Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 1. Детство. Юношеские опыты

«Я объявлю это всему св ѣту», вскричалъ Смельфунгусъ. — «Лучше бы вамъ объявить это своему доктору», сказалъ я. —

Мундунгусъ [192]съ огромнымъ состояніемъ сд ѣлалъ весь кругъ, путешествуя изъ Рима въ Неаполь, изъ Неаполя въ Венецію, изъ Венеціи въ В ѣну, въ Дрезденъ, въ Берлинъ, не почерпнулъ ни одного великодушнаго разсказа или веселаго анекдота, но онъ путешествовалъ прямо, не смотря ни направо, ни нал ѣво, чтобы любовь или состраданіе не заставили его свернуть съ пути.

Но миръ имъ, ежели они его достойны. Само небо, ежели бы можно было проникнуть въ него, не доставило бы имъ предметовъ ут ѣшенія. — Каждый добрый духъ прилеталъ бы на крыльяхъ любви радоваться ихъ прі ѣзду, души Смельфунгуса и Мондунгуса ничего бы не слыхали, кром ѣсв ѣжихъ гимновъ радости, св ѣжихъ и восхитительныхъ п ѣсенъ любви, и св ѣжихъ хваленій общаго блаженства. Я душевно жал ѣю о этихъ людяхъ: они не им ѣютъ способности наслаждаться; и ежели лучшая доля блаженства на неб ѣдосталась бы Смельфунгусу и Мондунгусу, они бы были такъ далеки отъ счастья, что продолжали бы и тамъ жаловаться и роптать въ продолженіи ц ѣлой в ѣчности. —

Разъ чемоданъ мой отвязался сзади кареты и упалъ, другой разъ я въ дождикъ принужденъ былъ выл ѣзать и по кол ѣно въ грязи помогать ямщику привязывать его; и все я не могъ догадаться, чего у меня не доставало. — Но когда я прі ѣхалъ въ Монтрёль, и хозяинъ гостинницы спросилъ у меня, не нужно ли мн ѣслугу, только тогда я догадался, что именно его-то мн ѣи не доставало. —

«Слугу? Это я сд ѣлаю», сказалъ я.

«Потому что, Monsieur», сказалъ хозяинъ, «зд ѣсь есть одинъ расторопный и молодой малый, который бы гордился честью быть въ услуженіи у англичанина».

«Почему у англичанина скор ѣе, ч ѣмъ у другаго?»

«Потому что они очень великодушны», сказалъ хозяинъ.

«В ѣрн ѣе смерти, что это мн ѣбудетъ стоить лишній livre [194]въ эту ночь», сказалъ я самъ себ ѣ.

«Но они им ѣютъ средства быть такими», прибавилъ онъ.

«На это еще нужно накинуть livre», подумалъ я.

— Только прошлую ночь, сказалъ хозяинъ: un mylord Anglais présentait un écu à la fille de chambre.

— Tant pis pour Mademoiselle Jeanneton, [195]сказалъ я. —

Такъ какъ Jeanneton была хозяйская дочка и хозяинъ полагалъ, что я недавно во Франціи, то онъ позволилъ себ ѣвольность объяснить мн ѣ, что мн ѣне надо было сказать: tant pis, a tant mieux. «Tant mieux, toujours, Monsieur», [196]сказалъ онъ: «когда есть что нибудь хорошаго; и tant pis, когда н ѣтъ ничего хорошаго». — «Оно такъ и приходится», сказалъ я. — «Pardonnez moi», [197]сказалъ хозяинъ.

Я не могу найдти бол ѣе удобнаго случая, чтобы зам ѣтить разъ навсегда, что такъ какъ: tant pis и tant mieux суть дв ѣизъ главныхъ пружинъ французскаго разговора, то не худо бы было каждому иностранцу, прежде ч ѣмъ ѣхать въ Парижъ, привыкнуть правильно употреблять ихъ. —

Одинъ бойкой французской Маркизъ, за об ѣдомъ у англійскаго посланника, спросилъ у Mister Hume [198]онъ ли — поэтъ Hume? — «Н ѣтъ», отв ѣчалъ скромно Hume. — Tant pis, возразилъ Маркизъ.

«Это Hume — историкъ» сказалъ кто-то. «Tant mieux», сказалъ Маркизъ. Такъ [какъ] Mister Hume челов ѣкъ съ очень добрымъ сердцемъ, то онъ поблагодарилъ какъ за то, такъ и за другое. —

Хозяинъ, растолковавъ мн ѣэто д ѣло, позвалъ La Fleur’a — такъ звали молодого челов ѣка, про котораго онъ мн ѣговорилъ, и сказалъ мн ѣвпередъ, что про его таланты онъ ничего сказать не можетъ: «Monsieur», прибавилъ онъ: «самъ увидитъ, для чего можно будетъ употребить его». — Что же касается до в ѣрности La Fleur, то онъ отв ѣчалъ вс ѣмъ на св ѣт ѣ. —

Хозяинъ это сказалъ такъ уб ѣдительно, что я тотчасъ же приступилъ къ д ѣлу; и La Fleur, которой стоялъ, дожидаясь за дверью въ безпокойномъ ожиданіи, которое испыталъ каждый смертный въ своей жизни, взоше[лъ].

