Мршавко Штапич - Плейлист волонтера [litres]

В ответ я немножко расспрашиваю ее о ней самой, а Платоныч хитро подмигивает. Выясняется, что она из Воронежа, живет с родителями, парня нет уже 2 года (в 20 лет, с таким личиком, и фигурой, и этой загадкой в трусах!), а в детстве папа называл ее Куклой.

Кукла. Если бы она знала, что так ее будут называть все, потому что это страшно ей подходит.

Кукла, куколка, Loop.

Я не спрашиваю про свидание – зачем получать отворот еще раз? Я уже это видел: сначала они дают отворот, потом подсовывают подруг, потом звонят и сами.

Как Маша в этот, самый неподходящий момент. Я сбрасываю. Еще звонок. Еще сбрасываю. Еще. Сбрасываю. Смс: «Штапич, приезжай, а… так грустно без тебя».

Нельзя сказать при Loop, что мне надо сменить адрес доставки. Я все равно поеду до оговоренной точки. Нельзя, чтобы Loop думала, что я не домой. Я уже принадлежу ей, и, хотя она мне нет, не стоит, не стоит тут менять адреса. Вдруг подумает чего. Что я блядун, например. Зачем ей слишком рано узнавать эту правду?

Машка в пеньюаре. Это хохот. Белая, крепкая, с большой грудью, сливообразной задницей, русская баба Машка – в розовом пеньюаре с какими-то кружавчиками, совсем детскими. Порнографический склад ее мышления мне ясен еще с просмотра Тинто Брасса.

– Ты не звонишь… не отвечаешь… ты не хочешь больше? – спрашивает.

– Почему? – отвечаю осторожно.

– Я думала, потому что у меня парень.

– Эм… Ну да.

– Так я его бросила…

Блять, ловушка. Ловушка блять. Беги! Но поздно. Слишком поздно.

– Маааш. А может, у тебя выпить есть?

– Да!

Ну, хоть так.

Хрупкий откуда-то достал денег. Хотя, по его (да и моему) образу жизни, мог бы брать водкой. Звонкая монета в любом случае уходила на бухло. Но тут после добычи денег он пару дней где-то гулял Милу, а потом посрался с ней и решил уделить время и мне.

Впрочем, к этому моменту денег у него не осталось, и тут очень кстати пришелся мой недавно полученный гонорар за сценарий какого-то дерьма, серии из десятого сезона сериала про собак, где очень умная собака с очень тупым ментом расследовали преступления. Мент, глядя на очередной растерзанный труп, говорил: «Ну что, дружок, поймаем злодея?». Пес отвечал: «Гав-гав!», а потом четко расследовал дело. Пес был очень умный, он в принципе обладал лучшей логикой, чем мент (и это, кстати, очень реалистично для России в наши дни). Даже допросы пёс вел лучше. Он говорил: «ррррр гав», а злодеи ссались и признавались во всём. Единственное, зачем такому псу был нужен мент, – заполнять бумажки и заниматься пиздостраданием в слабой любовной линии. С этим пес не справлялся, хотя я предлагал продюсерам нарастить функционал пса, мотивируя это экономией на гонорарах актера, который играл не лучше собаки, а денег требовал на порядок больше.

В общем, 50 страниц вымученной за месяц истории привели к трем дням запоя, которые я в целом плохо помню, но один момент врезался в память. Почему-то с нами пила девушка из отряда, Леся. Леся была отрядной блядью. Это, кстати, объясняет то, почему она пила с нами. Но это никак не принижает ее как поисковика. Поисковик она добротный, просто любит ебаться с кем ни попадя. То есть, говоря «блядь», я ни в коем случае не осуждаю, просто констатирую факт, не более. Да и вообще Леся – не единственная форменная блядь среди моих хороших товарищей обоего пола.

Мы пили на Таганке, в районе, с которым у меня связано чуть меньше, чем всё. В суши-баре (а только там и можно было выпить после 11 вечера) я увидел свою бывшую жену. Она сидела с каким-то хмурым типом лет 35: обычная «модельная» стрижка, пиджак, рубашка. Бывшая выглядела так, как она обычно выглядит на штурме мужиков: волосы в лаке, губы накрашены помадой, которую она считает яркой, глаза сильно подведены и – самое главное – плотный слой штукатурки тональника на лице, слой, который резко обрывается по границе подбородка так, что эту яркую границу всегда видно как местечко, где насыщенный, под смуглую кожу, крем прерывается и начинается синюшная «зимняя» кожа шеи. Я подошел к столику и спокойно поздоровался – ну, нельзя же не замечать, что она здесь. Сразу после я ушел за свой столик.

– Это кто? – поинтересовался Хрупкий.

– Бывшая.

– А-а-а-а! – с каким-то непонятным мне пока интересом протянул Хрупкий и пошел к ее столику.

– А че ему надо, Штапич? – спросила Леся с удивлением.

– Лесь, я откуда знаю?

Хрупкий в это время бормотал что-то о том, каких прекрасных детей рожает моя бывшая жена, как будто рекламируя ее дар перед хахалем. Кажется, Хрупкий даже сказал ей «спасибо» за моих детей (которых никогда не видел).

– Тебе делать нехуй? – поинтересовался я по его возвращении.

– Да ладно, хоть познакомились.

– И как ее зовут?

– Блять, забыл.

Когда мы выпили как следует, решили поехать ко мне. При входе в метро Хрупкий шепнул мне на ухо, кивая на Лесю:

– Может, трахнем ее вместе?

– Нет, Хрупкий, я нихуя твои яйца видеть не хочу.

– А мы в темноте.

– Да ну тебя нахуй…

Хрупкий был очень пьян и готов к любым приключениям. В вагоне метро он сел на боковое сиденье рядом с каким-то старомодным двухметровым металлистом, с ног до головы одетым в кожу с заклепками. Металлюга дремал, развесив патлы и широко расставив ноги. Хрупкий тут же, веселясь, толкнул его ногу своей. Тот проснулся, не оценил действие Хрупкого и толкнул обратно. Хрупкий встал. Встал и металлист. Хрупкий дал ему по ебалу, тот махнул своей клешней, и понеслась. Бошки бились о поручни, двери и окна минуты полторы, пока двухметровый хер не угомонил Хрупкого броском на сиденье.

Всё это время я просто наблюдал за ними, и мне очень не хотелось вмешиваться, хотя Леся нудела в ухо: «Помоги, че стоишь…» Я вообще, когда не в говно, не драчлив. Но когда Хрупкий очутился на сиденьях, а двухметровый готовился въебать ему двумя ногами, держась за поручень, я был вынужден пихнуть двухметрового в бок. Он даже шага в сторону не ступил, но тут же махнул уже в мою сторону. Я уклонился, дал ему по яйцам, схватил в удушающий за шею и упал на колени, утягивая его голову за собой. Прошло (первый раз в жизни)! Двухметровый упал на колени, пытаясь достать меня руками, пока хватало воздуха. «Угомонись, сука! Угомонишься блять?» – кричал я, и отпустил его, лишь когда он потерял волю к победе. Однако как только он встал, то сразу принялся махать ногами – хотел драться на дистанции, догада.

Тут откуда-то из конца вагона подскочили трое: «Какого хуя вы вдвоем одного метелите?» Я принялся спокойно объяснять, что я просто угомонил одного оппонента, пока второй не встревал.

Но Хрупкий не был бы собой, если бы не успел в это время апперкотом окончательно успокоить двухметрового и, развернувшись, дать по ебалу одному из его заступников.