Шанель Клитон - Следующий год в Гаване

Семья туристов сидит рядом, беспечно не замечая напряжения, исходящего от нас с Луисом. Я отчаянно стараюсь не встречаться с ними взглядом, глядя в окно аэропорта, на унылый пол, на небо. Но я кожей чувствую их желание поговорить со мной. Может быть, они хотят пообщаться, потому что в этом аэропорту, переполненном путешественниками, покидающими потерянную землю, мы с Луисом выглядим как хорошая добропорядочная пара? Может быть, они не замечают кровоточащих ран на наших душах? Что бы их ни привлекло к нам, они не могут сдержаться.

— Это была ваша первая поездка на Кубу? — обращается ко мне женщина.

Я молча киваю. Из-за страха и переживаний у меня просто не осталось сил что-либо говорить.

— Невероятно, правда? — не унимается она. И я снова лишь вежливо киваю, мечтая только об одном — поскорее сесть в самолет. — Так приятно видеть остров таким — в его естественном состоянии. Скоро сюда нахлынет толпа туристов, и они наверняка все испортят.

Она говорит это так, как будто у нас с ней есть общий секрет, как будто мы с ней вместе случайно наткнулись на затерянный город.

Луис застывает рядом со мной, и я снова коротко киваю ей.

Разочарованная, она откидывается назад, переключая внимание на мужа и детей.

Да и о чем тут можно говорить?

Мысль о том, что Кубе уготована такая судьба — разрушенная красота, круизные лайнеры и казино, — угнетает меня. То, что когда-то разожгло огонь революции, может в скором времени возродиться снова. Есть что-то странное и очаровательное в борьбе, признаки которой я видела везде, куда бы ни посмотрела. Все говорят о том, что Куба «открыта» и «свободна», но разные люди вкладывают в эти слова разный смысл. Для одних это надежда на скорое появление сетей быстрого питания и торговых центров; для других — возможность без ограничений жить в своей стране, способность хоть как-то управлять своей жизнью.

Теперь мне понятна природа гнева, который пылает внутри Луиса. Я понимаю, почему он не может смириться с тем, что сейчас происходит на Кубе, и не перестает надеяться на большее.

Объявляется посадка на рейс, и это избавляет нас от лишних разговоров.

Мы продвигаемся вперед в очереди, протискиваясь между восторженными туристами, без умолку болтающими об экзотическом приключении, которое им посчастливилось пережить. Мы садимся в самолет и украдкой оглядываемся по сторонам в страхе увидеть представителей власти в зеленой форме. Луис просит меня занять место у прохода. Он сжимает подлокотники своего кресла с такой силой, что костяшки пальцев белеют. Я понимаю, что он никогда раньше не летал на самолете.

Насколько сильно изменится его жизнь?

Минуты ожидания кажутся бесконечными. Мы сидим в креслах и ждем, когда самолет тронется с места, разгонится, оторвется от земли и мы взмоем в небо.

У меня странное чувство — я путешествую уже очень давно, но сейчас так волнуюсь, что не узнаю себя. Наконец самолет начинает отъезжать от здания аэропорта, и мой пульс становится ровным, а дыхание замедляется.

И вот мы уже в воздухе, Куба позади, а впереди Майами, там вдалеке, за океаном.

Я лечу домой.

Мы приземляемся на Антигуа, где нас уже ждет корпоративный самолет отца. Мне пришлось по максимуму использовать свое влияние на семью, чтобы добиться этого. Я возношу тихую молитву и благодарю Лючию за то, что она не отказала мне в помощи. Я в большом долгу перед ней за это, хотя догадываюсь, что она наверняка получила огромное удовольствие, помогая тайно вывезти незнакомого мужчину с Кубы. Эта история очень скоро превратится в одну из тех, что становятся семейными легендами — их рассказывают на рождественских ужинах и совместных бранчах. У моей семьи есть свои недостатки, но если вы — один из нас, если в ваших жилах течет хоть капля крови Переса или Ферреры, то родные будут готовы пойти на все ради вас.

Через несколько часов мы прибываем в Майами, и я в полном оцепенении заполняю все необходимые документы. Луис молчит, с любопытством оглядываясь вокруг и прислушиваясь. Я чувствую себя немного неловко из-за частного самолета, из-за роскоши нашего дома, но все это не важно по сравнению с тем, что нам удалось сделать.

Семейный юрист ждет нас вместе с иммиграционным адвокатом, с которым Лючия связалась по моей просьбе. Когда мой прадед приехал в Соединенные Штаты в 1959 году, он поставил перед собой задачу восстановить свое состояние, завоевать для себя и своих дочерей место в высшем обществе Палм-Бич, добиться внимания политиков. Возможно, его подстегивал образ его мертвого сына, лежащего на земле перед нашим домом, а может быть, он руководствовался необходимостью защитить свою семью, понимая, что все, что он построил и достиг, может быть украдено у него в одно мгновение, если произойдет смена правительства. На протяжении многих лет наша семья, следуя принципам кубинского прагматизма, одинаково поддерживала и кандидатов от республиканцев, и кандидатов от демократической партии.

Мой отец обратился к высшему руководству страны с просьбой разрешить Луису въезд в страну без визы. Пока это временное решение, что будет дальше — мы не знаем, но на первое время этого достаточно, а потом что-нибудь придумаем.

Еще совсем недавно подобное казалось невозможным, но все меняется — отношения между Кубой и Соединенными Штатами, договоренности, соглашения — и сейчас наши страны стоят на пороге чего-то нового и неопределенного.

Как только мы разберемся с предварительными иммиграционными вопросами, мы будем свободны. На ближайшие недели у нас запланировано очень много дел — нужно обустроить Луиса, встретиться с его адвокатом, чтобы согласовать дальнейшие шаги, найти ему работу, жилье — я не знаю, захочет ли он жить со мной. Очень много препятствий, которые нам нужно преодолеть, но в основе всего лежит главный принцип любого кубинца, проживающего в Соединенных Штатах: «Во что бы то ни стало я должен помочь этому человеку обрести новую жизнь здесь, так же как когда-то помогли мне».

Мы добираемся до моей машины, стоящей в гараже, садимся в нее, и я начинаю плакать. Слезы текут по моему лицу, и я не сразу понимаю их причину. Я испытываю печаль и облегчение.

Я думаю о своей бабушке. Думаю о бабушке Луиса, которую мы оставили. Думаю о дедушке, которого не успела узнать ближе. Думаю о родственниках, живущих в Гаване, с которыми так и не смогла познакомиться. Думаю о доме, который, возможно, больше никогда не увижу. Думаю о боли, которая поселилась в душе Луиса и которую, возможно, он будет испытывать всю оставшуюся жизнь.

Луис обнимает меня и целует в губы.

Теперь ему предстоит узнать так много нового…

Мы носим образ нашего дома с собой в сердцах, наполненных надеждой. В нашей жизни так ее много.