѣе, какъ разсматривать обстоятельства, которыя сд ѣлали его такимъ; вы благодарили судьбу и д ѣлали прекрасно — сердце само знало это и было довольно; и только Англицкой философъ можетъ анализировать такое положеніе и запутаться въ разсужденіяхъ о немъ». Сказавъ это, она высвободила руку съ такимъ взглядомъ, который казался мн ѣдостаточнымъ коментаріемъ къ тексту. —

Я дамъ дурное понятіе о своей слабости, сказавъ, что сердце мое при этомъ страдало бол ѣе, ч ѣмъ при случаяхъ, д ѣйствительно заслуживающихъ этого. — Я былъ сильно оскорбленъ потерею ея руки и то, какимъ образомъ это случилось, не облегчало рану.—

О, никогда въ жизни я не чувствовалъ больше страданій отъ сознанія своего униженія! Но торжество истинно женскаго сердца посл ѣтакого рода неудачъ бываетъ не продолжительно.— Черезъ пять секундъ она положила свою руку на рукавъ моего фрака, какъ будто желая продолжать свой отв ѣтъ, и, Богъ знаетъ, какимъ образомъ, но я сталъ опять въ прежнее положеніе. —

Ей нечего было прибавлять.

Я началъ пріискивать другаго рода разговоръ, судя по тому, который я съ ней им ѣлъ, что я обманулся въ ея характер ѣ, но, повернувшись лицомъ ко мн ѣ, выраженіе, которое одушевляло ея отв ѣтъ, уже исчезло. Мускулы лица опустились и я нашелъ выраженіе того же безпріютного горя, которое и прежде заинтересовало меня. — Какъ грустно вид ѣть такое н ѣжное существо добычею печали! Я отъ души собол ѣзновалъ ей. Можетъ быть, это покажется довольно см ѣшнымъ жесткому сердцу, но я бы принялъ ее въ свои объятія и, не красн ѣя кр ѣпко, прижалъ бы къ сердцу, хотя это было на улиц ѣ. —

Біеніе пульса въ моихъ пальцахъ ув ѣдомило ее о томъ, что во мн ѣпроисходило; она посмотр ѣла въ землю, и н ѣсколько минутъ мы молчали. —

Боюсь вспомнить, но, кажется, я д ѣлалъ легкія усилія, чтобы сжать кр ѣпче ея руку, потому что по тонкому ощущенію я зам ѣтилъ въ ладони своей руки не то чтобы стремленіе вырвать свою руку, но какъ будто ей это приходило на мысль. И я в ѣрно потерялъ бы ее въ другой разъ, ежели бы, бол ѣе инстинктъ ч ѣмъ разсудокъ, не указалъ мн ѣна посл ѣднее средство въ такого рода опасностяхъ — держать ее такъ легко и свободно, какъ будто я готовъ былъ выпустить всякую минуту и по собственному побужденію; итакъ она оставила ее до т ѣхъ поръ, пока Mons. Dessein воротился съ ключемъ; и въ то же время я сталъ разсуждать, какимъ образомъ преодол ѣть дурное обо мн ѣмн ѣніе, которое могъ возбудить въ ней разсказъ монаха, ежели онъ передалъ ей все. —

Когда эта мысль проб ѣжала въ моей голов ѣ, б ѣдный старикъ монахъ быль отъ меня шагахъ въ шести и шелъ по направленію къ намъ, какъ видно было, съ нер ѣшительностью, подойти ли къ намъ или н ѣтъ?

Подойдя къ намъ съ видомъ добродушной откровенности, онъ остановился и подалъ мн ѣоткрытую роговую табакерку, которая была въ его рук ѣ. — «Попробуйте моего», сказалъ я, вынимая свою и подавая ему (у меня была маленькая черепаховая). «Превосходный табакъ», сказалъ монахъ. — Сд ѣлайте мн ѣодолженіе,— отв ѣчалъ я: «примите эту табакерку съ табакомъ и, когда будете нюхать изъ нея, вспоминайте иногда, что это былъ знакъ примиренія челов ѣка, который поступилъ дурно съ вами, но не по влеченію сердца».

