Жорж Старков - Город ненаступившей зимы [СИ]

Булавин встал на ноги, отряхнул штаны и ветровку, озираясь, будто затравленный волчонок. Он помассировал виски и попытался понять, что случилось. Однако, размышления прервал Толик, насмешливо выглядывающий из калитки школьного забора.

— Поздравляю! — бросил подросток. — В первый раз и так ярко…

— Что со мной было? — спросил Сергей, уходя с проезжей части и всё ещё озираясь по сторонам.

— Ничего особенного, — пожал плечами юноша. — Ты просто заглянул обратно.

— Куда «обратно»?

— Туда «обратно», — беззлобно перекривил его Толик. — Откуда мы все пришли.

— Это всё было настоящее?

— Что есть настоящее… — вздохнул юноша и неспешно двинулся в школьный двор, на свою любимую спортивную площадку. — Всё здесь настоящее, и там тоже — всё настоящее…

— Ты можешь объяснить толком? — одернул его за плечо мужчина.

— Могу, — проигнорировал грубость Толик. — Пойдем, присядем, — кивнул он в сторону площадки.

— Меня чуть не задавили! — пожаловался инженер.

Юноша лишь едва уловимо улыбнулся в ответ.

— Понимаешь, Сергей, — начал Толик, когда они, наконец, уселись на низенькую скамейку, — всё реально. Эти турники — реальны? Реальны! — сам ответил он на свой вопрос. — Эта краска на скамье, — он отломил кусочек отслоившейся, засохшей эмали и бросил в сторону. — Всё реально, пойми это. Но реально, для всех по-разному!

Сергей, лишь, почти истерично замотал головой, сигнализируя о том, что ничего не понимает и вряд ли сможет понять.

— Успокойся! — призвал подросток. — Для нас реально то, что здесь. Для живых — всего этого нет. Так и для нас — мира живых нет, в привычном понимании. Мы, как жильцы многоэтажки. Мы на третьем, допустим. Мы знаем своих соседей, мы с ними здороваемся, общаемся. Но, мы не видим того, что происходит, в это же самое время, этажом выше или ниже. Для нас этажей этих будто бы нет! Но, всё же, мы все находимся в одной географической точке. Просто плоскости разные.

— То есть, ты хочешь сказать, — взволнованно предположил Сергей, — что я сходил к соседям наверх?

— Что-то вроде, — закивал Толик.

— Такое возможно? — не верил Булавин.

— Ну, ты же видел! — всплеснул руками подросток. — Чего ты глупые вопросы задаёшь? Всё возможно, если верить…

— Верить… — как-то отстранённо повторил Сергей. — Вайнштейн как-то сказал мне: «Поаккуратнее с Верой…». Он это имел в виду?

— Не знаю, — ответил Толик. — Наверное. Хотя, кто его разберёт. Странный он, Вайнштейн…

— Толик, — Сергей с надеждой посмотрел парню прямо в глаза. — А я смогу ещё?

— «Заглянуть к соседям сверху»?

— Да.

— Всё зависит от тебя. Кто-то лишен этой возможности. Григорий Васильевич, например, не умеет, чтобы прямо ярко, как у тебя. Так, ненадолго и одним глазком. А вот многие — вполне.

— Это можно контролировать?

— Да.

— Ты меня научишь?

— Я? — удивился Толик. — Нет. Здесь у каждого всё, как-то, по-своему. Ты поймешь, как именно у тебя. Но советом, если надо, помогу.

— Советом, — вздохнул Сергей. — Слушай, Толик, а они меня видели?

— Кто? Живые?

— Да, живые.

— Не знаю. Может быть. У тебя вроде бы всё очень ярко было.

— Ты тоже это видел? Машины, людей…

— Нет, — прервал его юноша. — Тебя я видел — этого достаточно. Я понял, что ты заглянул в чужой мир.

— Чужой… Никакой он мне не чужой!

