Юлия Беломлинская - Бедная девушка или Яблоко, курица, Пушкин

Для жалости-нежности — девушка пригодное существо, а для страсти — мало пригодное. А ведь страсть — это тоже любовь. Женщины мечтают о телесной страсти — но мало кто из них может выдержать ее. Слабый пол — он и есть СЛАБЫЙ.

Однажды Гена Кацов — гомельско-московско-нью-йоркский поэт с пушистыми глазами, устроил Могутину выступление в кафе «Энивей». Это было, кажется второе выступление Славки в Нью-Йорке. Пришла обычная публика — бруклинские дамы в вязаных шапочках Имени 1974-го года и старички-ветераны с орденскими плашками. Ну еще — Саша Сумеркин — (живая легенда, «Наш Жене», первый редактор «Эдички»), я — Бедная девушка и пара продвинутых подростков.

При виде «зрительного зала» мой Мелкий бес — дико развеселился, в предвкушении скандала, а Славкин, даже и растерялся немного. Перед ТАКОЙ публикой он еще не выступал. Читать он начал как раз про любовь к армии:

Запах солдатского …уя….

Дамы в вязаных шапочках частично удалились, а еврейские старички с орденскими плашками все остались и в конце очень сильно хлопали. Мой Мелкий бес не выдержал и сказал:

— Нравится, да?

— Хорошо пишет парень. О любви…

— А вы поняли, что это о любви к мужчине?

— Да какая разница, к мужчине, к женщине… Главное — хорошо о любви пишет…

Никогда никто, кроме меня не захочет вспомнить эту историю — она не вписывается в концепт. Так не ДОЛЖНО быть — и потому — не МОГЛО быть. Люди стараются забывать, все, что не по правилам.

Все эти старики — они были на войне. Много слышали мата в своей жизни. Имеют весьма отдаленное отношение к интеллигенции. Они первый раз услышали — МУЖСКИЕ стихи о любви — то есть о ГРЕБЛЕ. И все поняли! Поняли что — там правда. О любви и о русском солдате. Не хуже «Землянки». А уж, какие они сами хулиганы — все эти дедушки с орденскими планками, недострелянные в спину, это я помню по собственному деду. Он водил меня гулять к пивному ларьку и почти каждый день дрался на улице. Всегда побеждал — мне это очень нравилось…

Я Славкины стихи ужасно люблю. И прозу тоже. Все это — чистая вода. Или, по крайней мере чистый спирт.

Святой Никола, покровитель рисковых людей, пошли ему, пожалуйста, если смерти — то мгновенной, если раны — небольшой…

…У Ирки случилась настоящая трагедия. Или комедия. Лудмер отказался жениться прямо перед мэрией! (Для начала они пошли не под хупу, а попросту в мэрию). Он убежал домой с криком:

— Я еще не готов!

Теперь Ирка с ним не разговаривает. Лудмер звонит мне:

— Я должен объясниться!

— Со мной?

— Я должен объясниться со всеми. Я безумно люблю Ирочку, но какое отношение эта Ирочка может иметь к моей жизни и судьбе?

— Но она восемь лет в твоей жизни и судьбе! В одной квартире, можно сказать одним хозяйством…

(Так моя мама когда-то вывела формулу брака: « В одной квартире одним хозяйством…», я рассказала об этом в своей компании, и долгое время девушек снимали так :

— Слышь, Людка, можно я с тобой сегодня

В ОДНОЙ КВАРТИРЕ, ОДНИМ ХОЗЯЙСТВОМ?)

— Я человек Вселенной, понимаешь? И счастлив я был лишь однажды, когда жил с моей еврейской бабушкой. Она любила меня. И баловала! А потом умерла! И с тех пор я не был счастлив!

— Иди ты на фиг! То есть ты предлагаешь мне тебя пожалеть, да? Не Ирочку, а тебя? Ты полностью двинулся, Эмиль!

Моя циничная мама резюмировала:

— Да, везучие вы обе бабешки…

Ирку я утешала. Пушкиным:

— Да не переживай, ты!

«…Чем кончиться? Узнать немудрено.

