Марсель Паньоль - Жан, сын Флоретты. Манон, хозяйка источников

Бику принялась приплясывать вокруг нее, покусывая ее за передние ноги и не заходя в тыл, чтобы ее не лягнули задними. Ослица резко повернулась к собаке задом и стала отбиваться, но нападавшая прекрасно знала свое дело.

После семи-восьми ударов копытами, единственным результатом которых было то, что песком засыпало хлеб золотоискателя, ослице пришлось покориться и галопом присоединиться к позвякивающим бубенчиками козам, удалившимся на довольно большое расстояние. Тогда Бику устремила взгляд на сосну, залаяла, заскулила, взывая к помощи своей дорогой хозяйки, а молодой человек решил, что эта речь была обращена к нему и принялся уплетать за обе щеки.

Собака, не получив от хозяйки ответа и измученная грузом ответственности, вдруг развернулась на сто восемьдесят градусов и стремглав бросилась исполнять свой долг.

Манон слышала, как хрустит хлеб, пережевываемый крепкими челюстями загадочного искателя золота… Возможно, он собирался провести здесь еще не менее получаса, но эта перспектива не пугала ее: со своего наблюдательного пункта она видела вдали стадо, охраняемое собакой, а внизу сквозь ветки – незнакомого молодого человека, который думал, что он один, и не знал, что за ним наблюдают; он был молод, чисто одет, так нежно разговаривал с животными и так дружелюбно смеялся, когда ослица толкалась ему под мышку…

«Папа искал воду, – размышляла она, – этот ищет золото… Возможно, ему повезет не больше, но в любом случае он что-то ищет…»

Через четверть часа молодой человек выпил большой стакан вина, собрал свой инвентарь, поднялся и потянулся, застонав от удовольствия.

Затем с сумкой через плечо двинулся в сторону стада, поглядывая по сторонам. Бику вновь преградила ему путь. Молодой человек свистнул, потом позвал, словно желая поговорить с пастухом. Но ответа не последовало… Тогда он вернулся назад, ступил на тропинку, ведущую в Ла-Гарет, и вскоре пропал из виду, углубясь в сосновый лес.

Манон слезла с дерева; прыгая на землю, она заметила, что в траве что-то блеснуло. Это был нож искателя приключений. Прекрасный нож с четырьмя лезвиями, шилом, штопором, пилочкой для ногтей и парой крошечных ножниц. Она долго разглядывала его, ей пришло в голову, что молодой человек может за ним вернуться… С сожалением положила она нож на камень, на видном месте, но, уходя, обратила внимание на то, что никелевая ручка слишком сильно блестит.

«Первый, кто пройдет здесь, наверняка заберет его себе», – подумала она, вернулась, поколебалась еще какое-то мгновение и вновь взяла в руки находку.

«Если он вернется, я ему отдам. Если не вернется, тем хуже для него!»

Продолжая свои изыскания в сосновом лесу, учитель увидел старого, одетого в лохмотья крестьянина, собирающего дикую спаржу. Его космы и всклокоченная борода были белыми, а морщины черными.

– Приветствую вас, уважаемый! – проговорил молодой человек.

Крестьянин вскинул на него свои синие глаза, и на его лице отразилось нечто напоминающее робкую улыбку.

– Привет и вам!

– Уже пошла спаржа?

– Да вроде бы. Немного с запозданием, но неплохая.

– А вон то стадо, оно ваше?

– О нет! У меня всего две козы, ими занимается жена… Я не здешний, я из Ле-Зомбре… Стадо – это той девчонки, которая за источниками приглядывает.

– Какими источниками?

– Да такими, за родничками в холмах, – пояснил старик. – Она их обустраивает, чистит… Из глины лепит небольшие плошки… как ее звать, я не знаю, ну я и говорю «девчонка, хозяйка источников», а так что ж еще сказать… Она славная. Как-то угостила меня сыром. Я не просил, потому как никогда ничего не прошу.

– Она из Ле-Зомбре?

– Нет. Точно нет.

– Тогда из Бастид?

– Не знаю. По-моему, нет. Не из Бастид. Я не спрашивал, ни о чем не просил, потому как ничего никогда не прошу! – Бросив взгляд на горлышко бутылки, торчащей из сумки, он повторил: – Ничего и никогда!

Учитель сразу понял, что, никогда ни о чем не прося, гордый старец всегда брал то, что ему предлагали, и отдал ему оставшееся вино. Тот молниеносно приложил бутылку к губам на манер трубы, так что даже не успел поблагодарить великодушного дарителя, который, посмеиваясь, двинулся по тропинке, ведущей в лощину.

В этот вечер, часам к шести, «нечестивцы» собрались на террасе кафе за партией в маниллу, в которой повела команда Филоксена – Белуазо, не оставлявшая шансов на победу Казимиру и Клавдию, мяснику. Оседлав стулья, Лу-Папе, Уголен, Памфилий, Анж и булочник молча смаковали хитрые ходы и мошеннические трюки, испуская возгласы при виде козырей.

Учитель появился к концу партии, но поостерегся открывать рот до последней взятки, о которой возвестил диким криком господин Белуазо, побивший козырного туза.

– Мы их разбили вчистую – подытожил Филоксен, поднимаясь со стула, – мне будет совестно, если они заплатят за выпивку… Уж слишком они пострадали. Так что угощаю!

Учитель занял место рядом с господином Белуазо.

– Как дела, дорогой Бернар? Что поделывали сегодня? – поинтересовался нотариус.

– Всю вторую половину дня проверял тетради учеников и готовился к завтрашним занятиям. А утром совершил большую прогулку по холмам, из которой вернулся с несколькими камнями известняковых пород особого вида. Кстати, господа, что это еще за хозяйка источников?

– Хозяйка источников? – переспросил Филоксен, разливая перно. – Вы прочли об этом в книге?

– Вовсе нет! Я повстречал одного старика из Ле-Зомбре, и он мне рассказал, что наверху, в холмах, живет девушка, которая заботится о местных родниках.

– Я заметил, что родник Фон-дю-Ригау был почищен и теперь дает воды вдвое против прежнего, – вставил булочник.

– Лорье тоже почистили, – отозвался мясник. – Но я думал, что это сделали дровосеки.

– Или пастух, – предположил Лу-Папе. – Пастухам нужно поить своих подопечных…

– А старик сказал, что это пастушка.

– А какая она, эта пастушка? – спросил Памфилий.

– Саму ее я не видел, – ответил учитель, – только ее стадо.

– Это были овцы или козы?

– Козы, осел и черная собака.

– Тогда я знаю, кто это, – уверенно проговорил Памфилий. – Это стадо малышки Манон. Увидев вас, она спряталась!

– Почему?

– Такова уж она. Иногда увидишь ее издали, а подойдешь ближе – и след простыл! Она еще более дикая, чем тушканчик!

– Молоденьким девушкам это свойственно, но с возрастом проходит! – веско вставил булочник.

– А сколько ей? – полюбопытствовал господин Белуазо.

– Должно быть, лет двенадцать-тринадцать, – буркнул Уголен.

– Вот еще!.. – закричал Памфилий. – Да не меньше пятнадцати!

Господин Белуазо приставил к уху согнутую воронкой ладонь.

– Пятнадцать! – повторил Филоксен и, завладев для пущей ясности рукой столяра, соединил ее со своими двумя.