Анна Бру - Панк-хроники советских времен

Непосредственно перед моим отъездом в США, странная парочка посетила меня на Чистопрудном бульваре 13, в квартире ЗА. Бывший панк-рокер и член панк-банды «Звуки Му» Сергей Бугаев и стукач КГБ «журналист» Потап. Потап принёс портвейн, в надежде расклоть меня на информацию об Алехандре Шатравке, советском диссиденте, и допытаться, где Шатравка находится в данный момент. Я сразу поняла, кто такой был Потап. Бугаев, видимо, ничего не подозревал. Потап, кстати, держал свой глаз на всех лояльных и нелояльных музыкантах. Он спрашивал меня о Курёхине. За два года до этого Курёхин сыграл на моем пианино знаменитый в то время хит БГ «Мочалкин блюз», потом рэгтайм Скотта Джоплина и некоторые из его собственных джазовых композиций в стиле avante-guard так быстро, что его пальцы закровоточили. Это напомнило мне историю о брате. Я ничего о Курёхине не знала, кроме того, что мне пришлось использовать лимонный сок длё чистки белых клавиш после того, как он сыграл несколько композиций на моём пианино. К этому времени он уже выпустил пластинку в Англии.

Потап замялся и спросил, есть ли у меня самиздатная кассета с музыкой Курехина. Я почувствовала опять, как холодок пробежал по моей шее.

— Не знаешь, где можно достать или купить его кассету? Мне очень нравиться его музыка, — спрашивал он, но его глаза говорили совершенно другое. Я пообещала, что если я наткнусь на кассету, я ему обязательно позвоню.

Я снова увидела Курёхина в квартире другого моего знакомого московского фотографа в Беляево в Москве. Потом еще раз в Ленинграде в начале 80-х я столкнулась с ним на Гранитной набережной в квартире студента биологии, отличавшегося тёмным, эксцентричным чувством юмора. Мы были в так называемой «хрущобе», 5-этажном блочном домишке, построенным на скорую руку по указке Никиты Хрущёва, генсека СССР с 1953 по 1959 год, чтобы разрешить жилищный кризис. С нами был Владимир Балычев-ский с Невской Дубровки, друг Курёхина, саксофонист. Были и другие люди, которых я не знала, они могли быть просто прохожими с ближайших улиц.

Курёхин рассказывал о своем «интересе» к таинственными процессами в биологии, о которых рассказал ему его друг студент-биолог. Он использовал плохо понятные всем, загадочные термины «оогонии» или «сперматогонии». Все почему-то смеялись. Курёхина было трудно чем-либо удивить. Он не пил много алкоголя, в отличие от остальных. Его талант был хорошо известен всем. Джазовый музыкант Чиккорея специально приехал в СССР и искал встречи с Курёхиным, чем последний совсем не был удивлён.

Тем временем безумный панк-рок-оперный сюжет продолжал развиваться. После того, как “ленины “достигали пятидесяти трех летнего возраста, их убивали и укладывали в саркофаг. Каждый год клон за клоном один за другим «ленины» росли. Потом им делали летальную инъекцию, чтобы превратить их в знакомый каждому ребенку в СССР кадавр. Вдруг «наверху» поняли, что, оказывается, произвели слишком много «Лениных» — по привычке перевыполнили план.

Вначале загниваюший труп вождя революции меняли в мавзолее ежемесячно, потом каждую неделю и, наконец, ежедневно. Старые тела перерабатывали в начинку для пирогов и отправляли в “Общепит“. Пироги эти продавались в общественных столовых и киосках, съедались и становились частью советских граждан. Сами «Ленины» не знали своей судьбы. Это была государственная тайна. Им также промыли мозги, что все они должны выполнить очень важную миссию в течение своей короткой одинокой жизни, а какую именно было неизвестно.

Поскольку продовольствие в СССР также было дефицитным, аппетитные пироги были очень желанным деликатесом.

