Холли Борн - Как я вам нравлюсь теперь?

Том едва заметно покачал головой. Брови сошлись на переносице.

– Помнишь наши первые два года? Мы были так влюблены, но вообще-то я не знала тебя, а ты не знал меня. Не по-настоящему. Ведь если однажды мы решим завести детей, мы будем понимать, чего ждать друг от друга, правда? А Ди не имеет ни малейшего представления о том, каков Найджел на самом деле. Ни малейшего.

Тишина оглушила меня. Опустив руки в воду, я зачерпнула последние пузырьки грязноватой пены и переливала их из ладони в ладонь, пока они не исчезли.

– Теперь тебе захочется детей? – спросил наконец Том. – Раз Ди беременна?

Я трижды моргнула, прежде чем ко мне вернулся дар речи. Мне понадобилось время, чтобы подавить ярость, а не то бы я резко шлепнула по воде руками, обдав его брызгами, будто шрапнелью. Время, чтобы проглотить язвительные замечания, которые произносил рассудительный и жесткий голос в моей голове – я боялась слушать его, чтобы не огорчить Тома: Я имею право хотеть детей, это нормальное желание. Имею право хотеть детей, ведь мы вместе уже шесть лет, у нас общая квартира, и мы можем заводить этот разговор, в этом нет ничего странного. Имею право расстраиваться и завидовать Ди, но это не значит, что я тут же должна забеременеть, чтобы сравнять счет. Что за хрень у тебя в голове? Честное слово, с тобой что-то не так. Дело не во мне. Я не могу быть всему виной. Честное слово .

– Нет, конечно, – выдавила я.

– Вот и хорошо, – ответил Том.

В воздухе сгустилось такое напряжение, что я не удивилась бы, если бы нас ударило током в ванне. За дверью раздался писк. Кошка решила к нам присоединиться. Она просунула лапу в щель, и дверь приоткрылась. С громким мяуканьем она подошла к нам.

– Привет, Кошка, – рассмеялась я. Том снова широко улыбался и глядел на Кошку с обожанием. Она с урчанием потопталась на коврике, затем – мяу! – запрыгнула на бортик ванной. Попробовала лапкой воду, взмыла вверх и умчалась прочь из ванной. Мы дружно рассмеялись, и вода пошла рябью. В который раз Кошка спасла наши отношения.

Том откинулся назад с ленивой улыбкой. Тишину нарушал лишь плеск воды. Мне столько всего хотелось ему сказать – слова вертелись на языке, требуя быть высказанными и услышанными. Но у меня не было сил ссориться с Томом. Не сегодня. Мы едва оправились после прошлой ссоры.

Вода подостыла – теперь она была скорее теплой, чем горячей, – и в ней растворялись стресс и потрясение от ситуации с Ди. Я начала привыкать к новой реальности. Разбирала ее по кусочкам и потихоньку примеряла ее к моему будущему. Да, у нее будет ребенок, но это все та же Ди. Она призналась, что была возмущена, когда Найджел поставил публичный статус «в отношениях». Она все-таки спросила, как прошел мой день. Ее ребенок, вполне возможно, окажется очаровательным несмышленышем. А мы с Томом скоро догоним их, наши дети подружатся и будут вместе тусить после уроков.

Я внимательно рассматривала обнаженное тело Тома. Волосы на ногах распрямились в воде. На руках мышцы. На бедре шрам – детская травма. Его член покачивался в воде, как одинокая морская черепаха. Мы по-прежнему соприкасались гениталиями. Не раздумывая, я протянула руку и прикоснулась к пенису – как он отреагирует?

Никак. Но я не сдавалась.

Я слегка сжала ладонь и потерла, словно невзначай. Другой рукой я нежно пощекотала сморщенную мошонку. Ноль реакции. Вялый пенис выскользнул из моих пальцев. Том открыл глаза, улыбнулся и настойчиво отодвинул мои руки подальше. «Ммм, это было приятно», – пробормотал он, не давая мне продолжить.

Какое унижение.

Раздался громкий всплеск: Том встал и выбрался из ванны, а тысячи капель, влекомые силой притяжения, вернулись в воду. С его уходом уровень воды снизился вдвое, так что вода едва прикрывала мои «сиси». «Уступаю ванну тебе», – сказал он. Какое великодушие. Как будто это не он только что оттолкнул мои руки от своего тела. Как будто не он секунду назад солгал, что «это было приятно», – будь это приятно, он не оттолкнул бы меня. Но нельзя плакать, пока он рядом. Том вышел, и все равно нельзя плакать так, чтобы остались следы. Нет ничего менее привлекательного, чем слезы. Никому не нравятся рыдающие женщины. Я запрокинула голову, чтобы слезы стекали по скулам – так никто не догадается.

А еще я не могла отделаться от ощущения, что Том уже выкинул все это из головы.

Фрагмент книги «Негодная: как я послала на хрен чужие правила»

Почему-то никто не говорит о том, что после двадцати критерии, с которыми ты подходил к себе раньше, перестают работать. В этом корень многих проблем. Судите сами. C рождения до двадцати одного года вы делали ровно то же, что и все вокруг. Критерии успеха были довольно прозрачными. Какую оценку поставили на экзамене – 5, 4, 3 или 2? Ты уже сдавал отпечатки пальцев? У тебя начались месячные? У тебя уже есть парень? А лучшая подруга? Можно сколько угодно жаловаться на давление со стороны общества, но было хотя бы ясно, какого хрена от тебя ждут.

Но вот наступили двадцать плюс, и перед тобой открыты все дороги. Что такое успех? Как понять, в правильном ли направлении ты идешь? Допустим, у тебя есть работа, и за нее неплохо платят, ты зарабатываешь больше друзей, но ненавидишь ее и рыдаешь в туалете. Или ты любишь свою работу и у тебя вроде как даже есть карьерные перспективы, но вот только платят тебе гроши, и приходится воровать туалетную бумагу из офиса. Или ты состоишь в отношениях и играешь в семейную жизнь, но твои свободные друзья отрываются как могут, и ты думаешь – может, и мне стоит? А в это время твои свободные друзья проводят воскресенье в похмельном одиночестве и думают: хорошо бы у них был кто-то, с кем можно все выходные запоем смотреть сериалы. Третий десяток жизни – это не шутка, но между тем никто не обращает на это внимание. Скорей бы мне исполнилось тридцать! Говорят, что после тридцати приходит уверенность в себе. Я хочу знать, куда иду! Говорят, после тридцати ты понимаешь, куда идешь. Уже неплохо, согласны?

Фрагмент первого черновика книги «Негодная: продолжая быть собой»

Привет, меня зовут Тори, и я гребаная идиотка.

Ненавижу Тори, которая писала про свои двадцать плюс. Ненавижу Тори, которая верила, что в тридцать все станет прекрасно. ВЕРНИТЕ МНЕ МОИ ДВАДЦАТЬ! Какого хрена я вообще жаловалась?

Да, конечно, все сложно, страшно, ты живешь в вонючей дыре, и кажется, будто каждый первый живет лучше тебя. Но ты свободна. Ты так свободна. Любое твое решение не будет иметь решающего влияния на жизнь. У тебя стремный дружок? Да пофиг! Ты же не замуж за него собираешься. Работа отстой? Это нормально! Просто возьми и начни все с начала. Каждый время от время признается, как ему грустно. Вы собираетесь в кружок и по очереди взахлеб плачетесь о том, как все плохо и непонятно. Ты потеряешь пару очков за публичное признание в том, что ты облажался, но вы все облажались. Зависит только от того, чья очередь сейчас каяться.