Анна Бру - Панк-хроники советских времен

— В тебе что-то есть, зараза! Степан, ну-ка познакомь меня с ней ещё раз!

Он поднял стопку водки в воздух:

— За встречу!

Степан пришел мне на помощь:

— Оставь её в покое!

Он подмигнул мне. Я подмигнула ему в ответ и ещё больше запуталась, не столько от алкоголя, сколько от самой жизни. Я чувствовала, будто как в старой русской сказке я была в болоте, которое с каждым шагом становилось всё более непроходимым и таинственным. Нас окружал дремучий лес. Мне показалось, что я мельком увидела за окном между занавесок избушку на курьих ножках, где нас ожидали баба Яга и Кощей Бессмертный.

Тогда опасность не представлялась нам реальной. Теперь я ясно вижу, что мы были как циркачи под куполом: балансировали на трапеции без поддержки. Мы считали себя бессмертными и непобедимыми. Я вспомнила, как в детстве мы играли в жмурки в подъездах старых домов на широких лестницах. Одному игроку завязывали глаза. Он или она пытается поймать других, в том числе меня. Я бесшумно перелезаю через перила и повисаю на вытянутых руках на металлических перкладинах, в то время, как ничего не видящий из-за повязки на глазах, неумолимо приближается и пытается нащупать меня, повисшую на перилах. Я перемещаю руки, чтобы он меня не обнаружил. Я продолжаю повисать то на одной, то на другой руке, тихо балансируя в воздухе, стараюсь остаться незамеченной. Ослепленный проводит рукой по полу. Теперь мне приходится действовать — прыгнуть на нижний этаж в неизвестность и попытаться не умереть и не покалечиться. Безопасно приземлиться после прыжка — это специальный навык. Отец учил меня пружинить при приземлении. Я вспоминаю, как мне удаётся прокрасться мимо ослеплённого повязкой охотника. Все затаили дыхание. Я крадусь, втягивая в себя живот, и крепко стискиваю зубы, чтобы не расхохотаться. Я проскальзываю мимо ничего не подозревающего ослеплённого — теперь меня никто не сможет поймать. Я победила! Но только до следующего раза.

Бутылка водки всё ещё стояла на столе, накрытом кружевной скатертью. Оккультист разлил её в маленькие хрустальные рюмки:

— Осторожно, — сказал Оккультист, — это наследство от моей прабабушки. Она была балериной — ученицей Нижинского в театре Дягилева до революции. Она была знакома с Распутиным.

Он посмотрел на меня:

— Знаешь Распутина?

— Лично я его не знаю — сказала я.

Он улыбнулся:

— Слава Богу! — вскричал он. — Давайте выпьем за Распутина, мать его так!

Хрусталь был изящен и имел исторический вид. Степан сказал:

— Если мы настоящие панки, мы не должны использовать хрусталь. Это не в характере! Доставай гранёные стаканы, бандит! У тебя есть, чем занюхать?

Холодильник Оккультиста был полон дорогой и редкой снедью. Маринованная рыба, севрюга горячего копчения, лосось и так далее.

— В холодильнике Оккультиста есть ещё кое — что, — сказал Степан, — смотри!

Он вытащил банку черной белужьей икры.

— Это совершенно анти-панк, — сказал Степан, глядя на банку. — Это профанация! Твои родственники за черную икру целуют коммунистам задницы!

Он пристально вгляделся в глубину пещеры, в холодильник.

— Мать моя женщина!

Повернувшись к нам, Степан вытращил глаза точно так же, как Буба-Символист.

— Французское «Шампанское»! — здесь Оккультист завизжал от восторга. — Насрать на родственников! Стёпа, открывай бутылку!

