Денис Гоголев - Два года ада, или Как выжить в армии

Спасибо моей тете, которая мне по мелочам высылала деньги, и я не поехал практически босиком, так как мои берцы уже разваливались, и я смог купить себе новые.

Спасибо нашей части, и отдельно начальнику продовольственного склада, что не дал нам с голоду умереть и выдал по одному суточному сухому пайку на каждого. Кому было ехать двое суток, а кому трое. Например, на первый день можно было съесть одному баночку гречневой каши с несколькими сухарями, а на второй день можно было полакомиться баночкой перловой каши. С чаем проблем не было, так как каждый пакетик можно было заваривать по десять раз. Главное, чтобы цвет воды немного красился.

Мы все уезжали очень счастливыми. Близилась вторая чеченская война, которую каждый из нас чувствовал, и не хотелось влезать под дембель в пекло. Через несколько месяцев она началась, и мои многие молодые сослуживцы на нее попали. Но мы уже довольные ехали в поезде и уже размышляли, как нам раздобыть выпить и отметить свой дембель.

Я занял боковое верхнее место в плацкарте, так как оно мне всегда нравилось. Лежишь и смотришь в окно, отвернувшись, не ворочая головой. Подушки с матрацами нам брать запретили, так как за белье надо было платить, а у нас не было денег, и это мелочи. Я поехал бы даже стоя без места, л ишь бы домой.

Подъехав к Кизляру, я дембеля Шмарова отправил за водкой, выдав ему несколько банок каши, чтобы он ее или продал, или поменял. Дембель Шмаров со своей задачей справился на отлично и принес три бутылки водки. Отъехав от Кизляра, мы начали радостно распивать водку. Уже был поздний вечер, но нам не хотелось спать, нам хотелось веселья. Немного напрягали спецназовцы, которые ехали в соседнем вагоне. Они промышляли снять с кого-нибудь хороший бушлат. Из всех дембелей у меня бушлат был самый хороший и новый. Я его на всякий случай не снимал, чтобы у меня спящего его не украли. Я всем своим дембелям говорил, что спецназовцев всего трое, а нас в два раза больше, и не стоит их бояться. Это уже гражданка. Их можно было разорвать всей толпой.

Я понимал, что драка со спецназовцами в поезде может быть неизбежной, если они будут себя вести нагло, как в части. Долго они высматривали бушлат, и они с кого-то его сняли, но ко мне они подойти не решались. Я драться с ними не боялся, так как часть уже позади, а я только боялся приехать с разукрашенной физиономией, что было бы не совсем красиво предстать перед своими родственниками.

Выпив водки, я лег на свое верхнее место и смотрел в окно, где не было ничего видно из-за темноты. Через некоторое время у меня пришла идея, что почему я еду в гражданской одежде, а не по форме, которой у меня нет, а у Шмарова, который воровал бушлаты, все было укомплектовано.

Разбудив Шмарова, я сказал ему снимать военную форму. Форма у него была одной из самых красивых среди всех. Он мне сразу сказал, как он поедет голым. Я ему отдал свои джинсы с рубашкой и надел его форму. Форма была красивой, но мне она была узковата, и я решил ее обменять с кем-нибудь на другую. Одного дембеля мне пришлось уговаривать долго, и он ни в какую не соглашался, хоть и форму я ему давал красивее и лучше. Тогда мне на него пришлось поднять голос и пригрозить. У некоторых дембелей были в роте свои косяки, кто воровал бушлаты, кто тырил еду в тумбочках, кто резал простынь на подшиву и т. д. Этот дембель был одним из тех, к которому не было никакого уважения, поэтому я на него наехал с угрозами. Ему ничего не осталось, как со мной поменяться, только он срезал свои шевроны, которые мне были не нужны. Форма ему подошла хорошо, и он остался доволен таким хорошим обменом. Мне по размеру его форма была тоже самый раз, пускай она была и хуже.

На одной из остановок сошли трое спецназовцев, и у меня моральный груз спал, так как я был спокоен, что у меня не украдут мои берцы с бушлатом. Следующий день мы ехали уже все спокойно, и знали, что ни с кем не подеремся, выпивая и радуясь своему дембелю. Еда подходила к концу, а Шмаров нам постоянно доставал водку.

Вечером, когда я спал, то услышал сильный грохот. Пьяный сержант Сергей Кузнецов, забравшись на третий ярус, где лежат матрас с подушкой и одеялом, лег там спать. Многих нас по билетам разбросали по вагонам, а ехать хотелось всем вместе, и поэтому кто-то даже спал на третьей полке. Сергей с этой третьей полки умудрился упасть. Мы все перепугались за него, так как внизу после падения он лежал без сознания. Через несколько секунд он очухался и запел пьяным воем песню про дембелей. Он нас хорошо повеселил, и весь сон у нас сразу пропал. Сергею повезло, что он каким-то чудом себя не переломал, так как он упал на матрац, который упал чуть раньше.

Мы опять начали веселиться. К последней ночи я начал прозревать, что завтра утром приеду в Москву без денег и без еды, и что я буду делать. Ехать я решил сначала в город Владимир к тете с дядькой. Дома меня еще никто не ждал, так как по графику я должен был вернуться через две недели, и я решил, что в ужасном моральном состоянии ехать домой не стоило и немного надо было акклиматизироваться. Я еще не был готов к встрече с родителями и друзьями и хотел побыть в более спокойной атмосфере.

В поезде в ночь я позвал к себе Шмарова и напряг его, чтобы он нашел две пачки сигарет и десять рублей денег. Я считал, что это будет его наказанием — ночью побираться в поезде. Я обещал старшине его как-то наказать, и снятой формы было недостаточно. А потом, он мог быть больше доволен гражданской одеждой, которую я ему отдал. Пускай она была не новой, но в его регионе она ему точно пригодилась. Для большего страха я ему пригрозил, что если он мне утром не принесет денег с сигаретами, то я его сапоги выкину в окно, и, приехав в Москву, он дальше будет добираться до Марий Эл босиком, а в Москве на 23 ноября была ужасно холодная погода, под двадцать градусов. Конечно, он этого наказания заслуживал, чтобы выкинуть у него сапоги, и он был сильно испуган моими словами, но я прекрасно понимал, что я этого сделать не смогу даже за месть своих ребят. Я не палач и никогда им не был, не имея никакого на это права, проучив его только морально в последнюю ночь.

Утром он мне только дал чуть больше половины пачки сигарет, и я раздал ребятам. Денег он мне не принес, но принес открытую практически целую бутылку водки. Когда мы выпили утром по одной, то это был какой-то вкус ацетона, и мы ее не стали допивать, чтобы не отравиться. Сапоги у Шмарова остались на ногах, но ребята порывались это сделать, когда я им рассказал о своей идее. Ни у кого к Шмарову не было жалости, но я за него в конечном итоге вступился, и это было бы жестоко идти по морозу босиком.

И вот долгожданная Москва, свежий и родной воздух. Я не верил, что когда-то вступлю на родную землю Павелецкого вокзала. В метро мы последний раз крепко обнялись. Кому-то еще было ехать дальше в Коми, кому в Нижний Новгород, кому в Марий Эл, а мне уже было совсем близко, меня ждал город Владимир.