Анна Бру - Панк-хроники советских времен

— Знаешь, что однажды сказал Уильям Блейк? — хрипло спросил он. Я сказала, что не знаю. Он презрительно посмотрел на меня и процитировал знаменитое изречение Блейка о том, что «дорога излишеств ведет к мудрости». «Если удастся пережить все излишества» подумала я и поделилась с Сэмом своими опасениями. Он ответил:

— В том то и дело! Мудрых осталось очень мало, все умерли от водки или от многочисленных половых сношений, а те, кто выжили, спят теперь на улице и ни хрена не помнят, сифилитики.

Он начал громко смеяться. Я попрощалась. С тех пор я его больше не видела.

В разное время на улицах Москвы я встречала некоторых тогдашних музыкантов — Сергея Курёхина, Володю Козлова, Алика Ибрагимова, Ивана Смирнова, Колю Ширяева, Мишу Золотарёва, Володю Балычев-ского. Некоторых уже нет.

Однажды, я даже познакомилась с сыном известной советской актрисы Светланы Дружининой, дебютировавшей в фильме «Дело было в Пеньково» с известным советским актером Николаем Тихоновым. Его отец был кинооператор Анатолий Мукасей, который в свою очередь был сыном известной советской шпионской пары Зефира и Эльзы, долгие годы работавшей на советскую разведку в США. В Лос-Анджелесе они общались с Чарли Чаплиным, Уолтом Диснеем, Теодором Драйзером. Это были бабушка и дедушка Толика. Он сказал однажды, что «человечество полно дерьма». В возрасте 27 лет Анатолий прыгнул с одиннадзатого этажа. Историю Зефира и Эльзы я услышла от амри-кансого профессора политических наук Бернарда.

Пути Господни неисповедимы.

С вопиющим отсутствием каких-либо эмоций я вылетела из Московского аэропорта Шереметьево в 9:20 утра 9 июня 1986 года.

До вылета, в оставляемой мною квартире, со мной прощались многие, в том числе и те, с которыми я раньше не встречалась никогда. Все, казалось, были искренне опечалены моим отъездом. Эмоции спровоцировал алкоголь и мрачные предчувствия. Корабль отправлялся в открытое море в преддверии надвигающегося урагана. Никто не плакал. Всё, что я знала до этого момента, утрачивало всякий смысл. Я оставляла позади родителей, близких друзей, квартиру, работу, гражданство.

Мне не хватило времени поменять рубли на марки или доллары. Как ни странно, меня это не удивило и не озаботило, поскольку было ясно, что ничтожная толика иностранных денег меня ни в коем случае не спасет. То, чего я добивалась в течение пяти последних лет, вдруг реализовалось, но, к моему удивлению, особенного удовольствия мне не доставило. В тот момент мне захотелось пройтись в последний раз по Чистым Прудам, но надо было идти садиться в такси. Неизвестные мне люди повторяли: «Поехали! Поехали!». Друзья крепко держали меня под руки. Я переступила порог моей бывшей квартиры. До вылета оставалось два часа.

Существование порой невыносимо. Я присутствовала на своих собственных похоронах. В июне 1986 года ещё никто не знал, что четыре года спустя Советский Союз перестанет существовать, и я не могла вообразить, что мне посчастливится вновь увидеть тех, кто в 1986 году провожал меня за горизонт. Прощалась я со всеми навсегда.

Ту 154, советский реактивный лайнер, взлетел, унося на своем борту меня и моего сына. Советское Шампанское было разлито в высокие фужеры. Подвешенный в облаках почти пустой самолет, в котором я — без денег, без умения говорить на хоть каком-то иностранном языке, с билетом в один конец, мерно покачивался, набирая высоту. Небесно-голубые пилотки стюардесс, безо всякой на то причины, вселяли надежду. Не более ответственные за свою собственную жизнь, чем за нашу, бортпроводницы на высоких каблуках больше улыбались, чем помогали. Четверо бывших советских граждан улыбались им в ответ, и делали вид, что все в порядке и идёт по предначертанному плану. Пристегнутые к космическим креслам Аэрофлота скользкими нейлоновыми поясами, мы с легкостью карабкались все выше и выше, без труда покоряя знакомое восточное небо, чтобы навсегда исчезнуть на Западе.

