Михаил Гиголашвили - Кока

– Ясно. А таблетки? – озабоченно спросил Нукри.

– А деньги? – напомнил Кока. – Четыре с половиной тысячи баксов?

– В деле никаких упоминаний о деньгах и таблетках нет. Видно, менты распорядились ими по-своему… Сами, суки, всё сожрали, не подавились! А бабки слямзили! Только виселица их исправит! Убожество на убожестве и убожеством погоняет! Впрочем, нет бабок и таблеток – ну и отлично, баба с возу, кобыле легче. А кобыла – это я, который должен вытащить вас из этого дерьма. Ну, давайте, держитесь, через пару минут цирк начинает свою программу! Сейчас мы им покажем! – И убежал из комнаты.

Едва успели выкурить ещё по сигарете, как началось движение: солдаты привели их по коридорам в небольшой зальчик. Жарко натоплено. Сидят три человека: отец Нукри, дядя Нестор, мать Этери и за отдельным столиком – толстячок-адвокат Ражден (ослабив узел галстука, он перекидывался с дядей Нестором какими-то тайными знаками).

Их завели за барьер, вроде ложи в опере. Барьер заперли, хотя перепрыгнуть через него смог бы даже карлик. Два солдата остались стоять по сторонам.

Сели на скамью, помахали родителям. Те без слов ответили тем же. Отец Нукри, лощёный и холёный, в дорогом костюме, нетерпеливо похлопывал по колену свёрнутой газетой. Мама Этери рассеянно смотрела по сторонам.

– Какая-то домашняя ситуация, не находишь? – сказал Нукри, приближая к Кокиному уху чисто выбритое душистое лицо.

Потом в зальчике появился прокурор. Форменный китель не сходился на его пузе. Галстук распущен, из открытого ворота вываливается второй подбородок. Видно тоже, как и адвокат Ражден, пожрать не дурак.

Когда и судья оказалась полной бабищей в фиолетовом платье с брошью-блюдцем и замысловатой причёской крашеных волос, Нукри пробормотал:

– Три толстяка, прямо как в сказке! Чего они тут все такие жирные? А судья – копия нашей Дареджан, не находишь?

– Да, такая же толстуха… – согласился Кока, провожая взглядом секретаршу, мышевидную девушку, худую и узкогубую, неслышными шагами пришедшую и севшую рядом с судьёй. – А прокурор на нашего хинкальщика Баграта с Вельяминовской похож! Такие же щёки развесистые! И зоб трёхслойный!..

Судья взяла слово. Суть сводилась к тому, что следствие провело тщательное расследование, детали дела хорошо известны сторонам, поэтому нет смысла повторять их сейчас, надо только коротко отметить, что обвиняемые приехали из Тбилиси в Пятигорск, где в неустановленном месте в неустановленное время у неустановленных лиц купили 486 грамма гашиша, после чего были задержаны сотрудниками правоохранительных органов.

– С этим всё ясно?

– Абсолютно, – ответил прокурор и показал карандашом в сторону окна, сказав при этом, что по телевизору говорили, ожидается дождь с грозой, так что не будем задерживаться на малозначащих деталях.

Адвокат и судья согласно кивнули, но прокурор не успокоился и заявил, что путём следственных экспериментов установлено, что в действиях обвиняемых не обнаружено цели продажи, перепродажи, распространения или иных противоправных деяний, однако большое количество купленного наркотика не даёт возможности просить у высокого суда меньше чем три года колонии общего режима для каждого.

– Вот сука, не мог меньше сказать?! – сквозь зубы пробурчал Нукри.

– Что с них возьмёшь? Слепой Фемид, как говорит один зэк, – отозвался Кока. – На одном глазу катаракта, на другом – бельмо…

– Ага. И косой… Глаза всегда смотрят в сторону бабла, – ухмыльнулся Нукри.

– Слепоглухонемой Фемид!.. А судья – мордожопая жопоморда!

– Браво, маэстро! – одобрил Нукри (он тоже знал русский блестяще, как все сололакцы).

