Мршавко Штапич - Плейлист волонтера [litres]

Ситуация накалилась. Трое в двух. В итоге Хрупкого пиздили двое, зажав в угол, а третий, крепче и больше меня, ловко натянул мне на голову капюшон. Единственное, чем я мог ответить, – пытаться сунуть ему в табло, и я попал в рот. Почувствовав влажную поверхность щеки, я принялся шерудить у него во рту, схватил за губу, потом как-то за ноздрю, попал в глаз, снова угодил в рот, и тут этот сукин сын меня укусил – крепко и с хрустом. Видимо, он сам охуел от своего поступка, и я выскользнул. Из пальцев лилась кровь.

Поезд остановился, и все выскочили на платформу. Леся вышла из оцепенения и бегала вокруг, матерясь на наших оппонентов. Двухметровый уже оклемался и тоже успел выйти из вагона, так что двое против четверых мы оказались посреди «Текстильщиков».

На наше счастье, там стояли несколько ментов. Редкий момент, когда они нужны. Сержанты, увидев кровь у меня на одежде и на лице, взяли меня в кольцо и начали разбирать ситуацию при помощи опроса. Оказалось, что два друга дрались с белорусом и тремя чуваками из Люберец, которые не знакомы друг с другом. Менты не могли понять, как так случилось, что четверо метелят двоих – и двое при этом еще и виноваты. Менты приняли соломоново решение – отпустить всех, посадив в разные поезда. Решение было подсказано мной, потому что страх быть побитым всерьез пробудил мои мыслительные способности.

Дома я завалился спать, а Хрупкий развлекал Лесю. Когда развлек, пришел ко мне и разбудил.

– Штапич? Ну, Штапич… Пойдем поговорим.

Говорил он долго. О несчастной любви. О прекрасной измене. Мы выпили еще.

– А ты как свою жену-то… че, не ревнуешь?

– Нет.

– А хули она с ментом?

– С чего ты взял?

– Блять, да он точно мент…

Я припомнил типа – и правда, похож на мента. И тут мне стало не по себе: если этот хуй, например, будет жить с моими детьми – это пиздец. Потому что мент – это, скорее всего, уебан; как уголовник, только хуже.

Меня и самого звали в менты, в опера, в процессе поисков. И я в принципе подумывал об этом, но не захотел столько ебли за такие маленькие деньги. Среди ментов, особенно оперов, есть очень много хороших и порядочных парней. Есть просто умницы. Есть причудливые комбинации – вроде неплохих по своим душевным качествам коррупционеров. Есть романтики, особенно – среди молодых, только вышедших. Есть трудоголики, есть адекватные, есть суперпрофи. Но в основной массе мент в России сегодня – это существо непредсказуемое, от него можно ждать всякого, но не добра. Я сожалею, но это так. Так сложилось в силу ряда причин: низкий заработок толкает в менты идиотов и халявщиков, отвратительная система, в которой есть «следственный комитет», то есть чуваки, которые вообще ничего, кроме бумажек не видят, и «расследуют», прокуратура, которая настроена только на обвинительные заключения как на цель своей деятельности, – все это понятно, прозрачно, бесконечно хуево.

Но жизнь – забавная штука, поэтому ближайший наш поиск – после сериала про ментов, хахаля-мента моей бывшей и сержантов-спасателей в метро – оказался «тематическим». Пропала жена мента.

Роза, 1988 г. р., вышла из дома и не вернулась. Эта заявка упала глубокой ночью, а утром, едва протрезвев, я уже еду на место – небольшой поселок из пятиэтажек в Истринском районе области. Рядом – станция ж/д и закрывшийся завод, на котором раньше работали жители этих унылых однотипных домов. Наша пропавшая – жительница одного из них.

Кажется: если твой дом – угловатое уебище, ты тоже должен быть угловатым уебищем. Эстетика экстерьера и интерьера в теории влияют друг на друга, заставляя жильца и жилище сливаться. Но это не касалось пропавшей. Девочка была очень даже творческой – еще на излете подросткового возраста она рисовала крутые клипы для поп-звезд. А потом вышла замуж за мента. Кто его знает почему?

Отчим девочки был самым заинтересованным лицом. Он очень хотел ее найти. Он ее любил. По-настоящему. Он был готов ее простить, и складывалось впечатление, что она натворила нечто такое, за что ее можно прощать. Его беспорядочная прическа, торчащие вверх волосы, почему-то напоминали мне Карла Брюллова. Мне его суетливость казалась странной. Особенно она контрастировала с морозом –20 за окнами.

Пока мы пьем чай, он излагает фабулу: девочка, 24 года, мама двоих детей, оказалась в непростой ситуации. Она жила с мужем, который, видимо, не был любимым, и свекровью, которая вообще откровенно ее терпеть не могла. Муж, по словам отчима, бил девочку, – но доказательств не было.

Работала девочка в психбольнице санитаркой. Я сразу же представляю себе эту работенку: ухаживать за психами в холодной, наверняка не ремонтированной лет 40 российской больнице, да еще и за копейки – это здорово расшатывает нервы.

Пропавшая была замечательной матерью – опять же, если верить отчиму. Однако сама мать девочки, присутствовавшая на опросе, молчала и даже иногда подавала знаки несогласия – наклоняла голову, отворачивалась. Отвернулась она и на словах про «замечательную мать». Сложно следить за обоими сразу – поэтому в дальнейшем я буду просить кого-нибудь следить за поведением допрашиваемого или допрашиваемых, чтобы сложить верную психологическую картинку. Но сейчас мне очень непросто понять, где правда. Отчим настаивает: ее бьют, она несчастный ребенок, она хорошая и так далее, – но ее есть за что прощать.

Мужа пропавшей, того самого мента, пока невозможно опросить, потому что он «на работе». На работе, когда пропала жена. Это окончательно сбивает с толку – то ли она имела привычку уходить постоянно, то ли он ее укокошил и ушел на работу, предпочитая не замечать ее отсутствия.

На поиски приезжает 5 экипажей. Среди них – Loop, моя Куколка, и Fex – молодой парень лет 20, чья мотивация в отряде всегда была для меня загадкой.

Всех я отправляю расклеивать ориентировки, но не потому, что считаю это шибко эффективным, а потому, что не знаю, что делать.

Сам я остаюсь на улице, «организовав» хранение отрядного оборудования в подъезде пропавшей. Телефон постепенно умирает, и я принимаю редкие звонки со страхом, что он вот-вот сядет. На улице я стою уже часа два, и бубенцы начинают подмерзать, несмотря на двое штанов и хорошую куртку.

Но тут появляется мой Ангел-хранитель, Платоныч. «Я прочитал, что ты один в штабе, а штаб на улице». В багажнике у Платоныча всегда есть горелка, чай, термос, кофе и даже кубики бульона. С ним можно было в любой момент отправиться в глухомань за 1000 километров – и не пропасть. Платоныч, тут же сварганив чаю, усаживает меня в машину греться. Только посидев у печки, я понимаю, как промерз: меня сильно трясет, и я просто сижу молча, пытаясь собрать мозги в кучку.

Платоныч ставит музыку. «Гр. Об», альбом «Звездопад», бесконечно любимый мною, и песня «Белое безмолвие» Высоцкого. Мы молчим, я курю. Вдруг, на втором куплете, Платоныч начинает петь: