Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 1. Детство. Юношеские опыты

«C’est bien comique, это очень см ѣшно», сказала, улыбаясь, барыня отъ зам ѣчанія, что во второй разъ по самому простому случаю мы были оставлены вм ѣст ѣ. — C’est bien comique, сказала она. — «Больше ничего не нужно», сказалъ я: «чтобы сд ѣлать это положеніе совершенно см ѣшнымъ, какъ обычай волокитства Французовъ — говорить о любви въ первую минуту и предлагать свою особу во вторую». — C’est leur fort [189]отв ѣчала барыня.

— «По крайней м ѣр ѣтакъ предполагаютъ; но какимъ образомъ это мн ѣніе утвердилось, я не понимаю; однако они пріобр ѣли репутацію народа, понимающаго лучше любовь и любящаго больше вс ѣхъ другихъ народовъ. Что до меня касается, то я полагаю Французовъ не ловкими въ этомъ д ѣл ѣи худшими стр ѣлками, которые когда либо испытывали терп ѣніе Купидона. Какъ можно пов ѣрить, что они ум ѣютъ любить? Скор ѣе я пов ѣрю, что можно сд ѣлать приличное платье изъ оставшихся лоскутовъ. Вдругъ, съ перваго взгляда, открывался въ любви и предлагая свои услуги и свою особу, они т ѣмъ самымъ отдаются на разсмотр ѣніе еще не разгоряченному уму». —

Барыня слушала меня, какъ будто ожидая чего то еще. —

«Обратите вниманіе, сударыня», сказалъ я ей, положивъ свою руку на ея: «Люди, важные ненавидятъ любовь за ея имя; самолюбивые люди ненавидятъ любовь потому, что любятъ сами себя больше всего на св ѣт ѣ; лицем ѣры какъ будто предпочитаютъ любви земной любовь къ Богу. Но, по правд ѣсказать, мы вс ѣотъ стара до мала больше напуганы, ч ѣмъ оскорблены этой страстью. Какъ бы челов ѣкъ ни былъ б ѣденъ познаніями въ этой отрасли обращенія, всетаки съ устъ его сорвется слово любви только посл ѣчасу или двухъ молчанія, впродолженіи котораго молчаніе это сд ѣлалось для него мученіемъ. Посл ѣдовательность легкихъ и спокойныхъ внимательностей, такъ направленныхъ, чтобы они не встревожили, не такъ неопред ѣленныхъ, чтобы они не были поняты, съ н ѣжнымъ взглядомъ, время отъ времени и р ѣдко, или никогда не говоря о этомъ предмет ѣ, оставятъ вашей любовниц ѣсвободу д ѣйствовать сообразно съ природными влеченіями; и природа сама настроитъ ее душу».

— «Итакъ, я торжественно объявляю», сказала покрасн ѣвъ барыня: «что вы все это время не переставали волочиться за мною». —

Mons. Dessein возвратился, выпустивъ насъ изъ кареты и объявилъ [дам ѣ], что Графъ Л., ея братъ, только что прі ѣхалъ въ гостинницу. Хотя я былъ безконечно доброжелателенъ къ этой [дам ѣ], но не могу сказать, чтобы случаю этому порадовалось мое сердце, и я не могъ удержаться, чтобы не сказать ей этаго; «потому что это обстоятельство пагубно, сударыня», сказалъ я: «одному предложенію, которое я нам ѣренъ былъ вамъ сд ѣлать». — «Совс ѣмъ не нужно разсказывать мн ѣ, какое было это предложеніе», сказала она, положивъ одну руку въ мою и прерывая меня: «Когда мужчина им ѣетъ въ виду сд ѣлать какое нибудь любезное предложеніе женщин ѣ, р ѣдко бываетъ, чтобы женщина н ѣсколько минутъ прежде не им ѣла предчувствія о немъ». —

— «Природа вооружила женщину этимъ предчувствіемъ», сказалъ я: «какъ средствомъ предохранительнымъ». — «Но я думаю», сказала она, посмотр ѣвъ мн ѣвъ лицо: «мн ѣнельзя было ожидать ничего дурнаго и, сказать вамъ правду, я р ѣшилась принять ваше предложеніе. Ежели бы это было (она остановилась одну минуту), я полагаю, ваше расположеніе заставило бы меня разсказать вамъ исторію о себ ѣ, которая возбудила бы лишь одно опасное чувство въ васъ во время путешествія — состраданіе». — Сказавъ это, она позволила мн ѣ. поц ѣловать ея руку два раза и съ взглядомъ, въ которомъ выражалось столько чувствительности, сколько и н ѣжности, она вышла изъ кареты, и сказала adieu. —