Стал говорить адвокат. Он указал на то, что один обвиняемый, Николоз Гамрекели, вообще не причастен к делу, он спал и к сумке с наркотиками касательства не имеет. А другого обвиняемого, Нукри Гогоберидзе, наши уличные пятигорские хулиганы обкурили и силой, под угрозой ножа, заставили купить, что он и сделал, находясь в опьянённом состоянии и под психологическим давлением, ибо гашиш он курил первый раз в жизни…

– Хотите сказать, Нукри Гогоберидзе недееспособен? Может, послать его на психическую экспертизу? – Судья вдруг покосилась на Нукри кобыльим глазом, теребя брошку на необъятной груди, а Коке подумалось, что бегемотиха наверняка дома часто готовит пироги, пирожки и пельмени.

Адвокат испугался:

– Нет, боже упаси! Какая экспертиза? Зачем? Он абсолютно здоров! Просто в момент покупки находился не в себе. Да и можно понять. Первый раз в жизни человек покурил это вещество, о чём в деле имеется справка! – Он потряс какой-то бумажкой (хотя какой справкой можно это засвидетельствовать – непонятно).

Судья зыркнула, приказав:

– Приобщить к делу! – Что мышеобразная секретарша и сделала – неслышными шагами забрала у адвоката эту филькину грамоту и аккуратно вложила в папку.

В зальчике крепко натоплено. Прокурор утирает лоб платком, наверняка мечтая о холодном нарзане. Мать Этери скинула жакет, осталась в чёрном платье. Дядя Нестор небрежно накинул пиджак на плечи. И судье явно жарко – под мышками расплылись тёмные пятна пота.

Она задала дежурные вопросы: имя, фамилия, год рождения. Спросила у прокурора, есть ли у него вопросы к обвиняемым, есть ли свидетели, которых надо опросить. Прокурор ответил, что свидетелей нет, как и вопросов:

– Всё ясно как божий день.

– Если всем всё ясно, суд удаляется на совещание! – сказала сама себе судья и уковыляла, переваливаясь, как чудовищная утка, и оставляя за собой шлейф смеси пота и едких духов.

– Ну и жофрень!.. И усики такие же густые, как у Дареджан!.. – проводил её взглядом Нукри.

Точно. Та бегемотиха, доктор Дареджан, работала в республиканской больнице вместе с Нукри, заведовала лабораторией. Дама необъятных размеров, с чёрными густыми усиками и бакенбардами, как у молодого Пушкина. С Кокой она познакомилась через Нукри. Они иногда заходили к ней выпить чаю или, заперев дверь и открыв окно, украдкой выкурить мастырку, а то и жахнуть спирта с вареньем. И вот в задушевных разговорах выяснилось, что у Дареджан в секретном железном шкафу “А” есть трёхлитровая бутыль с уксусным ангидридом, необходимая вещь, чтобы получить из опия героин. Разными уловками Кока долго выманивал у Дареджан эту бутыль – и наконец выменял на коробку порнослайдов и пару порнокассет, тогда это всё было внове. Выменял на свою беду: Дареджан решила, что Кока хочет произвести с ней те же действия, что происходили на порнокассетах. Бегемотиха начала с ним кокетничать, возбуждённо и шумно вздыхать, призывно смотреть, приглашать домой на кофе с коньяком. Кока, ведомый мыслью, что в лабораторном шкафу “А” наверняка может быть ещё много интересного, отправился к ней в гости – и был встречен ею, полуодетой, в чёрном пеньюаре с узорами. Уже в передней она начала тыкаться в него то мощным бедром, то арбузной грудью, тяжело и кисло дышать. И бедный Кока, сразу поняв, что его ждёт жуткое изнасилование, выпив рюмку и съев кусочек торта, под предлогом туалета тихо прокрался в прихожую, неслышно открыл замок – и дёрнул что было сил и духу. И больше к Дареджан в лабораторию носа не показывал. Да и зачем? Трёхлитровой бутыли хватило для всего Сололаки года на два…