Михаил Рицнер - Гудбай, Россия

Председатель Специализированного совета

Д 001.30.01 при ВНЦПЗ АМН СССР

академик АМН СССР А. В. Снежневский»

Ответ заместителя председателя ВАК СССР А. Н. Ермакова от 29.01.87 (номер 14–56/р3—57) не заставил себя долго ждать. Этот удивительный документ достоин быть опубликованным полностью:

Председателю Специализированного совета

Д 001.30.01 при ВНЦПЗ АМН СССР

академику АМН СССР т. Снежневскому А. В.

На Ваши ходатайства за номером СП/52 от 16.09.86 года, СП/67 и СП/68 от 05.01.87 года о проведении разовой защиты Рицнера М. С. ВАК СССР сообщает мнение экспертного совета по медико-биологическим и фармацевтическим наукам:

« Работа выполнена на стыке не „психиатрии“ и „генетики“, а на стыке „генетики“ и „психиатрии“, так как основной материал диссертации (методы, фактические данные, выводы) являются генетическими. Следовательно, защита этой диссертации может проходить только в совете, которому предоставлено право рассмотрения докторских диссертаций по „генетике“ (03.00.15), причем с введением в состав совета с правом решающего голоса трех докторов наук — специалистов-психиатров, занимающихся проблемами шизофрении и эпилепсии. Поскольку в диссертации рассматриваются и вопросы эпидемиологии, то необходимо включать в состав совета на период разовой защиты двух докторов наук — эпидемиологов общего профиля ».

Зам. председателя ВАК СССР А. Н. Ермаков [132] Анатолий Николаевич Ермаков (1926–1994) — ученый-химик, с 1974 по 1988 годы занимал должность заместителя председателя ВАК СССР.

Заключение экспертного совета по медико-биологическим и фармацевтическим наукам было подготовлено профессором А. П. Пеховым (1926–2009).

Он был микробиологом и «заядлым лысенковцем» [133] Валерий Сойфер. Загубленный талант. http://magazines.russ.ru/continent/2005/125/so19.html: «В 1957–1959 гг. по указке сверху в АМН СССР была создана „Проблемная комиссия по медицинской генетике“… В комиссию, как и следовало ожидать, они ввели кого угодно, только не генетиков. В ней оказался заядлый лысенковец А. П. Пехов и другие сторонники лысенковщины». . Никто из специалистов-психиатров и медицинских генетиков так и не смог понять, чем отличается СТЫК «психиатрии» и «генетики» от СТЫКА «генетики» и «психиатрии». Это была бюрократическая эквилибристика, «отфутболивающая» соискателя из спецсовета психиатров в спецсовет медицинских генетиков, где диссертация застрянет надолго, если не навсегда.

Моя диссертация оказалась в ловушке — ВАК не давала «добро» на ее защиту в ВНЦПЗ. Я пытался разобраться в ситуации, понять ее и себя: неужели полный тупик? Все было запутано; мною овладело отчаяние. И зачем мне это нужно? Было, однако, ясно, что дело не в работе и ее результатах, которые широко опубликованы, обсуждены и признаны новыми, а во мне. Кому-то я «перешел дорогу». Может быть, в Томске? Пузыреву? Но ему я не конкурент, хотя бы из-за «пятой графы» — национальности. Да и не искал я должностей в АМН СССР. Скорее всего, размышлял я, меня ассоциируют с теми людьми (Гиндилис, Гринберг, Подугольникова, Кухаренко и другие), которые противостоят диктату Вартаняна в психиатрии и бочковской «компашке» в НИИ медицинской генетики. Если это так, то они не ошиблись. В таком случае диссертацию «прыткого Рицнера» было необходимо заблокировать. «Компашке» ни к чему было увеличивать число докторов наук в лагере противника. Такой мотив представлялся мне и Бобу весьма правдоподобным.

Повторный ответ из ВАК не оставлял сомнений, что мою диссертацию совершенно не случайно держат «на крючке». Впервые в жизни я почувствовал прямую агрессию, направленную против меня как человека, чем-то отличного от тех, кто правит и решает, кого пущать, а кого нет. Этот тип агрессии описан много раз теми, кого собирались арестовать как врагов народа. Почему? За что? Эти инстинктивные вопросы у меня не возникали.

Я уже давно был инакомыслящим и понимал, что ОНИ нас ненавидят. ОНИ — это научно-бюрократическая элита, которая, оседлав советскую модель управления страной и наукой, неоправданно получала привилегии, грабя других. Когда не было открытий (а их не было!), ОНИ говорили о новых результатах, полученных «впервые в СССР», «впервые в Сибири», «впервые в Ханты-Мансийском округе» и т. д. Под такого рода «открытия» «генералы от науки» годами получали финансирование для своих НИИ, и именно ОНИ решали, кого пущать, а кого нет! Так это работало. Иллюзий у меня давно не было. Теперь, когда я думаю о моем прошлом, годы с 1986-го по 1989-й мне кажутся самыми трудными: я последний раз пытался профессионально реализоваться в этой стране. Да не тут-то было!

• Выбора у меня не было: текст диссертации, написанный для психиатров, надо было переписать, то есть сделать его доступным для понимания медицинскими генетиками. Если раньше я разъяснял генетические понятия и методы психиатрам, то теперь надо было разъяснить все идеи, методы и проблемы психиатрии генетикам. Сами заболевания, шизофрения и эпилепсия, для понимания генетиков представляют большие трудности. Это не моногенные и не хромосомные болезни, с которыми они привыкли иметь дело. При этом материал, методы, результаты и выводы оставались прежними по своей сути. На переработку текста ушло несколько месяцев.

• Знаковым событием, сопровождавшим прохождение моей диссертации, был приказ в январе 1987 года о переводе моей лаборатории клинической генетики и всех ее сотрудников из Томского НИИ психиатрии во вновь организуемый Томский НИИ медицинской генетики — филиал «бочковского» института (ИМГ АМН СССР) [134] Институт медицинской генетики АМН СССР, где проходили описываемые ниже события, «в быту» называли «бочковским» по фамилии его директора Н. П. Бочкова. . Такое могли сделать только руководители, никоим образом не отвечающие за свои решения. Имя их решению — абсурд!

• Трансфер лаборатории клинической генетики психических заболеваний из НИИ психиатрии в НИИ медгенетики был болезненным как для меня и сотрудников лаборатории, так и для НИИ психиатрии. На меня «давили» со всех сторон, но к возражениям не прислушивались. Председатель президиума ТНЦ академик Ростислав Сергеевич Карпов вежливо убеждал, а М. Е. Вартанян и Н. П. Бочков угрожали, давая понять, что от моей упертости зависит исход защиты кандидатских диссертаций Е. И. Дригаленко и С. И. Карася. Это был откровенный шантаж.

• 7 октября 1987 года (из дневника). Прилетел в Москву. Гуляли с Бобом и его детьми (Женей и Зинулей) в Лужниках. В ИМГ работала комиссия горкома КПСС. Она пришла к выводу, что факты безобразного руководства Н. П. Бочковым Институтом медицинской генетики подтвердились. Ему грозит выговор, а его «компашке» — неприятности. Страна на пороге перемен, которых все хотят и боятся одновременно. Неопределенность в обществе растет, страсти накаляются. Вот бы уехать из «советского рая» подальше. Боб подарил мне свою повесть «К Лизе». Она мне очень понравилась. Когда я ее читал, то слышал его голос.