По телевизору вещалось, что у нас было достаточно еды. Кроме того, это выглядело так, как будто у нас была одежда, туалетная бумага и так далее. На самом деле всё было «дефицитом», кроме «Лениных».

Тогда мне было интересно, как это логически возможно, что все «5-летние планы» были успешно выполнены и перевыполнены за 4 года, а иногда даже и за три, но жизни это не улучшало. В магазинах не было ни хрена. У нас был постоянный дефицит колготок, докторской колбасы, ветчины, бюстгалтеров и зимних тёплых сапог. Даже валенки стали огромным дефицитом. Дешёвые, невероятно тёплые и лёгкие, они были очень популярны. Галоши к ним можно было купить без проблем. Наша соседка, выпучив свои бессмысленные глаза, прибежала к моей маме, повторяя снова и снова «Валенки! Валенки! Дают максимум две пары в руки». Где, черт возьми, были валенки и почему их не хватало? Никто не мог ответить на этот вопрос. Часто я жила летом в деревне и знала, что в овцах недостатка не было. Зато «Лениных» было больше, чем достаточно.

Рок-опера продолжалась. Молодой и любопытный панк-рокер по кличке Перун (названный в честь реального человека, советского «гуру-алкоголика»), со своей красивой невестой по кличке Клава, в круглых фиолетовых очках, с длинными светлыми волосами, в яркой длинной юбке, которая тоже была реальным персонажем с московских улиц 1973 года, должны были выступать в ГосЛенПроме на концерте для «Лениных», которых было навалом и которых надо было развлекать, чтобы они, не дай бог, не сделали революции. Многие в Москве знали реальных Перуна и Клаву, которые ежедневно зависали у ликеро-водочного магазина «Русские вина» на улице Горького (ныне Тверская). Клаву можно было также увидеть в длинной цветастой юбке с разводами, в бусах до колен у станции метро «Пушкинская», или на «квадрате», небольшом городском сквере напротив здания Моссовета. Но сегодня был другой день. Можно сказать — исторический. Перун и Клава оказались на сцене Гос-Лен-Прома. Их роли играли московские музыканты. Володя Козлов был Перун, а Марина Суворова была Клавой. Музыкальное сопровождение — банда под назаванием «Электрические молокососы». Пьяный полуголый Поподько тоже явился на концерт. Он попытался влезть на сцену, но его остановили, накинув на него сети из шёлковых верёвок, пытались его связать, он брыкался и орал как грозный Посейдон, что ни у кого нет никахих полномочий. Наконец, его крепко связали и отвезли с сиреной в больницу имени Ганнушкина.

Короче, конец оперы приближался быстро и неумолимо. Панк-рокер Перун с золотым сверкающим «Стратокастером», который он держал как автомат, должен был прыгать с высокого задника на сцену, одновременно играя «запил» в стиле Хендрикса. Приземлившись на сцену, по которой медленно стелился густой фиолетовый туман, он должен был «открыть огонь» из своего «Стратекастера» по зрителям разнозветными струями воды. Одновременно должна была взорваться бомба с конфетти, добавляя сумятицу и растущий гомон в зрительном зале. Конфетти взлетело в воздух и обсыпало панк-рокера с ног до головы серебристым дождём. Начался визг и топот, который постепенно перешёл в начало песни — центрального хита под названием «Знаменитый Мертвец». После исполнения этого хита Володя Козлов должен был стать очень известной советской рок-звездой. Он должен был визжать, как резанный: «Мертвец, мертвец, ты наш отец!» и одновременно дубасить кулаком по струнам. Свет прожектора неожиданно должен был ударить в зрительный зал, где на стенах чернела тень он колючей проволоки, а над сценой висело красное полотнище с надписью ГосЛенПром. Зал должен был быть переполнен «Лениными», которые бушуют и кричат. Они требуют свободы и ключи от дверей на улицу. Они хотят вырваться на волю. Они хотят вести нормальную человеческую жизнь — заниматься сексом, иметь детей, есть, пить, курить и слушать рок-н-ролл.