Шанель Клитон - Следующий год в Гаване

— Я выйду всего на одну минутку. Пожалуйста, не говори ничего моим родителям.

— Что все это значит?

Я хочу пойти в дом, где Пабло останавливался в последний раз, когда он был в городе. Я хочу узнать, вернулся ли он в Гавану. Мне нужно его увидеть.

— У меня есть друг. Он сражался в Санта-Кларе.

— Элиза…

Стоило Магде произнести мое имя, как я почувствовала потребность признаться ей во всех своих грехах.

— Он больше, чем просто друг, — шепчу я.

— Что же ты натворила?

Я слышу нотки беспокойства в ее голосе, и именно они заставляют меня рассказать ей правду. Родители меня бы осудили, а Магда обо мне беспокоится. Узел в моем животе затягивается.

— Я влюбилась.

Она закрывает глаза и шевелит губами, словно читая молитву.

— Он хороший человек, — возражаю я.

— Ты играешь в опасные игры. Твоя семья…

— Я все понимаю. Я только хочу убедиться, что он вернулся и с ним все в порядке.

Я не рассказываю ей всего остального; есть вещи, которыми я не готова поделиться.

Она качает головой, осеняя себя крестным знамением.

— Да сохранят нас святые.

Я иду по Пасео дель Прадо, Магда идет рядом, держа меня за руку. На ее лице выражение тревоги. Я всеми силами пыталась уговорить ее остаться дома, но ее невозможно было переубедить. Из домашних никто не заметил нашего исчезновения — все были поглощены рассказами о бегстве Батисты.

Магда смотрит по сторонам, ускоряя шаг. Улицы переполнены, люди разговаривают и смеются, повсюду следы забастовки. Они явно собираются встретить Фиделя как героя. Я подслушиваю обрывки разговоров — говорят, что кто-то запустил свиней в одно из казино, принадлежащих мафии.

Мое сердце колотится, когда мы поворачиваем с одной улицы на другую, пока не добираемся до дома, где останавливался Пабло. Двое детей сидят на ступеньках крыльца и играют в мяч, рядом с ними лежит собака. Я поднимаюсь по лестнице на второй этаж, а Магда неотступно следует за мной.

У меня снова начинает кружиться голова, и я жалею, что сегодня отказалась от обеда, но я не могла есть — еда казалась мне на вкус похожей на опилки. Когда я, наконец, добираюсь до квартиры Пабло и стучу в дверь, руки мои дрожат.

Магда всем своим видом демонстрирует недовольство состоянием дома.

Никто не отвечает.

Я стучу снова, на этот раз громче. Наконец я в отчаянии со всей силой колочу по двери. Открывается дверь квартиры напротив, из нее выглядывает женщина и рассматривает нас с Магдой.

— Что вам надо? — спрашивает она.

— Я ищу человека, который живет здесь.

Ее глаза сужаются, во взгляде читается подозрение.

— Уже несколько недель здесь никого нет.

Я не могу скрыть своего разочарования.

— Если он вернется, скажите ему, что его искала женщина.

Она пожимает плечами, прежде чем закрыть за собой дверь, и в коридоре раздается детский плач.

Я приваливаюсь к стене.

— Ну что, ты закончила? — спрашивает Магда. — Это не тот район, в котором хочется оказаться, когда стемнеет.

Я киваю, мои глаза наполняются слезами отчаяния.

Мы выходим из дома и направляемся к нашей машине. Пока нас не было, людей на улице стало еще больше. Их голоса все громче, а всеобщее безумие усиливается.

Я проклинаю свою глупость, которая заставила меня выйти на улицу в надежде найти Пабло.

— Нам нужно вернуться домой, — говорю я напряженным голосом.

Я никогда не видела город таким — все праздновали, но происходящее вокруг больше напоминало ликование безумцев. Какой-то мужчина с искаженным яростью лицом и с битой в руках подбежал к парковочному счетчику и начал колотить по нему снова и снова.

Сильный удар. Еще один.

Сдача внутри лязгает, автомат опрокидывается, разбивается, и монеты рассыпаются по всему бетонному тротуару. Налетают люди — дети, их родители — и хватают деньги.

Я поражена тем, как они себя ведут. И по правде говоря, меня пугает их неприкрытая ярость. Как будто долгое время люди прятали свои эмоции под плотным колпаком, их гнев, вызванный несправедливой политикой Батисты, копился годами, и теперь, когда он сбежал, злость вырвалась наружу, угрожая уничтожить все на своем пути.

Магда крепче сжимает мою руку, мы ускоряем шаг, а людей становится все больше.

Как скоро они переключат свое внимание с парковочных счетчиков на нас?

Мое сердце колотится, когда мы подходим к машине, трясущимися руками я пытаюсь открыть дверцу. Лишь со второй попытки мне удается это сделать. Мои пальцы дрожат, когда я сажусь на водительское сиденье и завожу мотор.

— Прости меня. Не нужно было сегодня выходить на улицу. Я и представить не могла, что будет такое.

— Так было в 33-м, при Мачадо, — мрачно говорит Магда. — Увидишь, все будет только хуже.

Я боюсь, что она права, и гнев закипает во мне, угрожая перелиться через край. Я злюсь на людей на улице, злюсь на Батисту, Пабло, моего брата. Что они принесли в эту страну?

Всю обратную дорогу мы молчим. Только когда мы въезжаем в ворота и оказываемся в безопасности, я испытываю облегчение. Здесь еще сохранилась видимость мира и спокойствия, но как долго это продлится? Когда насилие доберется до нас?

Магда следует за мной в спальню. Я ложусь на кровать, а она садится рядом.

— Обещай, что больше этого не сделаешь.

Я киваю, волна тошноты накатывает на меня.

— Я тебе обещаю.

— Этот мальчик…

Я слишком долго хранила эту тайну, и мне необходимо с кем-нибудь поделиться.

— Я беременна.

Очень странное ощущение — я знала свое тело в течение девятнадцати лет, я привыкла к нему, изучила все его привычки и причуды, и вдруг, неожиданно для меня, оно вышло из-под контроля.

Все началось через несколько недель после нашей последней встречи, и усиливалось постепенно. Сначала я чувствовала слабость и желание вздремнуть днем, потом появились горький привкус во рту и постоянная тошнота. Мои вкусы в еде изменились — я начала отказываться от своих любимых блюд, предпочитая то, что никогда не ела раньше. Я стала очень эмоциональной. Мне все стало понятно еще до того, как я обнаружила задержку месячных. У меня никогда раньше не было задержек, и как только это произошло, мои последние сомнения рассеялись.

После того как я призналась Магде, она стала заботиться обо мне с удвоенной силой — уговаривает меня съесть больше, чем мне хочется, поощряет мое желание поспать, гладит мои волосы, молится вместе со мной.

Сейчас, когда я совершенно не понимаю, что ждет меня в будущем, ситуация на Кубе представляется мне пугающей. Фидель назначил доктора Мануэля Уррутиа Ллео временным президентом, но все говорят, что он — марионетка Кастро. Аэропорт закрыт, никто не может вылететь из страны. Наш водитель сообщил, что видел перепуганных американских туристов, сидевших на лужайке перед отелем «Националь» с чемоданами в руках. В конце концов их эвакуировали на корабле в Ки-Уэст.