Юрий Асланьян - Последний побег

Снова раздался голос диктора Левитана: «Еще раз повторяю: всем встать, суки! Строится по ранжиру! Больше повторять не буду! Стреляю без предупреждения!»

Шел 1984 год. Последний год перед началом конца. Через пять лет СССР перестанет существовать. Но никто из пацанов, сидевших за столом в пивбаре, не знал этого, не ведал, даже не догадывался. Дети общаг и казарм, они были уверены, что кончиться может только пиво, а империя бессмертна. Однако все когда-нибудь кончается. И день, и ночь, и тюремный срок.

Ребята сидели за длинным деревянным столом и пили холодное пиво с маленькими солеными сухариками. Они понимали, что день рождения мастера затянулся. Праздник закончился. Но они отчетливо слышали, как за кирпичной стеной сначала тихо, потом все громче и громче, сначала медленно, потом все быстрей и быстрей нарастал звук работающего токарного станка. Суппорт станка неумолимо приближался к штабелю серебристых ракетных платформ, стоявших рядом с узким проходом механического цеха оборонного завода.

«Я увидел во сне можжевеловый куст, я услышал во сне металлический хруст…» — запел Генка Хорошавин, перебирая гитарные струны.

«Пожалуй, я соглашусь на машину», — решил Юра Вельяминов.

«Надо будет сшить сапожки оперуполномоченному… — усмехнулся Харитонов. — Обещал ведь… Да и пригодится он еще».

«Завтра дам себе обет молчания, — поклялся себе Алексей Стац — и тут же добавил в кружку пива из керамического кувшина, — нельзя, чтобы из-за меня пострадали отец и брат. И учитель… Зря он давал мне читать закрытую литературу из библиотеки партийного комитета, зря…»

«Лишь бы не нашла себе кого-нибудь», — вспомнил Куропаткин продавщицу.

«Господи, пожалей нас…» — успел подумать Игорь Пшеничников.

Серебристые вечерние облака над Камой окрасились кровью теплого, казалось, совсем близкого заката. И в этот момент раздался грохот, долетевший до центра города с испытательного полигона крупнейшего в стране оборонного завода. Работал крупный калибр.

На земле начинался пермский период гуманитарной эры. «Господи, прошептал Пшеничников, — пожалей нас — в последний раз…»

Господи…

2000 год