Я никогда въ жизни не кончалъ такъ скоро дв ѣнадцати гвинейнаго торга; время казалось мн ѣтяжело посл ѣразлуки съ барыней, и каждая минута казалась мн ѣза дв ѣ; это продолжалось до т ѣхъ поръ, пока я не привелъ себя въ движеніе — я заказалъ сейчасъ же почтовыхъ лошадей и пошелъ въ отель.—

«Боже!» сказалъ я, услыхавъ, какъ городскіе часы били четыре, [и] вспоминая, что я былъ только немного больше часу въ Кале. «Ц ѣлый томъ приключеній можетъ вывести изъ этаго маленькаго времени жизни челов ѣкъ, сердце котораго сочувствуетъ каждой вещи, и который им ѣетъ глаза, чтобы вид ѣть т ѣвещи, которыя судьба безпрестанно разставляетъ на его пути, и который не пропускаетъ къ тому случаевъ. Пишу ли я съ пользою — или то сд ѣлаетъ лучше другой — что за д ѣло — это опытъ надъ челов ѣческой природой; я работаю для себя, и довольно: удовольствіе, которое я чувствую при этомъ, возбуждаетъ мои способности, лучшую часть моей крови, и усыпляетъ большую худшую часть. Я жал ѣю о томъ челов ѣк ѣ, который, путешествуя отъ Дана до Бершебы, можетъ восклицать: все пусто! — и д ѣйствительно оно такъ. Весь св ѣтъ таковъ для того, который не обрабатываетъ плоды, которые онъ представляетъ». — «Я объявляю», сказалъ я, н ѣжно соединивъ руки: «что я въ пустын ѣнашелъ бы предметы, которые вызвали бы мою чувствительность; ежели бы я не нашелъ лучше, я бы устремилъ ее на какую нибудь н ѣжную мирту, отыскалъ бы грустный кипрусъ, чтобы соединиться съ нимъ — я бы благословлялъ ихъ т ѣнь и н ѣжно благодарилъ бы ихъ за ихъ покровительство — я бы выр ѣзалъ свое имя на нихъ; и клялся бы, что они — любезн ѣйшія деревья всей пустыни; я вм ѣст ѣсъ ними грустилъ бы, когда они теряли бы свою зелень, и когда они станутъ радоваться, я буду радоваться вм ѣст ѣсъ ними. Ученый Смельфунгусъ [190]путешествовалъ отъ Болоніи до Парижа — отъ Парижа до Рима и т. д., но онъ вы ѣхалъ съ сплиномъ и разлитою желчью, и всякой предметъ казался ему безцв ѣтнымъ и безобразнымъ; онъ написалъ отчетъ своего путешествія, но это не былъ отчетъ его путешествія, а отчетъ о его несчастныхъ и дурныхъ чувствахъ. Я встр ѣтилъ Смельфунгуса въ большомъ Portico Пантеона, онъ только что выходилъ изъ него. «Это больше ничего, какъ удобное м ѣсто для п ѣтушинаго боя», сказалъ онъ. — «Я желалъ бы», сказалъ я: «чтобы вы ничего хуже не сказали про Венеру Медицискую», потому что, про ѣзжая черезъ Флоренцію, я слышалъ, что онъ напалъ на эту Богиню и обошелся съ нею, какъ съ самою непотребною женщиною, безъ мал ѣйшей къ тому причины. — Я опять нечаянно встр ѣтилъ Смельфунгуса около Турина, когда онъ возвращался изъ своихъ дальнихъ странствованій. У него была ц ѣлая куча печальныхъ приключеній, которыя онъ разсказывалъ; онъ въ нихъ говорилъ о приключеніяхъ на мор ѣи на суш ѣ — о канибалахъ , которые другъ друга съ ѣдаютъ — антропофагахъ [191]— онъ былъ живой обдираемъ и его мучили и съ нимъ поступали хуже, ч ѣмъ съ Св. Варфоломеемъ, во всякой гостинниц ѣ, въ которой останавливался. —