Юлия Беломлинская - Бедная девушка или Яблоко, курица, Пушкин

— Когда придет Эдна?

Эдна из милосердия иногда все же приходила его постегать — уж очень я жалостно рассказывала ей о том, как тоскует парень.

— Не придет она сегодня. У ней работы горы — до самой ночи. Давай что ль, парень, сам раздевайся… ох, надоел ты мне…

Я лениво взялась за это хуев бич имени Иван Васильича, (а все ж приятно,

СВОЕ-НАШЕ)…

Свой-Наш засвистел в воздухе… и тут Яшенька не выдержал и по-настоящему зарыдал.

— Пусти меня, нет, не хочу! Позови Наташью!

Я побежала к Наташе.

— Слушай, пойдем- ка со мной. Джейкоб — чего-то совсем плох. Рыдает. Тут конешно садизм — но не до такой же степени…

Мы вместе принялись его развязывать.

— Ну, что за проблема?

— Я ненавижу эту женщину. Я не могу видеть ее лицо! Я НЕНАВИЖУ ЕЕ ЛИЦО!

Лицо мое — обыкновенная жидовская морда — в профиль, смешное из-за носа, а в фас — нормальное лицо. Если не краситься — так и вовсе выходит «Святая женщина».

Это выражение, я однажды услышала от Полины — по телефону кто-то ей на меня жаловался, а она отвечала по русски:

— Да ладно тебе. Ну, наорала. Она на всех орет, если не выспится. Чего на нее сердиться то? Всему Нью-Йорку известно — МАМАША — СВЯТАЯ ЖЕНЩИНА…

Я тогда задумалась — где она такого языка нахваталась?

Забыла, как сама подсаживала бедную малютку на русский язык — когда у нее наступил возраст, в котором все американские дети читают только про вампиров, с невинным видом принесла ей сборник «Русские классики о вампирах». Там сложный язык — но метод старый проверенный, у нас всегда было заведено чтение вслух перед сном — почитаешь полчаса, а потом — на самом интересном месте:

— Все — одиннадцать. Завтра.

— Десять минут!!!

— Завтра. И чтоб никакого света я не видела!

Потом можно еще минут сорок делать вид, что никакого света не видишь. А завтра — уже можно начинать следующую историю. А через несколько дней можно услышать что Стивен Кинг, оказывается, пишет НЕНАСТОЯЩУЮ ЛИТЕРАТУРУ. А НАСТОЯЩУЮ — Гоголь. (Но и — Воннегут).

Еще однажды услышала про лицо.

В «Русском Самоваре» выпивали художники-палешане. Они привезли в Америку — свою дорогущую сувенирную Библию — на продажу. Вроде нормально расторговались и теперь отдыхали.

Занимались ими какие-то совсем уж американские люди, ни к Библии, ни к изобразительному искусству отношения не имевшие, но решившие, сложный для Нью-Йорка вопрос:

— Как продать предмет роскоши, не на Аппер Ист-сайд?

Потому как было ясно, что Ветхий Завет тамошним ребятам еще можно втюхать, но с Новым уже… трудно в общем.

Ясное дело, в Нью-Йорке есть всякие миллионеры — англо-немецко-голландского происхождения, но это все — мрачные люди с нездоровым цветом лица — и они не любят вот такое — ЗОЛОТУЮ, ПЕРЕЛИВАЮЩУЮСЯ, ЗАМОРСКУЮ ДИКОВИНУ, такое любят там — где все блестит и переливается, на Аппер Ист-сайде.

Но кого- то все же эти дилеры нашли. И я даже догадываюсь кого! Кто еще у нас в Нью-Йорке — и прекрасному не чужд, и деньгу имеет, а уж без Библии — дня прожить не может?

Вот именно. Старые наши знакомые, с родными лицами Дениро и Аль Пачино — итальянские мафиози.

Папу Готти как раз в это время посадили, и я живо себе представляю, как великий этот грешник с удовольствием рассматривает в лупу палешанскую версию Варравы. (Вряд ли его самоидентификация простирается куда-нибудь еще).

Одним словом — художники выпивали — довольные, а я тоже сидела с ними, и за них радовалась. Самый главный палешанин — такой красивый дядька с квадратной бородой и синими глазами, долго на меня смотрел, а потом говорит:

— Жалко уезжаем. Портрет бы, Жульета, с вас написать. Уж больно лицо у вас… Такое…

— Какое?

— Ну какое… СВЯТОЕ оно у вас. Сами же знаете.

И не пьяный был. И не кадрился. Меня еще спрашивают, почему я все хочу жить в России.

И особенно меня тронула его уверенность, в том, что я в курсе этой небольшой особенности своего лица. Я — то сама художник и понимаю, что он имел ввиду. Но я бы «святым» назвала вытянутое смуглое со светлыми глазами «модильяниевское» лицо, есть такие лица — со старых икон.

А он — в моем признал — девятнадцатый век, когда русские художники бредили Италией и стали, для правды жизни, рисовать в библейских сюжетах итальянцев — средиземноморский народ. В ту пору и народились эти картины, которые я никогда не полюблю — да, там я похожа на всех ангелов, девочек, мальчиков и стариков одновременно. И все — сладкие! И в каштановых локонах.

И еще однажды я слышала небольшое философское размышление на тему моего лица — от одного еврейского, питерского мафиози:

— У телки должно быть такое ебало, ну чтоб, типа, на него нормально спускать хотелось, а у тебя, понимаешь, ебало, ну типа, если б мне надо было на телку молиться — тогда такое подходит. Но телка — не для того чтоб молиться на нее. Я молиться типа, в церковь пойду. Или там, типа, в синагогу…

— В синагогу мог бы меня как раз прихватить — там же ничего не повешено, там типа, не на что молиться…

Это ты, типа шутишь? Ты остроумная, типа?

— Все! прости! Прости, виновата, прости голубчик!!!

Так мы беседовали с одним из героев моей — не этой, следующей книжки, о них — Отцах Основателях нынешней братвы. Почти все они — отвалили.

О них мало кто писал. Вот — Наташа Медведева — чудесно написала — она их успела повидать и описала с удивительной точностью. Извиняться надо было быстро- все эти Иосифы и их братья, уже сильно смахивали на тех, настоящих из Ветхого Завета. Дети выживших двадцатый век — они научились сначала бить, а потом уж думать, и начисто утратили некоторые черты, приобретенные в Диаспоре — например знаменитую еврейскую самоиронию.

Эти Кудрявые Бизоны — они были предтечей нынешних Гладкостриженых Бычков — и если и признавали юмор, то исключительно сверху вниз, а «телки»

всех видов, независимо от классификации «ебалов» — всегда являлись для них безусловным и непререкаемым НИЗОМ.

Из всего вышесказанного ясно, что лицо у меня, как лицо и чего было его ненавидеть, непонятно.

Наташа не стала особо церемониться с бедным Яшенькой.

— Джейкоб, я понимаю, что Госпожа Саша не твой сексуальный тип. Я понимаю, что тебе нравятся блондинки. Но ты, кажется, забыл, что ты тут раб. И притом бесплатный…

— Она похожа на мою мать! Я НЕНАВИЖУ ЛИЦО МОЕЙ МАТЕРИ! Я ненавижу мою мамочку! Как же я ее ненавижу…

Тут Наташа прониклась. Дело в том, что она приехала в Штаты с хорошим английским. Довольно быстро получила документы, и некоторое время работала по специальности — психиатром в госпитале. У нее там была группа пациентов, и через некоторое время творческая русско-еврейская Наташа, на каком-то семинаре зачитала доклад, об успешно проделанной работе.