Анна Бру - Панк-хроники советских времен

В СССР мы часто подтирали задницы «Правдой» — главной советской пропагандистской газетой с вечным нестирающимся шрифтом, которая заменяла нам туалетную бумагу. «Нью-Йорк Таймс» для этой цели не годился, так как западное слово моментально линяло, оставляя черные размазанные пятна. Я пожалела, что не прихватила «Правду» с собой.

Дэм взял мой чемодан и решительно пошел на выход. Он был связующим звеном между нашим настоящим и будущим. На ремне у Дэма висел в кабуре пистолет. На случай террористических актов — агрессивных действий группы воинственно настроенных людей. Обычно такие действия были направлены против безоружных гражданских лиц и их детей. Менахем Бегин обучил весь мир терроризму, пытаясь всеми правдами и неправдами отстоять географическое положение его молодой страны. Теоретически, сама по себе идея может быть и героическая, но, как говорила моя мама, «отольются кошке мышкины слезки». Теперь терроризм успешно использовался против его собственного народа. Эдвард Дэм был готов ко всему.

В то время ячейки террористов в Европе функционировали организованно, но спорадически. За 24 часа до нашего прибытия в венский аэропорт, девять террористов были убиты группой специального назначения под названием «Кобра». Та же «Кобра», вооруженная автоматами и гранатами, охраняла поезд, полный еврейских беженцев и нас, направлявшихся из Вены в Рим для продолжения процесса получения визы в Америку.

Эдвард Дем посадил нас в машину, прыгнул за руль и с визгом понёсся по городу на улицу Блумауергассе. Мое беспокойство зашкаливало.

Я сразу заявила, что ехали мы не в Израиль. Мы не были еврейскими беженцами и ехали в США. Эдвард не был удивлен. Он сказал нам, что чтобы продолжить наше перемещение, нам придется просить убежища в Риме в американском посольстве. Но для начала, по его словам, нам надо пройти освидетельствование в Италии, чтобы исключить наличие туберкулеза, сифилиса и серьезных психических заболеваний.

Двор старого добротного каменного здания в центре Вены на Блумауергассе имел железные ворота с замком. Эдвард открыл для нас ворота, и мы попали прямо в лифт — открытую платформу, что двигалась между этажами вверх и вниз.

На третьем этаже лифт остановился. Дэм открыл дверь и выпустил нас. Место выглядело, как московская коммунальная квартира. Длинный темный коридор с одной кухней для всех в конце. Один туалет, один душ, одна старая карга, которая знала всё и всех. Наконец он открыл другую дверь, и мы вошли в небольшую комнату с узкой кроватью, столом и стулом. Мы сразу же легли и заснули.

Утром я вышла на Blumauergasse и в двух кварталах нашла автомат с сигаретами. Эдвард Дэм дал мне взаймы. Я сунула в автомат деньги на одну пачку сигарет. Машина тут же их съела. Не в состоянии решить вопрос с машиной цивилизованно, я ударила кулаком по металлическому ящику. Одна за другой выпали одиннадцать пачек сигарет. Название их должным образом прочитать я не могла. Помню, что там имелся «умляут» (две точки над буквой а). Следующие три месяца, с небольшими перерывами, я их курила. Но, сколько ни курила, дела шли не так, как хотелось. В конце концов, как героиня романа «Унесённые ветром» Скарлет Охара, я говорила себе каждый день: «я не могу думать сегодня, я буду думать завтра». Как ни странно, это помогало.

Мой 10-летний сын, к моему удивлению, был невероятно спокоен. Он был очарован историческими видами города, собаками на улицах и мороженым. Мы ничего не понимали, когда люди говорили с нами, и они не понимали, когда мы обращались к ним. Русский язык стал моментально бесполезен.

В тот вечер мы не ели, но пили много воды, так как это было бесплатно. Вода в неограниченном количестве бежала из крана на кухне.

На следующий день наш транзитный ангел Эдвард Дэм появился у наших дверей и отвез нас куда-то недалеко от Собора Святого Стефана. Дверь, в которую мы вошли, находилась в стене арки. Посредине комнаты стоял письменный стол. Нам предложили сесть. Пожилая дама, которая не говорила по-русски, стала нас допрашивать. Она из вежливости много улыбалась. Я рассказала ей о нашей ситуации. Она ничего не поняла, кроме того, что мы пытаемся попасть в Америку. Тем не менее, вопреки моим опасениям, через час меня выпустили с согласием, что я останусь с еврейскими беженцами до моего отъезда в Рим. Но буду спонсироваться международным Комитетом, который помогал не еврейским беженцам, а разным другим — из коммунистических стран или стран с тоталитарным режимом. Шведская актриса Лив Ульман заведовала сбором средств для этой организации. Нам повезло опять.

Я и мой сын собирались вылететь в Америку из Рима. Мы приехали в Римский аэропорт в три часа утра. Наш самолёт вылетал в шесть. Мы улеглись на полу и заснули. Через некоторое время, я услышала, как объявили посадку на наш рейс. Я разбудила сына. Измученные бессонницей, мы уселись в кресла и тут же заснули опять. Самолёт Рим — Нью-Йорк был полон иммигрантов. Он летел с посадкой в Ницце и потом через Атлантику. У меня были итальянские лиры, которые мне дал Комитет по спасению беженцев. Сумма равнялась приблизительно шесидесяти долларам. Во время перелёта мы просыпались только тогда, когда нам предлагали еду. Поев, мы тут же засыпали опять.

Я услышала, как по радио объявили, что мы неумолимо приближаемся к аэропорту Кеннеди. Нам выдали наклейки с эмблемой Комитета по спасению беженцов, которые мы присобачили себе на грудь. Большинство нас не говорило по-английски. Все прилипли к окнам, пытаясь увидеть статую Свободы. На нашей стороне самолёта блестел на солнце океан. Без промаха он бил нам в глаза миллионами сверкающих искр. Мы щурились он солнца и одолевающего нас беспокойства. Стюардесса почему-то расплакалась, когда сказала по-английски: «Добро пожаловать в Америку!»

Мы терпеливо ждали, пока самолёт медленно разворачивался, чтобы идти на посадку. Через несколько минут шасси, с гулом горной реки, бегущей в лощине, дотронулось до бетона посадочной полосы. Мы приземлились. Все громко захлопали, как будто мы все только что установили новый мировой рекорд по лучшей посадке года. Мы почувствовали, как тормоза в тысячи лошадинных сил резко замедлили прыть ревущих моторов. Самолёт мгновенно снизил скорость и теперь по инерции непринуждённо катился по американской земле. Моё сердце ёкнуло. Мой сын смотрел на меня, как бы говоря: «Ну вот, наконец мы в Америке. Что дальше?» Самолёт слегка вздрогнул, поворачивая и удаляясь с посадочной полосы, что спасло меня он ответа. Мы увидели огромное зелёное поле, покрытое травой, радарами и вышками. Ни небоскрёбов, ни реклам. Тривиальность окружаюшего медленно отрезвила моё сознание. Самолёт продолжал неторопливо ползти в направлении здания аэропорта. Экипаж желал всем всего хорошего на новой земле, в новой стране. Было около пяти часов дня.