Юрий Асланьян - Последний побег

— Игорь Николаевич, — с улыбкой озарения произнесла Фарида, — а ты, кажется, раньше положенного с работы не уходил еще… Что же тогда произошло?

— Бесполезно говорить тебе, женщина, мы с тобой из разных психофизиологических групп, Фарида…

— Откуда мы?

— У нас с тобой разные психофизиологические типы.

— Что ты тип еще тот, я знаю.

— Да, Фарида, я по типу придурок, а ты истеричка.

— Мне не понравилось твое последнее слово…

— Оно не последнее — мы не в суде. Ну хорошо, я по типу придурок, а ты дура обыкновенная, типа пустырника: стебли и черешки листьев мохнато-пушистые, листья супротивные. Содержит несколько алкалоидов. Используется против грудной жабы… Кажется, ты зеленеешь. Это что, хлорофилл?

— Я догадывалась, что ты воспринимаешь меня как траву… Но почему я обыкновенная?

— Хорошо, пусть будет: ты дура необыкновенная!

— А какая разница? — спросила Фарида дрожащим голосом.

Владислав отвернулся к окну, задумался, будто умный.

— Между кем и кем?

— Между нами все ясно. Я имею в виду двух дур…

— Для меня никакой.

— Потому что дура одна? Да? А ты точно придурок!

— Прекратите! — поздно пожалел Фариду Панченко.

— Кстати, мне надо сообщить вам одну новость, — поддержал начинание Родкин, — через час придет знакомиться с коллективом новый начальник отдела, Анатолий Иванович Власов, бывший заместитель директора по экономике… Да, бывший.

С тяжелым сердцем и легким желудком спрыгнул Алексей на пермский перрон, с которого когда-то был взят гэ-бэшниками в первый раз — у поезда «Москва-Пекин». Еще вчера только высокие факелы заводов «Нефтеоргсинтеза» освещали его путь в ночное небо. Они остались внизу, за черным элероном крыла — будто у входа в геенну огненную. Но сегодня Пермь встречает его торжественно — в мундире МВД!

Смеяться он начал на ходу и сдержанно — как всегда, когда имел дело с непредсказуемой психикой профессиональных параноиков. Он увидел: на перроне стоит черный металлический бак — на переднем плане, а за ним, на заднем, навстречу Алексею двигается крупный милиционер в парадной форме, закупоренный, со звездами, как коньяк.

— Что с тобой, пассажир? — не очень весело спросил лейтенант, подходя к нему на расстояние рукопожатия. Или хорошего оверхэнда правой.

— Не обращайте внимания, товарищ сержант, — серьезно ответил Алексей Стац, — мне вчера мячом в голову попали!

— Похоже, крученый удар был! — неожиданно обрадовался милиционер. — Чувствуется, хороший мяч… А так я не сержант, а лейтенант. Запомни, наверняка еще встретимся.

Они разошлись и оглянулись одновременно — и по багровевшему лицу милиционера Алексей понял, что тот успел прочитать слово, написанное по диагонали металлического бака с той стороны: МУСОР.

Алексей сразу же удлинил шаг, ведь ему надо было спешить. Он зашел на привокзальный почтамт и позвонил в город босоногих скоростей — у него было две минуты, на два «пятнарика» — две пятнадцатикопеечных монеты. Говорил же Пшеничников ему не раз: не таскайся по перронам, не распускай свой собачий язык, не пей больше, чем другие подонки. Теперь вот дозванивайся, беспокой старого человека, поверившего историческому недоноску Стацу, который мычит, но учит школьников.

Алексей спустился по лестнице к привокзальной площади и уверенно миновал стоянку такси, где требовалось сто копеек, потом — остановку автобуса, где надо было всего шесть копеек, троллейбуса — четыре копейки и, наконец, трамвая — три копейки. И отправился дальше пешком — к центральному рынку. Тут нет проблемы.

А вот проблему закрытого информационного канала, как говорят, наверное, в ГБ, решать следует. Впрочем, кто это будет контролировать? Так Алексей думал уже третьи сутки — и думал безуспешно: «Нет, этот не мог — порядочный человек, на меня похож, этот тоже — потому что сам такой, кривой и бестолковый, деньги в банке хранит — трехлитровой… И кто же тогда? Может, этот? Да нет, не может — я с ним последний раз полгода назад пил. Неужели этот? Нет, не может у этой жены быть такой муж… Значит, этот — этот может, и бесплатно может, из любви к аббревиатуре ГБ. Господи, так какая же сука на меня донесла?..»

И тут своим цепким взглядом опытного бомжа Алексей засек на лавочке доброго мужика — конечно, доброго, ведь с годами содержимое все сильнее проступает в лице человеческом. Правильно я перевел тебя, Марина? — вспомнил он свою первую любовь. Наблюдательной девочкой была. «Закурить не найдется?» — бросил он так, проходя, мимоходом, будто только что обнаружил свою забывчивость — пятирублевая пачка на столе осталась. А мужик действительно оказался добрым — не стал сверкать умом, улыбнулся и угостил Стаца.

Вторая проблема: где достать пятьдесят копеек на междугородний автобус. Он оглянулся и успел разглядеть стрелки на вокзальных часах — и еще разглядел крейсерскую фигуру Ведунина, стоявшего прямо под минутной стрелкой. Три раза разглядел…

И сразу сел на скамейку, чтобы затянуться до глубины души. Как говорят полковники военной кафедры университета, человека надо озадачить. Что и произошло с лейтенантом запаса Алексеем — человек задумался о человеке: человек стоит не столько, на сколько он держится, а ровно столько, сколько в нем есть золотого металла. Так он подумал. Но как определить — эту стоимость человека, себе-сто-имость? А вот как: надо сказать что-нибудь ценное — такое, чтобы он улыбнулся, человек этот — и успеть пересчитать все золотые коронки, да так, чтобы не перепутать с риндолевыми фиксами. Ведь только у тех, кто рождается на территории самой древней в Союзе цивилизации, армянского царства Урарту, коренные зубы до сих пор растут золотыми. Поэтому тепло и светло становится вокруг, когда они улыбаются. И немного смешно. Впрочем, и в России придурков достаточно.

Так вот он кто, господин Ведунин, человек с золотыми зубами. Ведать дух, заглядывать в душу… Алексей поднялся, прошел двести метров и швырнул окурок в урну — ту самую, что до сих пор стоит напротив черного памятника Дзержинскому. Потом зашел в кабинку телефона и позвонил Пшеничникову на последнюю мелкую монетку — двушку, оставшуюся от продажи часов.

Он позвонил на две копейки — и вспомнил, что в 1757 году по высочайшему повелению Мотовилихинский завод вместе с Егошихинским, Висимским и Пискорским был отдан графу Михаилу Илларионовичу Воронцову с рудниками, лесами, со всеми припасами и готовой медью, мастеровыми людьми и приписными к заводу крестьянами за 170 975 руб. 03 коп.

«А если бы у меня было не две, а три копейки, я бы доехал до рынка на трамвае! — вообразил он себя графом. — Однако хорошая у тебя память, выпускник исторического факультета. И полковники это отмечали… У меня хорошая память, как видишь — я все тебе припомню, товарищ Ведунин… Мы не разойдемся с тобой. Мы обязательно встретимся…»