Мелани Бенджамин - Госпожа отеля «Ритц» [litres]

– Погиб в самом начале, – продолжает Лили, как будто Бланш задала вопрос. – Сразу после того, как вонючие немцы напали на нас. Может, я тебе когда-нибудь расскажу. Я молюсь, чтобы все они сгорели в аду.

– Я знаю, что многие из них ужасны. Но среди них есть дети – мальчики, которые не хотели приезжать сюда, которые не так плохи, как другие…

– Они чудовища, Бланш. Во Франции все не так, как в твоем «Ритце». То, что происходило в Польше и Австрии, теперь происходит здесь.

От отвращения и стыда у Бланш сводит желудок. В этот самый момент Клод, наверное, подает чай монстрам, которые убили Роберта. А она сама… ведь сегодня утром она специально сказала Астрид, что у нее красивые волосы. Вчера она сидела с Фридрихом, пока он читал письмо от своей девушки; она даже обняла мальчика, когда он со слезами на глазах рассказал, что у той появился другой кавалер – солдат СС, расквартированный в Берлине.

Бланш понимает, что ей надо выбираться из «Ритца». Она должна увидеть, что происходит за его стенами. Если она этого не сделает, то как сможет жить дальше?

Как сможет искупить свою ложь?

– Хорошо, что мы увиделись. Мне это было нужно, – говорит Лили; Бланш тронута до глубины души, хоть и знает, что не заслуживает ее дружбы. – Теперь у меня другой любовник. Он тоже ненавидит нацистов, и у него большие планы, прекрасные планы!

Она вытирает нос рукавом, отказываясь от предложенного Бланш носового платка, и улыбается. Веснушки на ее бледной коже похожи на чернильные пятна.

– Но ведь он не такой, как Роберт, правда?

– Нет, Лоренцо не мой мужчина. Он просто мужчина. Это разные вещи.

– Как будто я этого не понимаю! – Бланш вздыхает, чувствуя, что для нее Клод никогда не был просто мужчиной. Он невыносим, напыщен, аморален; он собственник. Джали был таким же. Все мужчины такие! Но когда-то Клод был (или казался) совсем другим…

– Познакомься с моими друзьями, Бланш! Ну, они не совсем мои друзья, не такие, как ты. Они для меня не так важны. Но мы сражались вместе. А это кое-что значит, понимаешь?

– Война объединяет людей. Клод столько раз говорил мне это.

– Но я смогу… смогу забыть о них… Если придется. Оставить их в прошлом ради высшего блага. Поступить так с тобой я не могу, Бланш.

Бланш пристально смотрит на нее, гадая, говорит Лили правду или подлизывается к ней. Ничто из того, что та говорила или делала в прошлом, не указывало на ее привязанность к кому-либо, кроме Роберта. И даже он, подозревает Бланш, мог быть принесен в жертву тому, что Лили считала высшим благом.

Но прежде чем она успевает задать вопрос, Лили заявляет:

– Пора! Время пришло!

Бланш понимает: настал момент, которого она так долго ждала. Вот он, шанс, о котором она мечтала. Глоток джина был бы сейчас кстати; сердце Бланш бешено стучит, ладони вспотели.

Она оглядывается по сторонам; рынок еще переполнен немецкими солдатами, хотя некоторые продавцы уже накрывают птичьи клетки простынями, собираясь домой. Близится вечер.

Бланш видит, как Лили исчезает в лабиринте киосков.

Осень 1942 года

Пытаясь сохранять спокойствие, Клод выходит за дверь и бредет по улицам. Уже ранний вечер, но у него еще много времени. Поэтому он останавливается в кафе, чтобы выпить бокал вина и сделать вид, что читает газету, полную нацистской пропаганды и лжи. На самом деле Клод думает о жене. Куда же она пошла? Почему она была такой спокойной, беззаботной? Может, у нее есть любовник? Но как такое возможно? Ведь все эти месяцы она была у него под носом в «Ритце»…

Нет, конечно, она не могла, она же его жена. Это немыслимо!