Наконец бодрый голос прорвался через динамик и объявил, что все могут освободиться от ремней и встать со своих мест. Разрешено было курить. Все разминали свои бока и спины, проверяли телесные функции. Я пошла в туалет. Впервые со вчерашнего вечера я посмотрела на себя в зеркало. В тот момент мне стало ясно, что всё кончено.

Скоро Ту-154 покинет советское воздушное пространство и вместе с ним вторую мою прожитую жизнь. Оголённые рецепторы в моей голове, казалось, плавились, превращая мои извилины в овсяную кашу, которая вот-вот, шипя, выкипит из кастрюльки. Мои руки и ноги двигались без цели. Воздушная яма, потом доли секунды невесомости, вывели меня из эмоциональной кататонии. Я увидела стюардессу, с бокалом шампанского в руке. Она терпеливо смотрела на меня своими большими, красивыми, пустыми глазами.

После первого фужера у меня появилось легкое ощущение, что надежда все же есть, и я увижу перспективы. Второй бокал поместил меня прямо в сосуд, полный радужных иллюзий и магической уверенности в то, что я не просто буду в порядке, а, напротив, буду очень успешна во всех своих начинаниях. Может — стану звездой Голливуда! Алкоголь, вне всяких сомнений, магическое и опасное снадобье древних алхимиков.

Моя жизнь в СССР полностью прекратила свое существование. Я пыталась адаптироваться и свыкнуться с мыслью, что я только что родилась на свет, а 29 лет из прошлой жизни — только плюс.

Улыбаясь, стюардессы преждевременно поздравляли пассажиров с прибытием в Вену.

Под грохот турбин, снижающих скорость вращения, я и мой десятилетний сын приземлилась на посадочную полосу австрийского аэропорта с чемоданом, полным русских народных сказок с красочными иллюстрациями Билибина. Моё путешествие в поисках свободы только началось. Я играла незнакомой колодой карт, которую мне всучил чародей во время карнавала на ярмарке. Честно говоря, в этот момент я отдала бы сотню миллионов волшебнику, фее, или кому-нибудь ещё, кто обладал магическими полномочиями вернуть меня в мою квартиру на Чистых прудах. Но думать об этом было глупо, даже с миллионами в руках.

Вода в унитазе венского аэропорта была голубого цвета и пахла леденцами. Вдруг я поняла, что у меня даже не было смены нижнего белья.

В конце длинного зала, который вёл к выходу в город, стоял человек и равнодушно вглядывался в толпу сквозь очки. Наконец его взгляд остановился на моём деформированном чемодане.

Имя человека было Эдвард Дэм. Он встречал каждый самолет из России в поисках еврейских беженцев.

— Привет, — окликнул он меня по-русски, но с акцентом. — Это у тебя всё?

— Да, — отвечала я, выставив свой чемодан на обозрение. Дем глянул прямо мне в лицо и сморщил лоб. Без лишних слов я поняла, что факт, что у меня с собой лишь один небольшой чемодан, навел его на мысль, что у меня, как говорила моя мать, возможно, «не все дома». Эдвард Дэм знал почти всё о чемоданах и о людях, вылетающих из России в Израиль. Он работал на ‘"HIAS” во всемирной службе помощи еврейским беженцам в течение многих лет. Его родители были беженцы из Белорусии. Ему было три года, когда они умудрились выехать. Он сам был беженцем, хоть вряд ли помнил подробности. В Вене беженцы жили и ждали, когда их перевезут в Италию, где они обратятся за визами — разрешениями на въезд в США, или какую другую страну. Ожидание могло длиться 6-15 месяцев, порой и больше. Крышу над головой и еду во время ожидания им обеспечивал “HIAS”.