— Чужой! — с настороженностью в голосе отчеканил Толик. — И ты, лучше, запомни это. Он уже чужой и нашим никогда не станет!

— Чего ты так взъерепенился? — покосился на него Булавин.

— Того! Это очень опасно — не разделять грани.

— Почему?

— Я тебе покажу…

Юноша открыл перед Сергеем дверь в полуподвальное помещение и окутанный тьмой коридор озарили неестественно жёлтые лучи электрического света лампы накаливания. Инженер заглянул внутрь. В небольшой мастерской за верстаком стоял пожилой лысоватый мужчина невысокого роста, с, прямо-таки, «горьковскими» седыми усами. Облачен здешний обитатель был в растянутый зелёный свитер и синий защитный фартук, серые широкие штаны, из-под коих виднелись поношенные армейские ботинки старого образца. Мужчина увлечённо ошкуривал какую-то деревянную плоскую конструкцию, больше всего напоминающую сиденье будущего табурета.

— Аким Петрович! — окликнул старичка Толик.

Мужчина прекратил шлифовать своё произведение «столярного искусства», обернулся и по-доброму погрозил пальцем.

— Ах, Толька! Опять уроки прогуливаешь?

— Да, полно вам, Аким Петрович! Все свои! — подмигнул он старику. — Хочу представить — Сергей, — кивнул он на инженера.

— Здравствуйте! — засеменил старичок навстречу Булавину, слегка заплетаясь в своем фартуке. — Вы, наверное, папа кого-то из наших сорванцов? Ни этого, случаем? — взглянул он на Толика.

— Нет, — замялся Сергей. — Я…

— Он папа новенького, — спас инженера юноша. — Перевели, тут к нам, из другой школы…

— А-а-а, ясно, ясно! — закивал старичок и протянул Сергею руку. — Аким Петрович — школьный плотник! — гордо изрек он.

— Очень приятно, — соблюл правила приличия Булавин.

— Ага, ага! — закивал плотник. — Вашему сынишке у нас в школе понравится. Тут хорошие ребятки, учителя тоже. В общем — хорошая школа! А вы, из какой перевелись?

— Из Черногорской… — пролепетал Сергей, не веря своим ушам.

— Черно… что? — переспросил плотник.

— С Черного моря приехали, Аким Петрович! — снова выручил Толик. — Ну, мы только поздороваться! Мы пойдем…

— Толя! — крикнул напоследок Аким Петрович. — Будешь проходить мимо, Лидии Ивановне скажи — стулья для девятого кабинета я починил. Пусть ребят пришлёт, забрать. Сам я их не потащу, уж, увольте!

— Обязательно, Аким Петрович, обязательно! — пообещал парень и закрыл дверь в каморку.

Сергей со своим провожатым выбрались на свежий воздух. Хотя, конечно, никакой свежести в нём не ощущалось. Он был таким же безвкусным и застоявшимся, как и в подвале. Однако, под открытым небом, казалось всё же комфортнее.

— Вот видишь? — покачал головой Толик. — Он не понимает, что умер — не разделяет наш мир и мир живых! Бывает, ходит по школе, делает детям замечания, выходит сюда, на спортплощадку — подбадривает их. Они его не видят, но он этого не понимает! Но иногда его заблуждение вызывает настоящие проблемы.

— Какие, например?

— Например, доносится шум из подвала. Сами открываются и закрываются двери, а иногда, — Толик непроизвольно понизил голос, — его даже видят. У одной женщины, учителя, инфаркт приключился. Пацан из пятого класса, познакомившись с нашим плотником, заикой остался. Много было случаев…

— А почему он не различает, где живые, а где мёртвые?

— Он умер в своей мастерской, так и поняв, что умер. Просто присел на стульчик, положил голову на стол, умер, а сам решил, что просто прикорнул! А потом проснулся и давай работу работать. Он очень любил всё здесь — школу, детей. Сорок лет проработал. Тут была вся его жизнь — здесь она и остается теперь.