Грегори Робертс - Духовный путь [litres]

Я почувствовал стремительный ток крови под кожей – я изнемог. Кожа по всему телу ликовала от незнакомого и внезапного прилива крови – такое иногда ощущаешь в спортивном зале после выполнения суперсетов.

Кроме того, я впервые ощутил, как кровь «ударила в голову» – это было вызвано глубокими вдохами и долгими выдохами. Потом я понял, что в какой-то момент неосознанно закрыл глаза и перестал сосредоточиваться на потолке.

Раньше я не раз ощущал такие приливы к голове и знал, что если поддамся, то потеряю сознание. Я открыл глаза, сосредоточил взгляд на неподвижной световой точке над головой и как можно плотнее вдавил ноги в ковер, тем самым закрепив свое положение.

Все это заняло несколько секунд, но тогда мне показалось, что очень постепенно сила начала подниматься вверх по ногам, удерживая меня в нужном положении, а сосредоточенность на световой точке прояснила голову – я вновь ясно видел свою цель.

Вполне чистую и мощную ноту я дотянул до конца двадцати секунд.

Я попытался выровнять дыхание и успокоить вздымающуюся грудь.

Пульс не замедлился, оставаясь частым, но примерно через сорок пять секунд дыхание успокоилось достаточно, чтобы я мог задуматься о следующей ноте.

Отдыхая, я вспомнил тот внезапный прилив умиротворения, который ощутил, когда дунул в третий раз, – прямо сейчас он медленно таял у меня внутри. Я мысленно взял это на заметку, а потом отбросил эту мысль, чтобы сосредоточиться на четвертой ноте.

Впоследствии я написал в своих заметках, что ощущение это странным образом подталкивало меня к тому, чтобы продолжать, а в тот момент внушило мне дополнительную уверенность.

Обратившись еще к одной традиции, которая всегда вызывала у меня глубокий личный отклик, я решил связать четвертую ноту с Предками. Я составил для себя мантру, в которой упоминались имена моих покойных близких: моей бабушки, моего родного отца, шести особенно любимых мужчин и женщин. Мантра с их именами заканчивалась так: «И все, кто уже ушел… И все, кто уже ушел…»

Я подстроился под ритм музыки, глубоко вдохнул, поднес раковину к губам, посмотрел на огоньки, мерцавшие на потолке, и на одном дыхании выдул долгую непрерывную ноту.

Местами она чуть дрожала, но оказалась мощной.

Пока я дул, сердце опять колотилось о ребра, а кожу покалывало – так иногда ощущается ворсистая наэлектризованная ткань. На миг показалось, что у меня обострился слух. Я слышал все отдельные тона звука, который сливался в гудение раковины. Это было совершенно новое понимание вариативности внутри единого звучания. Музыка, игравшая за спиной, внезапно поразила странным диссонансом.

А потом я ощутил вокруг себя движение, что-то двигалось – сзади, совсем близко, потом остановилось на одном месте в нескольких шагах от того места, откуда я обозревал свое Священное пространство.

Я не опускал взгляда. Потребовалось титаническое усилие Воли, чтобы продолжать дуть и не оглядываться, потому что ощущение, что там, за спиной, кто-то стоит, наблюдает за мной, было не менее реально, чем все прочие мои переживания.

Я испугался, а в этом отношении у меня есть определенный опыт. Хотя логика твердила, что, возможно, это просто сквозняк, от которого закачались тени, сердце устремилось к иной истине. Потребовалось все, что во мне есть, чтобы продолжать и не озираться.

Двадцать секунд растянулись за пределы шести тактов, служивших мне для отсчета. Я понял, что могу еще, поэтому продолжил. Через тридцать секунд, отсчитанных в тактах, я остановился, едва не задохнувшись на последнем звуке.

Почтительно выждав несколько секунд, я стремительно обернулся в полной уверенности, что кто-то зашел в квартиру и стоит за моей спиной. Никого.

Во дворике за окном внезапно запели птицы, зазвучали звонкие трели – я никогда не слышал звуков настолько громких. Продолжалось это секунд пятнадцать – все это время я оправлялся и собирался с силами, чтобы выдуть следующую ноту; потом птицы смолкли. Где-то бил колокол, раз за разом вызванивая одну и ту же ноту. Я насчитал семь ударов – потом они прекратились. Я подумал… Здесь поблизости нет ни одной церкви, но… не думай об этом сейчас …

Лихорадочный пульс не замедлился и к концу передышки, но дыхание выровнялось, удалось вдохнуть полной грудью. Я инстинктивно выпрямил спину, увеличивая тем самым объем легких. Простое действие – четыре раза дунуть в раковину – истощило все мои силы. Я внезапно с особой отчетливостью ощутил пустоту в желудке: я постился с самого утра ради этого Служения в предвечерний час, притом что вначале я совсем не чувствовал голода.

Руки и ноги у меня дрожали, как бывает в момент стресса и утомления, – как будто я въехал на велосипеде на гору, и не на одну. И я все время со всей мыслимой чистосердечностью пытался оставаться в моменте и подмечать все, что со мной происходит.

Пятую, шестую и седьмую ноты я решил посвятить одной только Маа.

Я уже чувствовал напряжение, дунув всего четыре раза. Однако на этот раз, вдохнув и поднеся раковину к губам, я сознательно приложил меньшее усилие, думая, что, если я не дуну хоть немного слабее, мне не хватит сил на все семь нот.

Я дул мягче, позволив взгляду скользить вверх, а сам медленно поднимал локти, чтобы сохранять полноту звучания. Странное ощущение – немного похожее на то, когда едешь в поезде и сознаешь, что пропустил свою остановку, – пронеслось в голове, наполнив меня сомнениями.

Нота оказалась неверной, сбивчивой. Пришлось по ходу дела перемещать во рту отверстие раковины в поисках наиболее чистого звука. Но даже та нота, которую мне в итоге удалось из нее извлечь, лилась негромко – и я едва дотянул до двадцати секунд.

По ходу следующей передышки я обдумал, что произошло. Я знал, что не испытываю ни страха, ни тревоги. Это было иное чувство. Немножко похоже на то, что чувствуешь, когда пытаешься прикрутить крышку на ящик, а винт не полностью попал в отверстие: чем больше крутишь, тем хуже сцепление и результат.

Я пытался распределить энергию на все семь нот, но эта попытка ослабила мою решимость – и нота угасла вотще.

Ладно, подумал я, отвечая на второе прозрение из Духовной Реальности, либо полная самоотдача, либо ничего – даже если я не доберусь до конца .

Шестую ноту я выдувал изо всех сил.

Тебе… Маа… Маа… Маа …

На середине двадцатисекундного музыкального фрагмента я почувствовал, как голова делается легкой, я зашатался. Понял, что глаза вновь закрылись, но не мог понять, когда их закрыл. Я открыл глаза и уставился в одну точку над головой. Чувство равновесия вернулось – и я продолжил.

Когда шесть тактов для шестой ноты истекли и я перестал дуть, грудь едва ли не лопалась, но я чувствовал странную мощь желания продолжать – и был совершенно убежден, что мне это по силам.