Денис Гоголев - Два года ада, или Как выжить в армии

Лапа уволился, так и не получив от нас подогрева. Никакую поляну ему никто не накрыл, и это был первый раз, когда на него рота забила и не скинулась на еду и спиртное. Слава богу, что он никого не сделал калекой. Это был большой праздник для всех.

Призыв 1—96 весь уволился, и остался только наш старший призыв вместе с молодыми. Сорок человек нашего призыва — это было сорок процентов нашей роты. Наш призыв 2—96 был самым большим, как я уже описывал, в нашей роте и во всей части. Началась в нашем призыве возня, и каждый сержант и солдат хотел себя показать со стороны, что он самый крутой и его надо всех больше бояться. Я это предвидел заранее, и если я раньше пользовался поддержкой и доверием старослужащих сержантов и мой призыв боялся забивать на разные задачи, то после увольнения старослужащих человек пять хотели взять роту в свои руки и вершить неуставные взаимоотношения. У меня остался второй взвод, к которому старались не прикасаться.

После увольнения сержантов меня официально поставили на должность командира отделения. Также к нам в роту перевели трех офицеров. Одного лейтенанта Егорова перевели в мой взвод командиром взвода. Хороший был командир Егоров, прибывший только из военной академии, и был направлен сразу в Махачкалу. Порядок он любил и был ответственным, но и меня он сильно не напрягал без повода. Если было все хорошо, а я лег подремать, то он мне слова не говорил. Так я его и не разыскал, к сожалению, в различных социальных сетях.

Появился у нас новый замполит, старший лейтенант, второй человек после командира роты. Прапорщика Бахмутова, моего недоброжелателя отодвинули назад, что ему очень не понравилось, но звание старший прапорщик не дает ему подняться выше должности командира взвода. Так у нас и укомплектовался личный состав вместе с командирами.

После увольнения старослужащих я взял паузу. Выделялись рвачи, которые хотели что-то из себя показать. Как правило, самый авторитетный сержант водит роту строем на приемы пищи, вечернюю прогулку и т. д. Я даже стал сознательно уступать своим сержантам, хоть и в душе меня немного коробило. Но во всем есть плюсы. Кто ведет роту строем, тот и получает от командиров по полной — плохой строевой шаг, не умеют держать равнение, плохо поют песню, — и на все это влияла сержантская репутация. На некоторых сержантов просто забивали, и они были как бы для мебели, то есть раз с лычками, значит командир, но толку никакого от них не было.

Оставалась последняя половина года службы. Я об этой декаде сильно мечтал и ждал ее с нетерпением. Я видел, как мои старослужащие сержанты лежали на кроватях и вешали все обязанности на меня, которые я ответственно выполнял. Дождались мы и молодых сержантов, которые после учебки пополнили нашу роту командирским составом, и скоро было ожидание нового молодого призыва.

Обстановка в республике Дагестан накалялась с каждым днем все хуже и хуже. После обстрела поста ГАИ нашей роте подкинули наряд охраны двух блокпостов. В первый раз отправили меня старшим со своим взводом. Сотрудники ГАИ были первое время в восторге от нашего усиления солдат. Я стоял с сотрудником ГАИ, который проверял документы, а я с автоматом его охранял на случай нападения. Сотрудник ближе к утру дал мне десять рублей, удалился и велел мне открывать шлагбаум. Сев на бетонное ограждение; так как в 4–5 часов утра проезжало немного машин, я уснул. Мне даже успел какой-то сон присниться, но разбудил меня сигнал автомобиля. Я быстро подорвался на автопилоте, ничего не понимая, и пошел открывать шлагбаум. Молодые парни на девятой модели жигулей спросили у меня, как мне служится и не хочу ли я трахнуть девочку, одну из двух, которые сидели на заднем сиденье, и смотрели на меня, посочувствовав мне, что полтора года я без женских сексуальных утех. Я отказался от затеи кого-то трахать, находясь на посту со стволом. Непонятно, с какими намерениями они были, и испытывать свою судьбу я не хотел. Ребята пожелали мне удачи и уехали. Я когда рассказал своим сослуживцам, то меня начали засмеивать, что я отказался. Ни один сослуживец меня не поддержал, что я сделал правильно, что отказался от сексуальных услуг. При открывании шлагбаума машинам с московскими и подмосковными номерами, которые проезжали очень редко, я радовался. Открывая им шлагбаум, я спрашивал у водителей, как дела на Родине, говорил, что я их земляк.

В наряды на блокпосты я попадал редко, так как в роте дел своих хватало. В наряды как дежурство по роте ходить было некому. Сержантов было полно на любой вкус, но ходить в этот ответственный наряд, отвечать за оружие, за сохранность вещей в роте и т. д. доверяли не каждому. Месяц назад нас уже перевели из спортзала в свою роту после сделанного аварийного ремонта, которая находилась на четвертом этаже. О спокойной жизни мне приходилось только мечтать и дальше, но я уже понимал, что, по всей видимости, этого счастья мне не предвидится.

У меня во взводе был солдат мягкотелый. По нему было видно, что он уж очень не хотел служить, и когда он прослужил полгода, желания у него не прибавилось. Полгода назад он уже убегал из части, когда я лежал в санчасти с ухом, но его поймали. Солдат Мухляков постоянно был грязным, неумытым, постоянно чесался, так как вшей бельевых у нас в роте было полно.

Вши были везде, особенно на шерстяных одеялах, где они разводились и были незаметными. Средства от вшей были у нас в части дефицитом. Купить средство было не проблема, но в санчасти его выдавали по большому блату. Мне удавалось по сержантскому статусу получать эти тюбики, и я брызгал от своей кровати все ближайшие, чтобы у меня этих паразитов не было. Практически каждый день я проутюживал швы своего нательного белья, где вши прятались, но после получения в банный день новое нательное белье начиналась заново борьба со вшами. Бороться с БТР, как мы их называли, было очень тяжело. Несколько вшей, как я с ними ни боролся, постоянно кусали мое тело. Чесаться я перестал только на гражданке. Ни в учебке, ни на заставе этих тварей не было. В части Махачкалы их был рой.

У меня в штанах образовывались в карманах дырки. Когда кусали мое переднее место, мне приходилось засовывать руку в карман и незаметно почесывать. Бывало, стоишь на утреннем разводе по команде смирно, а сержантский состав стоит в первой шеренге, и эта живность начинает кусать возле паха. Незаметно просовываешь в карман руку, и медленно начинаешь чесать, чтобы никто не заметил шевелений у меня в штанах.

Когда я у солдата Мухлякова увидел постельное белье, то я просто ужаснулся. Мало того, что он был весь покусан, так еще у него был целый рой вшей. Я его заставлял постоянно утюжиться. Когда я над ним терял контроль, то он уже где-нибудь мыл полы, где кто-то его заставил. Он был в моем взводе и моим подчиненным, но любой солдат, даже его призыва, мог заставить его что-нибудь убирать. Мне из-за него постоянно доставалось от командиров — почему у тебя Мухляков моет полы вместо другого солдата, почему у тебя Мухляков находится не там, где нужно… Кто-то зачем-то его постоянно куда-то посылал. Мои сослуживцы надо мной смеялись, что Мухляков, например, вместо своего свободного времени кому-то драит туалет.