Б ѣдный монахъ покрасн ѣлъ, побагров ѣлъ. — «Mon Dieu», сказалъ онъ соединивъ руки: «вы со мною никогда дурно не поступали».

— Я тоже такъ думаю, сказала барыня. Теперь былъ мой чередъ покрасн ѣть, но что заставило меня красн ѣть, пусть разберутъ т ѣ, которые любятъ анализировать.

«Извините меня, сударыня», отв ѣчалъ я: «я обошелся съ нимъ очень дурно; и безъ всякой причины». — «Это не можетъ быть», сказала барыня. — «Боже мой!» вскричалъ монахъ съ жаромъ подтвержденія, котораго я не подозр ѣвалъ въ немъ: «я былъ виноватъ своимъ неум ѣстнымъ усердіемъ». Барыня опровергала это, а я подтверждалъ, что невозможно, чтобы такой правильный умъ какъ его, могъ оскорбить кого бы то ни было. Я до т ѣхъ поръ, пока не почувствовалъ, не подозр ѣвалъ, чтобы споръ могъ такъ пріятно д ѣйствовать на нервы и успокаивать ихъ. — Мы молчали, но не испытывали того безсмысленнаго страданія, которое испытываешь въ обществ ѣ, ежели въ продолженіи десяти минутъ смотрятъ другъ другу въ глаза, не говоря ни слова. — Во время этаго молчанія монахъ тёръ свою табакерку рукавомъ своей рясы; и какъ скоро посредствомъ тренія она пріобр ѣла видъ бол ѣе св ѣтлый, сд ѣлалъ мн ѣнизскій поклонъ и сказалъ, что поздно разсуждать о томъ, что ввело насъ въ противор ѣчіе: доброта или слабость нашихъ сердецъ; но, какъ бы то ни было, онъ просилъ, чтобы мы пом ѣнялись табакерками; говоря это, одной рукой онъ подалъ мн ѣсвою, другой взялъ мою; и, поц ѣловавъ ее, съ удивительно добрымъ взглядомъ, положилъ ее за пазуху и удалился. —

Я сохраняю эту табакерку, она помогаетъ религіи возвышать мою душу и устремлять желанія ея на лучшее. — Въ самомъ д ѣл ѣ, я р ѣдко выхожу безъ нее; она мн ѣчасто и во многихъ случаяхъ напоминала о томъ, кто такъ былъ добръ и ум ѣренъ, и направляла мою душу къ добру въ трудныхъ случаяхъ жизни. Онъ много встр ѣчалъ ихъ, какъ я посл ѣузналъ изъ его исторіи; почти до сорока пяти-л ѣтняго возраста онъ несъ военную службу, за которую былъ дурно вознагражденъ, и, встр ѣтивъ въ то же время неудачи въ н ѣжн ѣйшей изъ страстей, онъ покинулъ вм ѣст ѣмечъ и женщинъ и сд ѣлалъ себ ѣуб ѣжище не столько изъ монастыря, какъ изъ самаго себя. —

Мн ѣгрустно становится, прибавляя, что въ посл ѣдній мой про ѣздъ черезъ Кале на вопросы мои о отц ѣЛавренті ѣ, мн ѣотв ѣтили, что онъ умеръ тому назадъ около трехъ м ѣсяцевъ и похороненъ не въ своемъ монастыр ѣ, а, сообразно съ его желаніемъ, на маленькомъ кладбищ ѣ, принадлежащемъ къ монастырю, въ двухъ верстахъ отъ него. Я им ѣлъ сильное желаніе вид ѣть, гд ѣего положили, и когда я вынулъ на его могил ѣего табакерку и вырвалъ одну или дв ѣкрапивы, которыя Богъ знаетъ зач ѣмъ тутъ росли, все это такъ разчувствовало меня, что я залился слезами; но я н ѣженъ какъ женщина; прошу св ѣтъ не осм ѣять, a пожал ѣть меня. —

Я все это время не выпускалъ руки барыни; я уже держалъ ее такъ долго, что было бы неприлично выпустить ее, не прижавъ прежде къ губамъ: въ то время, какъ я это сд ѣлалъ, краска, которая, казалось, пропала съ ея лица, возвратилась опять. —