Народ еще повоет да поплачет,

Борис еще поморщиться немного,

как пьяница пред чаркою вина,

а там? А там он будет нами править по прежнему…»

Лудмер уехал в Ниццу, но через месяц вернулся и объявил Ирке, что, поразмыслив, пришел к выводу что она и есть — реинкарнация его черновицкой еврейской бабушки, и теперь он хочет жить с нею вечно, в одной квартире одним хозяйством, и опять же законным браком.

Теперь уже я вела их в мэрию. Я была свидетель. В доверчивой американской мэрии требуется только один свидетель. В паре метров от мэрии он остановился:

— Пленку забыли купить! Я сбегаю?

— Я СБЕГАЮ. А ты — постой. Вот тут стой. А ты, Ирочка держи его за рукав. Ничего я не имею в виду! Просто по-дружески держи за рукав. Покрепче! Да ничего я не имею в виду! Просто незачем жениху бегать по жаре …

В Манхэттенской мэрии поздравляют на разных языках. Если у тебя вдруг фамилия кончается на «ов» — то по- русски. А на «ко» — по- украински. На «ский» могут по-польски поздравить. Но этническую принадлежность гражданина Лудмера и гражданки Блау они не смогли определить по фамилиям, а просто тот факт, что мы говорим по-русски, их никак не тронул — у них установка свыше — поздравлять по фамилиям, а не по здравому смыслу.

В общем, — поженились.

Ирка теперь замужняя и совсем уж смотрит на меня свысока.

— Ну, стала ты знаменитая. Дальше уж некуда. И чего? Какие варианты?

— Да, навалом! Теперь — навалом! Давеча поэт Мандельсман в гости приглашал. Он временно живет в квартире Бродского и пасет хозяйского кота. Приходи, говорит, посидим на диване Бродского, чайку попьем с котом Бродского. Скажи, круто?

— Да, звучит мощно. Пойдешь?

— Куда я пойду? Со своей аллергией? Ты же знаешь, мне — С КОТАМИ НЕЛЬЗЯ. Нельзя с котами и с русскими поэтами.

— А русские поэты то чем тебе не угодили?

На этот вопрос у меня ответа не было. Не могла же я признаться себе самой, что, став Главной Девчонкой во дворе, я подсознательно решила, что и мне надо над кем-нибудь издеваться и кого-нибудь подтравливать. Эдакая дедовщина. Издеваться я решила над самыми беззащитными людьми в Русском Нью-Йорке — над поэтами. А хули? Кто за поэта заступиться?

…Антоша Орлов из Парижа приехал. Женился на «Воговской» манекенщице — Оле Тимошенковой. Говорит — в главной мировой десятке. Свадьбу в «Рюмке» играл. А Тимошенкову водил показывать в «Самовар» напротив. Вернулся счастливый:

— Пришли, я говорю: «Здравствуй, Рома, как жизнь?» Наконец я стал внутренне свободным человеком, понял, что могу себе это позволить — сказать Каплану «ты».

— Ну у тебя и проблемы… А я ему всегда «вы» говорю. Вообще человеку, который сильно тебя старше и не родственник — трудно говорить «ты». Да и непонятно зачем?

— Это тебе непонятно, а мне он всю жизнь давал понять, что я маленький мальчик, а он мужчина! Вот теперь я пришел к нему со своей женой — Самой Красивой Женщиной на Земле, и он понял, что я — Мужчина, и я сказал ему: «Как жизнь, Рома?» И он это съел! Между прочим, моя Оля вчера купила у Камкина твою книгу. Моя Оля — ОЧЕНЬ ЛЮБИТ СТИХИ.

…Эта Тимошенкова — эта богатая Бедная девушка, худосочная лоханка «а ля Щапова», она все же не кукла, а на все жалкие 42 кг — живое человечье мясо. Внутри у ей, как положено, душа имеется. И вот он берет эту питерскую девочку с рабочей окраины, эту Охтенку с кувшином, женится на ней, втягивает ее в свою жизнь, в свой университетский мир, заставляет любить стихи, которые она в гробу видала; нюхать кокаин для пущего декадансу; и все это только ради того, чтобы сказать «ты» — человеку, который его на 30 лет старше?