Мелани Бенджамин - Госпожа отеля «Ритц» [litres]

Она любит своего мужа, черт возьми! Но это не значит, что сейчас она не наслаждается своим триумфом, не радуется тому, что заставила его ревновать.

К тому моменту, как Бланш пересекает Сену, она уже не думает о Клоде. Она шагает по-мужски уверенно и широко; ей не терпится пройтись по симпатичному маленькому рынку, полному цветов и птиц в клетках – в основном певчих птиц с ярко-синим или желтым оперением. Несмотря на страх перед птицами, Бланш считает их очаровательными; к тому же она не видела ничего подобного в Штатах. Хотя птицы не всегда поют и не всегда выглядят довольными, клетки, расставленные на столах и свисающие с шестов, вызывают у Бланш восторг. Это так по-парижски.

Она садится на скамейку у воды и смотрит на рынок. И тут Бланш видит ее. Протискиваясь сквозь толпу, она начинает смеяться еще до того, как добирается до Бланш. Она, как обычно, одета в разномастные вещи: клетчатый шарф, небрежно повязанный вокруг шеи, черные кружевные перчатки, мешковатая зеленая шерстяная юбка, кожаная куртка, слишком большая для нее.

Бланш хочется вскочить и помахать рукой, но она сдерживается; Лили может быть под наблюдением – Фрэнк Мейер намекал на это, когда передавал записку и фиалки. К тому же рынок патрулируют немецкие солдаты; время от времени они останавливаются пофлиртовать с деревенскими девушками, присматривающими за прилавками под бдительными взглядами папаш. Поэтому Бланш остается на месте и смотрит прямо перед собой, пока Лили не садится рядом с ней.

Лили вкладывает пальцы в ее ладонь, и на мгновение сердце Бланш перестает биться.

Она уже смирилась с тем, что больше никогда не увидит Лили. Лили погибла, исчезла; Бланш похоронила ее загадочный, вызывающий изумление и восторг образ в глубине своей души. На поверхности осталось схематичное воспоминание о женщине, которую она встретила в путешествии. Забавной, странной особе, которая заставляла ее смеяться. Вот и все. Они ведь были знакомы совсем недолго. Бланш, конечно, знала, что так бывает: люди приходят в вашу жизнь, освещают темный угол, о существовании которого вы даже не подозревали, а потом исчезают. Настоящая, прочная духовная связь встречается редко – с этим ничего не поделаешь.

Теперь, когда Лили вернулась, Бланш переполняет счастье. Она и представить себе не могла, что встретит человека, который будет понимать ее без слов, что жизнь преподнесет ей такой редкий, драгоценный подарок. Едва взглянув на Лили, Бланш понимает, что сейчас произойдет что-то хорошее – или, по крайней мере, что-то захватывающее. А ей это очень нужно. После авантюры с британским летчиком – она старается думать об этом именно как об авантюре, не акцентируя внимание на том, насколько опасным было ее приключение, – она не может спать спокойно.

Ведь это была не просто авантюра! Она рисковала, чтобы сделать кое-что очень важное. Она была смелой, находчивой. Она спасла человеку жизнь.

И она жаждет сделать это снова.

С того самого невероятного дня она мечтает по-настоящему участвовать в Сопротивлении, о котором говорят французы, когда нацисты их точно не слышат. Она даже попросила о помощи Фрэнка Мейера, когда они сидели в кафе возле Пале-Рояля в его редкий выходной. Но он поднял руку, чтобы заставить ее замолчать, прежде чем Бланш успела закончить фразу.

– Ничего не выйдет, Бланш, – сказал здоровяк. – Я рад, что смог помочь тебе… в тот раз. Но Клод убьет меня, если узнает, что я втянул тебя в Сопротивление. И ты знаешь почему.

– Да, но…

– Бланш, я тебе не завидую. Я знаю, многим кажется, что у тебя есть все, но мы оба понимаем, что это не так.

Ее щеки горели; она была ошеломлена словами Фрэнка и уткнулась носом в чашку кофе, чтобы спрятать лицо. Чтобы скрыть, как она тронута тем, что кто-то понял ее. Разглядел ее одиночество, ее тревоги – и понял их причину.

– Пойми, Клод – мой работодатель. Я многое скрываю от него; меня это, в общем-то, не смущает. Но тут… другое. Ты его жена, и он очень заботится о тебе, очень беспокоится.

– У него странный способ демонстрировать это. – Бланш не стала вдаваться в подробности. Фрэнк, который знал все, что происходило в «Ритце», наверняка был в курсе ночных похождений Клода.

– Я не в том положении, чтобы кого-то осуждать, – вот и все, что сказал Фрэнк; тема была закрыта.

И все же она не собиралась оставаться в стороне, отсиживаться в темном углу или наблюдать за окружающим кошмаром, скрывшись за парчовыми занавесками «Ритца». Но Бланш понятия не имела, к кому еще обратиться, у кого узнать, чем она может помочь.

Пока Лили не села на скамейку рядом с ней.

Бланш думает, что они будут просто болтать о том, как Лили путешествовала, где сделала новую стрижку, какое вино пила в Испании. В «Ритце» она привыкла к таким разговорам.

Поэтому ей требуется несколько мгновений, чтобы собраться с мыслями, чтобы осознать, что Лили говорит не о достопримечательностях и гостиничных номерах, а о сражениях, о крови, о ночах, проведенных в пещерах с крестьянами, о бомбах, падающих с неба. Она упоминает кого-то по прозвищу Теленок, кого-то по имени Мускат.

Лили рассказывает, как в ночь после боя они с Робертом занимались любовью на улице, а их ружья лежали рядом на земле.

А Бланш думает, что любовь должна быть слаще, когда смерть так близко, что ее можно коснуться рукой.

Теперь Лили, кажется, рассказывает о Париже. Бланш нужно сосредоточиться; она настолько поглощена своими мыслями, что не поспевает за потоком слов, льющимся изо рта подруги. А Лили не может остановиться, как будто слова были долго заперты глубоко внутри нее, а сейчас Бланш открыла потайную дверь. Бланш рассматривает Лили, внезапно встревожившись; она наконец замечает, как похудела ее подруга, как она бледна, как яростно горят ее глаза.

Лили говорит о мужчине, который сделал петлю из трехцветного флага и повесился на мосту Альма на следующий день после того, как немцы вошли в Париж. И никто не остановил его – даже она.

По-видимому, в первые дни оккупации Лили и Роберт объединились со студентами. Они сопротивлялись, пока обычные французы, ошеломленные происходящим, бездействовали.

– Как Роберт? – Бланш в конце концов перебивает Лили; то, что она рассказывает, слишком ужасно. – Надеюсь, на этот раз мне удастся с ним встретиться. Вы собирались в Испанию в такой спешке…

– Роберт, – перебивает Лили, – мертв.

– О, Лили! – Глаза Бланш наполняются слезами. Нелепо, думает она, оплакивать человека, которого никогда не видела. Она слишком эмоциональна. Глаза Лили сухие; когда она переводит на нее немигающий, как у куклы, взгляд, Бланш начинает рассматривать птицу в клетке в конце прилавка. Птица горчичного цвета с переливчато-синими крыльями прыгает вверх-вниз, со своей жердочки на пол клетки снова и снова, как будто у нее припадок.