Жорж Старков - Город ненаступившей зимы [СИ]

Улавливая знакомые соцветия звуков, Толик чувствовал, как от окружающих его живых исходят эманации раздражения, неприязни, а иногда и страха. Многое поменялось. И менялось это у него на глазах. Жизнь уже не та, которую помнил. Иногда приходили мысли, которые гнал от себя прочь. Но, вот уже три десятилетия они становились всё навязчивее. Всё чаще он замечал — то, за что умирали миллионы, продали очень дёшево. Даже не продали, просто расфукали, дали себя обокрасть. Позволили заменить разномастное, но, вместе с тем, великое, единое и дружное, на раздробленные шайки, ощерившихся своей колючей индивидуальностью и обособленностью племён, готовых перегрызть друг другу глотки.

Гости с солнечного Кавказа превратились в гостей непрошеных, вытирающих грязные ноги о фамильные ковры. Радушные хозяева — в смурных горничных, вынужденных из под палки принимать квартирантов любого сорта. Куда всё делось? Куда испарились дружеские объятия? Куда улетучилось уважение друг к другу? Где потерялась человечность и взаимовыручка? Почему некогда общий дом превратился в коммуналку, где каждый стремиться навалить кучу побольше под соседскую дверь? Неужели, для мира так нужна война? Неужели, для того, чтобы жить надо умирать? Правда, на последний вопрос Толик уже давно нашёл для себя ответ.

Музыка стала ещё громче и он, наконец, снова заглянул в мир живых. Перед ним стояло три автомобиля — две «Лады Приоры» и один старенький «Форд», припаркованные вкривь и вкось, прямо посреди застывшего в позднем вечернем мраке двора девятиэтажки. Из динамиков рвались национальные мотивы, а меж машин толпилась кучка галдящих молодых людей. Несмотря на стремящийся к полуночи час, никто из них и не думал о том, чтобы выключить музыку, разрывающую в клочья пугливую тишь, не говоря уже о том, чтобы сбавить тон собственных голосов. Внезапно, один из молодых людей схватился за грудь и повалился на землю. Глаза подкатились, и ему показалось, что он увидел мальчишку склонившегося над ним. Сквозь задорные переливы, до сознания умирающего донеслось: «Я же обещал, что приду за тобой…»

Сердце молодого кавказского парня остановилось. Его товарищи бегали вокруг, галдели, пытались вызвать скорую, раз за разом набирая «ноль три» и не понимая почему не идёт соединение. Они кричали в занавешенные окна, просили помощи, но их, за весёлым переливом солнечной лезгинки, никто не услышал. Хотя, скорее не захотел услышать…

Анвар Сардиев, несмотря на то, что город окутал поздний вечер, неуклонно и решительно вознамерившийся сдать пост сменщице-ночи, сидел в зале, уставившись в аквариум, и потягивал «Дюарс». Анвар пил немного. Лишь когда мозгу нужна была разгрузка. Каждый мелкий глоток будто ставил документальную киноленту об этом безумном мире на паузу и давал несколько мгновений для перекура измученному противоречиями сознанию. Когда перекур нужен был снова — Анвар делал ещё глоток. Сегодня их было сделано уже немало. Наверное, в том, что Сардиев никогда не пьянел, была его беда. Иногда, хотелось, да вот, никак. А потому и не пытался, особо. Просто, делал паузы, снова и снова. Возможно, нужно просто сменить киноленту? А можно ли это сделать? И как? Ответов на эти вопросы Анвар не знал, хотя, где-то глубоко внутри понимал, что найти их рано или поздно придётся. И, конечно же, не факт, что ответы эти окажутся правильными. Но, так или иначе… Так или иначе…

Телефон зазвонил в тот миг, когда Анвар только-только в очередной раз поцеловал янтарную терпкость. Внутри всё передёрнуло. Однако, заметить это мог лишь сам Сардиев. Внешне он оставался спокоен для всех, даже для себя, смотря сейчас на отражение, в наполированной стенке аквариума. Отрываться от него не хотелось, однако, звонок, громкость которого нарастала с каждым гудком, мог разбудить родных, а ведь он так их любил…

На экранчике телефона светился незнакомый номер, но Сардиев нажал зелёную клавишу.

— Спишь? — раздалось на другом конце линии.

— А это имеет значение? — узнал Анвар голос Горбина.

— Нет. Не имеет, — откровенно признался начальник управления МВД. — Новости смотрел?

— Смотрел.

— Это хорошо, хорошо… А, не скажешь мне, Анварчик, как этот дурачок на вокзале оказался?

— А ты у него спроси, — парировал Анвар.

— Боюсь, говорить он сейчас не сможет, да и, вряд ли, вообще, заговорит. Потому у тебя и интересуюсь?

— Не по адресу.

— Да, ну? Нет, ну, ты всё-таки просвети, почему этот придурок с твоими людьми не уехал?

— Ну, ты же сам сказал — придурок, — снова парировал нападки Сардиев. — Тем более, это ты мне его…

— Ты мне не тыкай! — резко оборвал его Горбин. — Если бы наш товарищ, сам знаешь откуда, не поставил своих людей, твоих, кстати, сородичей, за тугодумами твоими присматривать — этот полудурок, сам знаешь о ком я, сейчас бы хрен знает где гулял! Что теперь мне скажут, а? Кто теперь со мной работать будет? Я имею в виду людей серьёзных, а не шантрапу, вроде тебя. Косяк это, Анварчик, косяк!

— Во-первых, Вадим Артёмович, — скрипя зубами, процедил Анвар, — голос на меня не повышай. Я тебе не мальчик. А во-вторых…

— Завтра поговорим! — грубо перебил его Горбин. — У тебя, на бережку. В восемь жди.

Связь оборвалась. Анвар положил телефон на столешницу, протолкнул внутрь ещё один глоток янтарного алкоголя и опустится в плетёное кресло.

— В восемь мы ещё не работаем… — почти про себя пробубнил Сардиев, мысленно круша всё вокруг.

Он мог позволить себе материализовать гнев. Мог купить новый аквариум или даже дом. Но, какой был в этом смысл? Ведь гнев деструктивен, по своей природе. Он не имеет смысла, а, значит, и деньги на него — тоже бездумная трата. Смысл бы имелся, если можно было бы купить ответы на терзающие вопросы. На это Анвар бы не поскупился… Но, судьба очень жадный торговец. До всего приходится доходить самому. А потому и искать ответы нужно самостоятельно. И, как видно, искать прямо сейчас…

Сергей снова всю ночь провёл у родительской кровати, то и дело, уходя за грань, за которую переступив однажды, обратной дороги уже нет. За эту ночь он выходил в мир живых десятки раз и каждый из них рассчитывал, что в постели кто-то появится. Появится мать, появится отец… Но они были в другом месте, в ЦГБ райцентра, где, между жизнью и смертью балансировал младший брат. Несмотря на то, что родители находились далеко, он чувствовал их боль, негодование, потерянность… Неведомо откуда, но он знал, что стариков даже не пустили к сыну. Знал — единственное, что убеждало их в том, что он ещё жив, это робкие заверения врачей, что шанс есть. А ещё суровые вопросы следователей, говоривших о Коле, как о живом и способном нести наказание.