Я им ѣю способность получить пристрастіе съ перваго взгляда на челов ѣка; особенно же, когда какой нибудь б ѣдняга приходитъ предлагать свои услуги такому б ѣдняг ѣ, какъ я самъ; такъ какъ я знаю эту слабость, то я въ такомъ случа ѣвсегда стараюсь разсужденіемъ ум ѣрять это пристрастіе — бол ѣе или мен ѣе смотря по тому расположенію духа, въ которомъ я нахожусь, я долженъ прибавить, что это зависитъ также отъ полу лица, съ которымъ я им ѣю д ѣло. [199]—

Когда La Fleur взошелъ въ комнату, несмотря на разсужденіе, которое я сд ѣлалъ, его простодушное лицо и взглядъ тотчасъ же расположили меня въ его пользу; итакъ я нанялъ его прежде, а потомъ сталъ спрашивать, что онъ ум ѣетъ д ѣлать. «Но я открою его таланты, когда они мн ѣпонадобятся — не надо. Французъ способенъ на все», сказалъ я. — Но б ѣдный La Fleur ничего не ум ѣлъ д ѣлать, исключая какъ бить барабанъ и съиграть маршъ или два на флейт ѣ. — Однако я р ѣшился употребить его таланты, и могу сказать, что никогда мое благоразуміе такъ горько не см ѣялось надъ моей слабостью. —

La Fleur началъ жить рано и также доблестно, какъ и вс ѣфранцузы — онъ служилъ н ѣсколько л ѣтъ. Наконецъ, удовлетворивъ этому чувству и найдя, что кром ѣчести бить барабанъ, которой онъ вполн ѣдостигнулъ, не могъ выиграть ничего больше, и не им ѣя надежды прославиться, онъ удалился à ses terres [200]и жилъ comme il plaisait à Dieu [201]— т. e. нич ѣмъ. —

«Итакъ», сказало благоразуміе: «вы наняли барабанщика, что[бы] сопутствовать вамъ въ вашемъ путешествіи черезъ Францію и Италію». «Фа!» сказалъ я: «а разв ѣполовина людей нашего средняго сословія не д ѣлали того-же круга, им ѣя глупцовъ и крикуновъ компаніонами и еще сверхъ того принуждены были платить за это удовольствіе?» [202]

Недурно, когда челов ѣкъ можетъ выпутаться изъ такого непріятнаго положенія экивокой. — «Но вы и еще что нибудь ум ѣете д ѣлать, La Fleur?» спросилъ я. — О qu’oui! [203]Онъ ум ѣлъ д ѣлать щеблеты и играть немного на скрипк ѣ. — «Браво», сказало благоразуміе. — Я самъ игралъ на віолончел ѣ.

«Ну вы можете убрать и причесать немного парикъ, La Fleur?» — Онъ им ѣлъ къ этому ревностное желаніе. «Этаго довольно для Бога», сказалъ я, прерывая его: «довольно будетъ и для меня». — Когда мн ѣпринесли ужинъ и съ одной стороны моего стула лежала р ѣзвая эпаньолка, а съ другой стороны стоялъ Французскій слуга съ самымъ веселымъ выраженіемъ лица, я былъ отъ всей души доволенъ своимъ влад ѣніемъ, и ежели бы Монархи знали, чего они желаютъ, они бы были также довольны, какъ и я. —

Такъ какъ La Fleur сд ѣлалъ со мною весь кругъ черезъ Францію и Италію и часто будетъ на сцен ѣ, то я, чтобы ближе познакомить читателя съ его личностью, скажу, что я никогда не им ѣлъ случая раскаиваться въ необдуманныхъ влеченіяхъ, которыя располагаютъ мною, и еще мен ѣе въ отношеніи этаго малаго. — Онъ былъ в ѣренъ, привязанъ, простодушенъ и во всемъ шелъ по сл ѣдамъ филоссофовъ. — И несмотря на его таланты — очень достойные сами по себ ѣ— но которые не могли быть для меня полезны, я всечасно былъ вознаграждаемъ постоянной веселостью его характера, — а это вознаграждаетъ вс ѣнедостатки. — Во вс ѣхъ трудностяхъ и несчастіяхъ моей жизни я находилъ опоры во взглядахъ La Fleur’a. — La Fleur былъ исключеніемъ изъ общаго правила, потому что, несмотря ни на голодъ, жажду, холодъ, наготу, недостатки, несмотря ни на какіе удары судьбы, не было никакого признака неудовольствія на его лиц ѣ— онъ в ѣчно былъ одинаковъ; ежели я принадлежу къ числу филоссофовъ — что часто мн ѣстарается внушить лукавый — то, разсуждая о томъ, сколько разъ я былъ обязанъ практической филоссофіи этого б ѣднаго малаго, я уже не такъ горжусь своей. Вм ѣст ѣсъ этимъ La Fleur былъ немного хватъ — но съ перваго взгляда казался бол ѣе хватомъ отъ природы, ч ѣмъ отъ образованія, и на третій день посл ѣнашего прі ѣзда онъ уже вовсе пересталъ быть хватомъ. —