Денис Гоголев - Два года ада, или Как выжить в армии

От троих старослужащих сержантов мне уже доставалось редко. Как я уже описывал, наш батальон из трех рот находился в спортзале, и часто приходилось заступать в наряд дежурным по роте, или помощь караулу — его разводящим, которым я расставлял караульных на крышах разных зданий. Из-за непростой обстановки в республике ввели усиление караулу. Как правило, мы, сержанты из разных рот, находились ночью в спортзале, бодрствуя. В наши обязанности также входило в ночное время суток сопровождать молодых солдат в туалет, чтобы их никто не бил из других старослужащих. Туалета у нас своего не было, и приходилось ходить в другую роту (РМО — роту материального обеспечения). Сержантам и солдатам РМО это не нравилось — что ночью был проходной двор и засирали их туалет, и они наших молодых избивали и напрягали разными заданиями. Нас, сержантов, конечно, по тридцать раз за ночь сопровождать молодых тоже напрягало, и мы стали их отучать от ночных хождений, чтобы они терпели до подъема. Поначалу кто хотел в туалет — у нас отжимались, но отжиматься было скучно, и мы с сержантами устраивали безобидное шоу. Каждый молодой солдат должен был проползти под кроватями через всю роту на время. Было, конечно, смешно и прикольно для нас. Через пару недель молодые солдаты отучились ночью ходить в туалет. Для каждого молодого солдата было сильнейшим испытанием отпроситься в туалет. Мало того, что приходилось ползать с на ши м сержантским глумлением, так еще в туалете они нарывались на других старослужащих других рот, которые на них отрывались, заставляя их драить очки, то есть туалет, а ходить с молодыми, постоянно контролируя их, означало рано или поздно найти на свою задницу приключение. За две недели из двадцати-тридцати походов справить нужду дошло до минимума, одного-двух. Молодые перестали совершать подвиги похода в туалет, и начали писать, кто попорядочнее, в свои сапоги, кто не совсем был порядочным — товарищу. Утром, конечно, многие возмущались, что им нассал в сапог какой-то гад, но концы было найти тяжело, кто это сделал.

У старослужащих сержантов ритуал справления нужды происходил так: сержант кричал дневального, стоявшего на тумбочке, и тот нес ему ведро. Облегчившись, сержант со спокойной душой ложился спать, а дневальный думал потом, куда вынести ведро. У меня, на мое счастье, больших проблем с туалетом не было, и я, как правило, терпел до подъема. Бывали исключения, когда выпивал много воды (чая, газированной воды), но об этом позже.

Шел конец января, и я грезил отпуском. Одного рядового солдата из другой роты отпустили в отпуск и объявили благодарность. Этот солдат, находясь на посту на вышке в карауле, увидел перелезающих через забор гражданских. Гражданские часто перелезали к знакомым солдатам в свинарник, и я их там часто видел, никто не обращал на них внимания. В этот раз гражданские себя повели по-хамски по отношению к часовому и посылали его. Гражданские малолетки ни во что не ставили служивших в части солдат и могли даже обкидать часового камнями. Часовой выстрелил в воздух, и караул подняли в ружье. Малолетки, конечно, убежали, а за бдительность командир батальона солдата наградил отпуском. Мне, конечно, сразу вспомнилась лошадь на заставе, когда часовой не мог принять решение, даже выстрелить в воздух, долго не понимая, кто к нему в темноте подкрадывается, трясясь от страха. А сделал бы все по уставу — крикнул «Стой! Кто идет? Стой! Стрелять буду!», первый выстрел в воздух, и далее на поражение — то был бы героем. К несчастью, тот солдат, который не стрелял на заставе в лошадь, за год службы не развил в себе боевой дух, а был до сих пор зашуган дедовщиной с разными унижениями. И я уверен, что семьдесят солдат, к сожалению, поступили бы точно также. Мне как сержанту какой-либо подвиг совершить было сложнее, так как отношение ко мне у командиров было совсем иное, как к командиру, и подвиг мне надо было совершать вдвойне геройский.

В одно из воскресений, когда во всех частях российской армии по плану выходной день у всех, за исключением солдат и офицеров, находившихся в разных нарядах, то есть караул, столовая, наряд по роте, по штабу, по КПП и много разных других нарядов, в нашей части среди всех сержантов и солдат всех рот решили провести соревнования по бегу, на два или три километра, уже не вспомнить. Занявшие первые три места во всей части должны были поощряться отпусками. Я, значит, должен был занять одно из трех мест примерно из двухсот-трехсот человек. Мне, конечно, в принципе ничего не светило, и я уже насчитывал порядка пяти бегунков, которые, на мой взгляд, бегали сильнее. У них же было еще преимущество. Все старослужащие сержанты с некоторыми солдатами бежали в берцах (военных ботинках). Я же бежал в сапогах. Бегал, конечно, я на гражданке хорошо. Первым в классе, первым в футбольной секции, но здесь бежало несколько сотен человек. Бежали по ротам. В одной из рот батальона бежал старослужащий сержант, перворазрядник по бегу, и намного по времени опередил своих сослуживцев, показав лучший результат из пробежавших рот. Все понимали в части, что с ним тягаться было бесполезно, он занимался бегом все свое детство.

На старте нашей третей роты рвануло человек семьдесят, и я где-то бежал позади всех. Постепенно изо всех сил я обгонял по несколько человек, пока не вырвался вперед. Я не верил своим глазам: я бежал первым, и ноги меня несли к первому месту, по крайней мере в своей роте. На половине дистанции я уже молил бога, чтобы этот бег побыстрее закончился и чтобы не проиграть никому из своих, ведь на кону стоял отпуск. Прибежав к финишу, оторвавшись от второго места на приличное расстояние, я упал на колени, и через несколько секунд меня стало рвать. Я очень часто бегал кроссы, но до такого, чтобы меня рвало, было впервые.

Оклемавшись от забега и посмотрев остальные забеги других рот, я по времени оказался на втором месте, проиграв только старослужащему сержанту, перворазряднику по бегу из другой роты. Из двухсот приблизительно человек я по времени был вторым. Я этому событию был рад, и, похвалив меня, местный контрактник сказал, что я поеду в отпуск.

После всех рот побежала группа специального назначения (ГСН), которая к нам по соревнованиям никакого отношения не имела. Я их всех в душе ненавидел за их разную подлость. По одному они никогда не приставали, но толпой обязательно кого-нибудь били и отнимали разные вещи. Я с ехидностью смотрел на их забег и про себя ухмылялся, мол, сейчас посмотрим, какой вы спецназ, по вашим результатам. После их пробежки в количестве примерно тридцати человек, посмотрев их результаты, я был сильно удивлен. Мой результат был только восьмым из тридцати, а перворазрядник был шестым. Получалось, что пятеро лучших были спецназовцы. С этого дня я проникся уважением к группе ГСН и понял, что не зря они носят зеленые береты на левую сторону, и гоняют их по полной, в отличие от нашего батальона.