Оккультист велел Степану выстрелить пробкой в потолок. Но из этого ничего не вышло. Шампанское было холодное. Лишь струйка дыма растворилась в воздухе, покидая бутылку, как джин в сказке «Волшебная лампа Алладина». Важным фактом было то, что эзотерические и оккультные силы по мнению Оккултиста действительно существуют, и что старые хрустальные рюмки хранили тайну отношений его бабушки и Распутина. Пить из них, могло бы стать частью странного спиритического эксперимента, так как они принадлежали поколениям до нас. Неожиданно Оккультист схватил банку черной икры из рук Степана и выбросил ее в открытое окно. Степан зааплодировал. Смесь водки и «Шампанского» начала действовать на нас, как говорят, исподтишка, как настоящее колдовское зелье.

Мы заговорили о Распутине. Я сказала, что мало знаю о Распутине, кроме того, что он был фаворит царя Николая Второго, поскольку он лечил царевича Алексея он гемофилии. Оккультист сказал, что Распутин был также фаворит царицы. Причин для этого было много. У него была книга воспоминаний о Распутине, написанная ювелиром Николая Второго, который Распутина хорошо знал. Оккультист снова улыбнулся своей большой белозубой хитрой улыбкой:

— Меня назвали в честь Распутина. Я его потомок, я это чувствую.

Я продолжала с удовольствием смотреть на чудесные зубы Оккультиста, пока он говорил:

— Мой дед, возможно, был одним из многих детей любовниц Распутина. Это делает меня его правнуком. Моя прабабушка балерина была его любовницей.

Он продолжал:

— Одна из дочерей Распутина — Марфа, была убита в поезде её собственным мужем, организатором очередного заговора против Распутина. Он женился на ней, чтобы сблизиться с Распутиным, чтобы убить его, но это не сработало. Для этого потребуется еще несколько попыток. Но — бедная Марфа!

Оккультист опять поднял румку:

— За невинно пострадавшую жертву Марфу! Она понятия не имела, что вышла замуж за заговорщика против её собственного отца и что она скоро умрёт сама от руки её собственного мужа. Вот это да!

Казалось нереальным, как много знал оккультист. Именно он познакомил меня с Иваном Бакунини-ным — отцом анархизма. Он дал мне почитать «Странника» Альберта Камю. Он играл на пианино русского композитора Скрябина. Он не любил мадам Блаватскую, я не помню точно почему. Что-то вроде того, что в «Тайной Доктрине» нет ни тайны, ни доктрины.

Он мягко и страстно говорил мне об экзистенциализме и абсурдности повседневной жизни. Я снова почувствовала, как парю над землей. Оккультист стимулировал наше любопытство и наши подростковые мозги. Он учередил «Симпозиум». Мы могли говорить о страных вещях и необъяснимых явлениях свободно, не перебивая друг друга, а терпеливо выслушивать точку зрения другого. Он был сыном советского шпиона и офицера КГБ. Сумашедшее дерьмо!

К концу третьего вечера, проведённого с Оккультистом, я постоянно проверяла в зеркале свои лоб, в надежде увидеть там третий глаз. Я так его и не нашла. На третий день я спустилась вниз во двор и нашла под окном на мокром газоне банку чёрной икры, которую Оккультист выбросил. У нас не осталось еды. Мы ели икру прямо из банки. Потом мы собрали и сдали бутылки. Скинувшись, мы добавили рубль двадцать, и купили две бутылки «Рислинга».

Оккультист позвонил своей подруге Ольге Чернышёвой, которая тоже училась в МГУ на историческом факультете и была внучкой члена правительства. Она страдала от «синдрома заброшенности» и жаждала постоянного внимания. Никто не мог помочь ей из-за отсутствия опыта в этом вопросе. Как только она приехала, Оккультист пожалел, что пригласил её. Они начали ругаться из-за того, что он не пригласил её раньше, и что мы, уроды, сожрали всю рыбу и икру. На ней была короткая замшевая юбка с пуговицами спереди и красные колготки, которые она пыталась снять, чтобы соблазнить Степана и заставить Оккультиста ревновать — в отместку за съеденную икру. В конце концов она, тихо сопя, непринуждённо заснула на полу в ванной. Нам пришлось перетащить её в спальню родителей. Мы надеялись, что когда она проспится, она про икру и рыбу забудет.