Мршавко Штапич - Плейлист волонтера [litres]

Мы едем в город на Fexе. Я сажусь сзади, собираясь поспать. Но Кукла спать не дает и всё трещит про девочку. Она не понимает, как я мог додуматься, что та все-таки окажется на даче.

Я тоже этого понять до конца не могу. Может, сказалась моя вера в самоубийц: истинные суицидники – твердые люди, они не меняют своих намерений.

Я вяло отбиваюсь от Куклы тезисами вроде «для самоубийц место самоубийства – это символическое место, точка притяжения». Удовлетворенная ответом, Кукла ложится ко мне на колени, взяв мою руку в свою и закрыв глаза.

Счастье. Пальчики Куклы, которые можно гладить. Как будто не было ебически извращенной жизни, пьянства, наркотиков, всего того дерьма, которое и составляло биографию. Как будто я чист и могу так и дальше. И только тревожно-злобный взгляд Fexа в зеркале заднего вида напоминает, что реальность никуда не делась.

– Кукла, пойдем в кино?

– Хорошо. Только я фильм выберу.

Позже я узнал полную историю девочки: в тот день муж ее избил, сломал челюсть. Она решила уйти. Поехала в город, стреляла мелочь, ночевала в подъезде, а на следующий день ее приютила какая-то женщина, дала денег. Девочка купила таблеток и поехала на дачу.

Всё встало на свои места. Она не могла вернуться к любимым детям – быть рядом с детьми означало погибнуть от рук этого придурка. Это тупик, который развернул ее к самоубийству, к которому она и так была склонна. Так что табличка не могла ответить на мои вопросы: потому что ответ был и в бегстве, и в насилии, и в самоубийстве как в трех мотивах ее исчезновения.

После поиска девочки я как будто обрел некий авторитет в отряде. Во всяком случае, многим понравились эта история и мой подход.

Историю про девочку я рассказал раз десять на очередной отрядной тусовочке в бургерной, причем самыми внимательными слушателями были Жора и Соловьева. Я пил пиво за пивом и был в прекрасном расположении духа. Хрупкий являл собой полную противоположность: он много и отчаянно острил, что в его случае означало упадок сил и настроения. Как и положено, в самый неподходящий момент, декабрьским пьяным вечером, уже переходящим в ночь, упал поиск.

Половина костяка отряда пьяна, а вторая половина спит. Однако Жора трезв и берет поиск.

«Дед, 80 лет, лыжник, ушел кататься в 14 часов и пропал». Еще бы не пропасть, за 3 часа до заката уйти на длинную дистанцию. Катался он всегда в огромном лесу и обычно проезжал расстояние в несколько станций электрички, чтобы вернуться домой поездом. По его пути лыжня разветвлялась много раз.

Нужно сказать, что пьяными на поиск ездить не принято, но мы были адекватны, и поиск вообще не мог ждать: –9 за бортом – это верная смерть к утру. В общем, Жора в порядке исключения плюнул на правила, но не помню, чтобы он еще хоть раз так делал.

Прибыв на место, мы понимаем, что в кроссовочках бегать по лыжне крайне неудобно – ноги проваливаются в снег. Чтобы как-то защититься, Ляля предлагает обмотать ноги скотчем, так, чтобы кроссовки и штаны превращались в единый элемент одежды. В таком виде, в высокой куртке и шапке-петушке я стал похож на Буратино.

10 км по лыжне в кроссовках – это как все 25 по пересеченке, и по времени тоже: на этот кусок у нас уходит 6 или 7 часов. Ноги после отваливаются, но деда мы так и не находим.

На рассвете мы двигаем домой. Я еду с Лялей и еще какой-то девушкой и счастливо засыпаю в машине, наконец-то сняв кроссовки.

Но мне не удается поспать до дома. Где-то на Ленинградке, в районе Войковской, Ляля начинает орать: «Штапич, Штапич, вставай». Машина дает по тормозам.

– Ну чего тебе?

– Штапич, там баба лысая полуголая бегает по мосту.

– Та-а-ак…

– Бля, ну твой же клиент!

– Да в смысле?..

– Она реально полуголая! Бегает и машет руками.

– И че?

– Проверь ее, может, че не так…

– А нам не похуй?

– Нет.

– Может, сама?

– Не, ебнутые бабы – это по твоей части.

Я решительно обуваю мокрые кроссовки и выхожу из машины. Действительно, какая-то женщина, в юбке, льняной рубахе и шлепках, идет по мосту, слегка размахивая руками, как крыльями. Через рубаху просвечивают соски, которыми, наверное, можно резать стекло – такими острыми и твердыми они выглядят. По лицу – нормальная девушка, довольно красивая, лет 30. Подхожу к ней:

– Простите, вам помощь не нужна?

– Нет.

Она отвечает коротко и веско, и «летит» вниз по мосту, ускорив не только походку, но и крылья. Я едва поспеваю за стремительной дамой.

– Простите, а что вы делаете?

Молчит.

– Вам не холодно?

Снова тишина.

Поняв, что я ее преследую, она переходит на бег. Машина с нашими девчонками едет за нами. Картинка вроде Бенни Хилла: баба летит декабрьским утром по Ленинградке, за ней бежит какой-то парень, рядом едет машина.

– Ну че она, Штапич? – спрашивает Ляля, высунувшись из окна.

– Ляля, блять, я еще на бегу рассказывать буду!

Летунья резко сворачивает в «Продукты», уверенно движется в конец зала, и, обогнув колонну и как бы тем самым, по ее мысли, сбросив меня с хвоста, выбегает на улицу и устремляется обратно к мосту.

В дверях магазина я сталкиваюсь с Лялей и командую:

– «Скорую» вызывай, это псих.

– А на какой адрес?

– Ладно, похуй, сам вызову.

Ляля уходит в машину, а я звоню в «Скорую», продолжая погоню за летучей лысой бабой. Объясняю диспетчеру: надо подать машину и подождать, пока я приведу бабу на место. «Скорая» вроде согласна.

Баба тем временем улепетывает и всё так же не слушает меня, как бы я с ней ни говорил. Трогать ее я не рискую – во-первых, кто его знает, чего можно от нее ожидать, чего там скажут ей голоса в голове; во-вторых, лишнее движение – подсудное дело. Поэтому я просто иду за летящей и увещеваю ее, как могу. И милая, и хорошая, и что случилось, давай обсудим, и всё такое. Опыта бесед с психами в терминальной стадии у меня нет, поэтому подбираю слова, как могу.

Мы оказываемся в парке на другой стороне железной дороги, через которую, собственно, и перекинут мост. Звонит «Скорая», уже сама бригада, и сообщает, что они на адресе. Я диктую новый адрес, ближайший к парку, какой нахожу, и продолжаю уговаривать летучую девочку. Она не уговаривается и устремляется в парк.

Снова звонит «Скорая», я снова прошу поменять адрес, врач уже зла на меня, но ее удается уговорить.

Сколько баб приходится уговаривать, а!

Мы оказываемся уже у четвертого, наверное, адреса – у бассейна внутри парка. Меня уже всё бесит: мокрые кроссовки, летучая баба, злоебучая «Скорая», трезвонящая Ляля… Последняя, однако, дает дельный совет:

– Штапич, она псих, ее без ментов в дурдом не заберут.

– Что-о-о?

– Чтобы сдать в психиатричку, ментов нужно вызывать.