Юлия Беломлинская - Бедная девушка или Яблоко, курица, Пушкин

Опять я отвлеклась на пустопорожнее «щелканье мудростью» забыла, что пытаюсь рассказать любовную историю. Дальше было вот что.

Как раз еда. Сидим это мы с Володей Бруком и Диной Рубиной в кошерном ресторане на Второй. Кругом, как положено грязь, шум и средиземноморская кухня, которую я ненавижу. А ту, которую принято называть еврейской — ужасно люблю, но только она никакая не еврейская — а просто кухня восточно-европейской нищеты — морковь, свекла, дешевая рыба (и потому «пережеванная»). И моя старая подруга — Синяяя птица Курица.

А тут — Восток. Фалафель-пахлава. Вокруг — много литературных дам. Мужиков — кот наплакал — Брук да Динин муж — художник. Счастье хоть, что Брук — на такси до дому довезет — соседи. Все равно я злюсь — оттого, что мы не в «Самоваре» и никаких кавалеров вокруг нету.

И вообще не перед кем Нашу Ахматову изображать.

А я уже здорово продвинулась в этой области. Завела себе кружевной воротничок, шаль из кашемира и янтарную брошь.

Идея моей близости к голодной смерти — витала по всем закоулкам Русского Нью-Йорка. На моих родителей некоторые при встрече начали смотреть с живым укором — вид у них был вполне цветущий, непонятно, чего дочь- поэтессу то так голодом держать. Могли бы курицу иногда в холодильник закинуть. Вслух, однако, никто ничего не говорил. А они бедняжки, были не особенно в курсе моей линии, то есть они были полностью не в теме, мама со мной вообще не разговаривала из-за того, что я лентяйка и авантюристка, а папа меня жалел, но маму все равно жалел больше и еще боялся к тому же, так что тоже не часто разговаривал. Это было еще до того, как Юз нас помирил.

Коля Решетняк иногда посылал ко мне какого-нибудь человека из России, которому негде было переночевать — ну на ночь, или две и никогда не забывал предупредить:

— Поедешь ночевать в Квинс. Там живет одинокая русская поэтесса. Можно сказать Наша Ахматова. Ты это… еды привези ей — ну хоть какой. А то она уже три дня ничего не ела…

В результате, все ночевальщики приходили с большими сетками. А один — человек состоятельный — режиссер с канала ОРТ — даже явился, толкая перед собой тележку, угнанную из супермаркета, доверху наполненную мороженым мясом и помидорами: слой мяса, слой помидоров. Решил, не проявляя особой фантазии, обеспечить меня пищей надолго. На следующий день он уехал, а я позвала всех русских соседей и устроила Большую Раздачу, несколько дней после этого вся округа питалась мясом с помидорами!

В общем, слава моя — росла и ширилась. Карточку мою повесили в «Самоваре» — над столом самого Каплана рядом с настоящей Ахматовой. Конешно, некоторых русских поэтов это невероятно травмировало. Того же Мандельсмана. Еще бы — про него Бродский сказал: « Он сказал то, чего я недосказал…» и вообще успел выдать справку о гениальности, а я сочиняю какую-то сомнительную «Марусю отравилась» и то нечасто, а в основном, занята издевательством над светлой памятью Музы Плача. Он первый поднял тему мемуара:

— Ты хочешь с каждым из нас завести роман, чтобы, как только мы помрем — немедленно засесть за свои мемуары!

— Да какой с ВАМИ, нахрен роман — у вас то коты, то жены… А помереть мне, наверное, придется раньше вас всех — от страданий и женского одиночества. И вы все, гады, как раз и напишете мемуары обо мне. Бегом побежите, прямо с похорон, чтоб успеть первому использовать эффектное название «Наша Ахматова».

Почему-то Мандельсман немедленно признал, что так оно и будет. И все равно еще потом, когда я тяжело и почти что насмерть заболела, ему было стыдно за этот разговор. Что зря, потому что в комедиях не умирают, а только болеют. Причем чем мучительней, тем смешней. А если герой комедии умрет — то станет не над кем смеяться!

В общем, с бедного Мандельсмана все и началось. Еще до кошерного ресторана мы с ним полностью поссорились. Он пришел в «Самовар» (забирать в гардеробе справку, что он гений) и говорит мне:

— Моей жене звонил психиатр Феликс и утверждал, что ты моя любовница. Он прочел твою книгу!

— А где это сказано в моей книге, на какой странице?

— На странице пятьдесят шесть! Там где: «… как плечо твое соленый!»

— У меня книга городских романсов! Там про Дореволюцию! Это дореволюционное плечо!

— Да вся твоя книга, это СБОРНИК ДОНОСОВ, на мужчин, с которыми у тебя не сложились отношения!

Так и сказал. Тут я страшно обиделась. Дело в том, что под эту формулу попадает любой жестокий романс.

А что такое «Маруся отравилась», если не донос на безобразное поведение Алеши, которое и привело к ее гибели? «Джонни и Френки» — донос на плохое поведение изменщика Джонни, что явилось следствием уже совсем безобразного поведения Френки, (она его шлепнула из винта), и так далее. Да в общем, то и «Анну Каренину» можно назвать развернутым доносом на суку Вронского…

Я обиделась и сказала при всех:

— Надо жить честно, Володя. Не изменять жене. Тогда не будут звонить психиатры Феликсы. Я вот, например, четыре раза была замужем и моим мужья, не звонили психиатры Феликсы, потому что я была верная жена. ЖИВИ ЧЕСТНО — вот и не будут психиатры Феликсы звонить.

Тут уж Володя прямо задохнулся от обиды. Это было хуже, чем бутылкой по голове. Тем более, всем известно, что Володина жена — прелестная красавица и весьма самостоятельная женщина, а самому Володе — лохматому бедному человеку и опять же — русскому поэту, отродясь, никто не дает. Многие конешно о нем мечтают, читая его проникновенную лирику, но как завидят живьем — разбегаются врассыпную. А плечо его соленое только и годиться — пиво закусывать!

В общем, поссорились. Полгода не разговаривали… Я — не здоровалась, а он — переживал. Потому что лирик. И русский поэт…

Потом я еще с Бруком поссорилась. Я организовывала в «Медведе» вечер Могутина. Звоню Бруку:

— Дай мне два телефона. Алейника и Миши Магазанника, который из кузьминских «детей».

— Ты же знаешь, я не даю чужих телефонов.

— Да мне нужно их на вечер пригласить! Ты чего?

— Тут Америка, Юля. Это хамство — давать чужие телефоны. Я сам им позвоню и спрошу, хотят ли они с тобой разговаривать. Если хотят, они тебе перезвонят и…

— В жопу твою Америку! Я не в Америке живу, а в русской культуре! Хамство — НЕ давать друзьям чужие телефоны! Ты полностью омудел, Володя!

Шваркнула трубку.

Потом Оля — жена его звонит моей Ирочке:

— Ты себе не представляешь, как Володя переживает эту ссору. Юля — близкий человек. У нас так мало близких людей в городе…

— А чего он ей телефоны то не дал?

— Ирочка, ты не понимаешь. Володя мне все объяснил. Знаешь, зачем она просит у него телефоны разных мужчин?

— Для могутинского вечера. А что?

— Ты ничего не знаешь! Она просит у Володи телефоны разных мужчин, ЧТОБЫ СПАТЬ С НИМИ!