Так почему Клод об этом думает?

У него так сводит желудок, что он едва может пригубить вино. Но ему известно, внешний вид имеет значение. Так что он пьет, оплачивает счет, кивает гостям «Ритца».

– Прекрасный вечер для прогулки, не правда ли, месье Аузелло?

– О да, лучший за эту осень!

И идет дальше, надеясь, что сможет успокоиться, отмахнуться от подозрений. Ибо он должен исполнять свои обязанности; жизненно важно, чтобы он их исполнял!

Проходя мимо солдат, которые при виде него сдержанно кланяются, Клод поражается подчеркнутой вежливости оккупантов, тому, как они стараются не оскорбить граждан. Он видел, как в метро немцы уступали место француженкам. Но все это просто спектакль; он продолжает ждать – как и все остальные – когда нацисты покажут свое истинное лицо. Особенно после той отвратительной выставки, посвященной евреям. «Евреи и Франция».

Клод переходит на левый берег Сены, который не так кишит немецкими солдатами, как правый. Он направляется к Пантеону, пересекает Люксембургский сад, где гуляют влюбленные и матери с детьми. Карусель все еще работает, на эстраде играет оркестр. Но это немецкий военный оркестр, и исполняет он музыку из пивных. Громкое «ум-па-па» действует Клоду на нервы, не говоря уже о барабанных перепонках.

И все же он удивляется, каким мирным, безмятежным кажется мир, когда светит солнце – пусть и слабо. Ночью, конечно, все иначе.

– Добрый вечер, друг мой! – Молодой человек машет Клоду из-за столика уличного кафе, придвинутого к окну. Недалеко стоит угольная жаровня, поэтому перчатки мужчина оставляет в кармане пальто. Когда Клод подходит, он встает и целует его в обе щеки.

Две женщины, сидящие за столиком – одна блондинка, другая брюнетка, улыбаются; на вкус Клода, они слишком ярко накрашены. И все же они очаровательны и привлекают внимание своей веселостью, легким смехом, слабым румянцем; он целует обеих и садится рядом с блондинкой.

Клод рассматривает Мартина. В этом парне есть что-то распутное, и Клод заинтригован. Дьявольски красивый, с черными вьющимися волосами и зелеными глазами, Мартин к тому же щегольски одевается (всегда с шелковым шарфом на шее, как летчик); все женщины в радиусе мили неудержимо тянутся к нему. Сам Клод никогда, даже в молодости, не пользовался таким вниманием со стороны прекрасного пола. Он вынужден признать, что завидует Мартину, тем более что тот, должно быть, лет на пятнадцать моложе. Клод очень рад, что у Бланш нет причин встречаться с ним.

Заказывая кофе, он ловит себя на мысли, что снова гадает, чем Мартин занимался до войны. Женщины не возбуждают его любопытство, даже когда блондинка прижимается к его плечу и начинает играть с лацканом.

Насколько известно Клоду, у Мартина нет постоянного жилья; впрочем, он ничего не знает наверняка. Они скрывают друг от друга такие подробности, хотя Мартин прекрасно осведомлен о положении Клода в «Ритце». И он откуда-то знает все о Бланш, это его козырь.

– Мне любопытно, Мартин… – Клод решает задать вопрос, потому что за последние несколько месяцев они по-настоящему полюбили друг друга. По крайней мере, так кажется Клоду. Дело не только в том, что они стали деловыми партнерами в сложное и необычное время. Нет, даже если бы Клод встретил Мартина раньше (как и все парижане, Клод разделил свою жизнь, свои планы и отношения с людьми на «до» и «после» вторжения), они бы стали друзьями. Клод восхищается острым умом своего компаньона, его способностью видеть на три шага вперед. Его находчивостью и умением придать каждому движению – например, знаку, который он делает сейчас официанту, прося принести еще кофе, – изысканность и лоск.