Юлия Беломлинская - Бедная девушка или Яблоко, курица, Пушкин

Но я стала ходить в ту, что давно мне приглянулась, в Автокефальную. Там снаружи не было никакого здания — просто дверь с крестом, а внутри — крошечная церковь. И хор — человек пять — шесть. Регентша была ливанская христианка. Я приходила каждую субботу и стояла всю вечерню. Стояла и молилась. Я знаю только одну молитву «Отче наш», читаю ее всю жизнь, каждый вечер и даже сочинила о ней сказку «Курица». У меня везде — курица. (Ну там, где не яблоко или Пушкин). Но в этот раз я молилась не «Отче нашем», а просто строчкой из Галича, потому что у меня была особая просьба, и эта строчка как нельзя лучше отражала суть дела:

Все я, Боже, получил сполна

Где, в которой расписаться ведомости?

Об одном прошу, спаси тот ненависти.

Мне не причитается она.

Ничего такого «сполна» я, слава Богу, не получала, но для рифмы и красоты молилась именно так. Я старательно молилась целых полгода, и постепенно меня стало потихоньку отпускать. Не чувство одиночества, оно не ушло — я не вписалась в их церковно-общинную жизнь с чаями и пирогами — очень светлую, но совсем для меня чужую. Так и осталась в «Самоваре». Но злобное отчаянье стало отступать. Ничего не изменилось — вокруг меня, но что-то стало меняться внутри. Прачешная сработала.

Во-первых, ты стоишь там и думаешь — под это пение и глядя на все эти иконы. Там в той церкви была фреска — высоко под потолком — я все пыталась ее разглядеть, и сослепу, мне казалось, что там изображен какой-то трамвай — вот такие два красных вагончика, и в них люди. Почему? В Нью-Йорке трамвая нет, а есть в Бостоне. Самый что ни на есть настоящий красный — НАШ РУССКИЙ ТРАМВАЙ (не хуже березки). Из Бостона как раз приезжал каждую субботу наш батюшка — отец Михаил. Там в церкви работала его мама — Валентина Петровна. Я стояла и думала, что Бог — каждую субботу приезжает из Бостона на трамвае с мамашей и сотоварищи. И потом объезжает всю землю на трамвае. И тут я подумала, что ему видно очень трудно и за всем не уследить — на трамвае далеко не уедешь. Да и на раздаче тяжело стоять, если руки проткнуты гвоздями. Ему нужно много, много, много помощников.

И, наверное, мои мелкие бесы — это вовсе ангелы, ну такие ангелы — дворняжки, и они кусают за ноги, они давно уже пытаются заставить меня перестать стоять в очереди и ныть, что мне горбушку недодали, а начать самой как-то приводить жизнь в порядок. Сначала внутри себя, потом понемножку вокруг, ну сколько смогу. В общем, то если бы каждый так поступил — наверное, стало бы Царство Божье на земле. Но каждому — некогда, а мне это явно подходило, просто раньше как-то не догадалась.

Потом служба кончилась, я подошла и разглядела эту фреску — конешно, никакой не трамвай — просто домики такие специальные — с обратной перспективой.

Пострадать за свое крещение, мне так и не пришлось, хотя как только наступило лето — всем стало очевидно, что я хожу с крестом — в то лето носили индийские платья с огромными декольте, и как бы низко он не висел (нельзя же совсем на пупе носить, как покойный председатель Тихон Петрович — вот он и допрыгался!), все равно был виден и желающие схватиться за него лапой, с каким-нибудь упреком, не переводились. Но я тут же бойко отвечала, что мать моей матери — армянка — христианка и по еврейским законам — я никакая не еврейка. Это — чистая правда, но зато по армянским законам — я никакая не армянка — так как у них все считается по отцу. Но никаких армян вокруг не было, а были, как обычно только евреи и русские. Евреи были крещеные и некрещеные, а русские, как обычно, делились на антисемитов и юдофилов — и никого в середине — так что им всем было, что сказать по моему поводу. Но я, обозначив себя, как жертву религиозного парадокса, от всех этих бесед отбоярилась.

А между тем, у меня собственное мнение по этому вопросу — но я не люблю спорить с людьми на всякие серьезные темы. Я не люблю латинизмов, да и владею ими плохо — и в результате, меня может кто угодно переспорить — а хули ж не переспорить — когда сыпешь непонятными словами. Поэтому я не люблю споры и даже вообще простые разговоры недолюбливаю, а предпочитаю, чтобы беседа со мной носила характер моего монолога.

Для этого нужно читать проповеди или, на худой конец, писать философские трактаты.

Насчет евреев и России мне как раз пришлось записать все свои мысли на бумажку — записала я их прошлым летом в Захар Михалычевой квартире, потому что он все время уходил и оставлял меня одну. И было много времени, для приведения в порядок разных разрозненных мыслей, которые давно уж брезжили тут и там.

Я уже писала, что, по моему мнению, слово «выкрест» — в современном мире являет собою не еврея, нацепившего на себя крест, а любого россиянина отцепившего от себя Русскую идею. А Русская идея для меня на сегодняшний день полностью совпадает с той, которую когда-то принято было называть Еврейской. Все это звучит сложно и запутанно, но для этого я навела порядок, и вышел трактат, а название — не мое! Его придумал Володя Мандельсман — тот самый человек, который всем запомнился на похоронах Иосифа Бродского — лохматый красавец, похожий на статую Зевса, он заламывал шапку и горестно восклицал:

— Умер! Не успел мне справку, что я гений подписать! Кто теперь поверит без его подписи!

Если вам никогда не приходилось делать себе в Америке грин-карту по гениальности — то вы конешно, не поймете всю глубину Володиной утраты, но вот там у нас в Джерси-Сити, в доме где живут художники со всего мира — и почти все они проходили эту сложнейшею процедуру, собирания бумажек (оказывается доказать, что ты — гений, все же труднее, чем доказать, что ты — еврей), никто бы Володиному поведению не удивился. В результате, все как-то утряслось — справка, оказывается, уже была готова, она просто затерялась в гардеробе «Русского Самовара».

Во всяком случае, я Володе выдаю личную справку, что он гений — от имени Джульетты (и Духов!) — потому, что он придумал чудное название для моего философского трактата: «Евреи и Россия. Двести — вместе!»

ЕВРЕИ — это программа, внутри программы ЧЕЛОВЕК, рассчитанная на энное колличество лет. Цель ее — дальнейшее созидание человека, отрывания его от животного в сторону БОГА. Евреи — БЫЛИ ЗАДУМАНЫ как носители совести, высокой духовности и особой способности к сопереживанию. Вышеперечисленные качества усиливаются через боль и страдания. Не испытавший боли вряд ли сможет ей до конца сопереживать.

Отсюда — БОГОИЗБРАННЫЙ народ, отсюда — ЗАВЕТ, т.е. договор о сотрудничестве, договор о ЛЮБВИ как о высшей точке человеческого бытия, договор, который окончательно перестал выполняться одной из сторон в прошедшем веке.