Харпер Ли - Убить пересмешника - английский и русский параллельные тексты

У этих двоих вышел спор с лучшим мейкомбским кузнецом из-за кобылы, которая забрела на чужой луг, и они отправили кузнеца на тот свет, да ещё имели неосторожность сделать это при трёх свидетелях, а потом уверяли, что так этому сукину сыну и надо, и воображали, будто это их вполне оправдывает. They persisted in pleading Not Guilty to first-degree murder, so there was nothing much Atticus could do for his clients except be present at their departure, an occasion that was probably the beginning of my father's profound distaste for the practice of criminal law. Они твердили, что в убийстве с заранее обдуманным намерением не виновны, и Аттикус ничем не мог им помочь, кроме как присутствовать при казни, после чего, должно быть, он и проникся отвращением к уголовным делам. During his first five years in Maycomb, Atticus practiced economy more than anything; for several years thereafter he invested his earnings in his brother's education. За первые пять лет жизни в Мейкомбе Аттикус не столько занимался адвокатской практикой, сколько практиковался в строгой экономии: все свои заработки он вложил в образование младшего брата. John Hale Finch was ten years younger than my father, and chose to study medicine at a time when cotton was not worth growing; but after getting Uncle Jack started, Atticus derived a reasonable income from the law. Джон Хейл Финч был на десять лот моложе моего отца и решил учиться на врача как раз в ту пору, когда хлопок так упал в цене, что его и выращивать не стоило; потом Аттикус поставил дядю Джека на ноги и вздохнул свободнее. He liked Maycomb, he was Maycomb County born and bred; he knew his people, they knew him, and because of Simon Finch's industry, Atticus was related by blood or marriage to nearly every family in the town. Он любил Мейкомб, он был плоть от плоти округа Мейкомб, знал всех здешних жителей, и они его знали; а благодаря стараниям Саймона Финча Аттикус был если не в кровном родстве, так в свойстве чуть ли не со всеми семействами города. Maycomb was an old town, but it was a tired old town when I first knew it. Мейкомб - город старый, когда я его узнала, он уже устал от долгой жизни. In rainy weather the streets turned to red slop; grass grew on the sidewalks, the courthouse sagged in the square. В дождь улицы раскисали, и под ногами хлюпала рыжая глина; тротуары заросли травой, здание суда на площади осело и покосилось. Somehow, it was hotter then: a black dog suffered on a summer's day; bony mules hitched to Hoover carts flicked flies in the sweltering shade of the live oaks on the square. Почему-то в те времена было жарче, чем теперь: чёрным собакам приходилось плохо; на площади тень виргинских дубов не спасала от зноя, и костлявые мулы, впряженные в тележки, яростно отмахивались хвостами от мух.

Men's stiff collars wilted by nine in the morning.	Крахмальные воротнички мужчин размокали уже к девяти утра.
Ladies bathed before noon, after their three-o'clock naps, and by nightfall were like soft teacakes with frostings of sweat and sweet talcum.	Дамы принимали ванну около полудня, затем после дневного сна в три часа и все равно к вечеру походили на сладкие булочки, покрытые глазурью из пудры и пота.
People moved slowly then.	Люди в те годы двигались медленно.
They ambled across the square, shuffled in and out of the stores around it, took their time about everything.	Разгуливали по площади, обходили одну лавку за другой, всё делали с расстановкой, не торопясь.
A day was twenty-four hours long but seemed longer.	В сутках были те же двадцать четыре часа, а казалось, что больше.
There was no hurry, for there was nowhere to go, nothing to buy and no money to buy it with, nothing to see outside the boundaries of Maycomb County.	Никто никуда не спешил, потому что идти было некуда, покупать нечего, денег ни гроша, и ничто не влекло за пределы округа Мейкомб.
But it was a time of vague optimism for some of the people: Maycomb County had recently been told that it had nothing to fear but fear itself.	Но для некоторых это было время смутных надежд: незадолго перед тем округу Мейкомб объяснили, что ничего не надо страшиться, кроме страха2.
We lived on the main residential street in town -Atticus, Jem and I, plus Calpurnia our cook.	Наш дом стоял на главной улице жилой части города, нас было четверо - Аттикус, Джим, я и наша кухарка Кэлпурния.
Jem and I found our father satisfactory: he played with us, read to us, and treated us with courteous detachment.	Мы с Джимом считали, что отец у нас неплохой: он с нами играл, читал нам вслух и всегда был вежливый и справедливый.
Calpurnia was something else again.	Кэлпурния была совсем другая.
She was all angles and bones; she was nearsighted; she squinted; her hand was wide as a bed slat and twice as hard.	Вся из углов и костей, близорукая и косила; и рука у неё была широкая, как лопата, и очень тяжёлая.
She was always ordering me out of the kitchen, asking me why I couldn't behave as well as Jem when she knew he was older, and calling me home when I wasn't ready to come.	Кэлпурния вечно гнала меня из кухни и говорила, почему я веду себя не так хорошо, как Джим, а ведь она знала, что Джим старше; и она вечно звала меня домой, когда мне хотелось ещё погулять.
Our battles were epic and one-sided.	Наши сражения были грандиозны и всегда кончались одинаково.
Calpurnia always won, mainly because Atticus always took her side.	Кэлпурния неизменно побеждала, больше потому, что Аттикус неизменно принимал её сторону.
She had been with us ever since Jem was born, and I had felt her tyrannical presence as long as I could remember.	Она жила у нас с тех пор, как родился Джим, и, сколько себя помню, я всегда ощущала гнёт её власти.
Our mother died when I was two, so I never felt her absence.	Мама умерла, когда мне было два года, так что я не чувствовала утраты.
She was a Graham from Montgomery; Atticus met her when he was first elected to the state legislature.	Она была из города Монтгомери, урождённая Грэм; Аттикус познакомился с нею, когда его в первый раз выбрали в законодательное собрание штата.

He was middle-aged then, she was fifteen years his junior.	Он был тогда уже пожилой, на пятнадцать лет старше её.
Jem was the product of their first year of marriage; four years later I was born, and two years later our mother died from a sudden heart attack.	В первый год после их свадьбы родился Джим, после него через четыре года - я, а ещё через два года мама вдруг умерла от разрыва сердца.
They said it ran in her family.	Говорили, что это у Грэмов в роду.
I did not miss her, but I think Jem did.	Я по ней не скучала, но Джим, наверно, скучал.
He remembered her clearly, and sometimes in the middle of a game he would sigh at length, then go off and play by himself behind the car-house.	Он хорошо помнил маму и иногда посреди игры вдруг длинно вздыхал, уходил за гараж и играл там один.
When he was like that, I knew better than to bother him.	Когда он бывал такой, я уж знала, лучше к нему не приставать.
When I was almost six and Jem was nearly ten, our summertime boundaries (within calling distance of Calpurnia) were Mrs. Henry Lafayette Dubose's house two doors to the north of us, and the Radley Place three doors to the south.	Когда мне было около шести лет, а Джиму около десяти, нам летом разрешалось уходить от дома настолько, чтоб слышать, если Кэлпурния позовёт: к северу - до ворот миссис Генри Лафайет Дюбоз (через два дома от нас), к югу - за три дома, до Рэдли.
We were never tempted to break them.	У нас никогда не было искушения перейти эти границы.
The Radley Place was inhabited by an unknown entity the mere description of whom was enough to make us behave for days on end; Mrs. Dubose was plain hell.	В доме Рэдли обитало неведомое страшилище, стоило упомянуть о нём - и мы целый день были тише воды, ниже травы; а уж миссис Дюбоз была сущая ведьма.
That was the summer Dill came to us.	В то лето к нам приехал Дилл.
Early one morning as we were beginning our day's play in the back yard, Jem and I heard something next door in Miss Rachel Haverford's collard patch.	Как-то рано утром мы с Джимом вышли на задворки, и вдруг в огороде у нашей соседки, мисс Рейчел Хейверфорд, среди грядок с капустой что-то зашевелилось.
We went to the wire fence to see if there was a puppy - Miss Rachel's rat terrier was expecting - instead we found someone sitting looking at us.	Мы подошли к проволочной изгороди поглядеть, не щенок ли это, - у мисс Рейчел фокстерьер должен был ощениться, - а там сидел кто-то коротенький и смотрел на нас.
Sitting down, he wasn't much higher than the collards.	Над капустой торчала одна макушка.
We stared at him until he spoke:	Мы стояли и смотрели. Потом он сказал:
"Hey."	- Привет!
"Hey yourself," said Jem pleasantly.	- Сам привет, - вежливо ответил Джим.
"I'm Charles Baker Harris," he said.	- Я Чарлз Бейкер Харрис, - сказал коротенький.
"I can read."	- Я умею читать.
"So what?" I said.	- Ну и что? - сказала я.
"I just thought you'd like to know I can read.	- Я думал, может, вам интересно, что я умею читать.
You got anything needs readin' I can do it...."	Может, вам надо чего прочитать, так я могу...

Читать дальше