Юлия Беломлинская - Бедная девушка или Яблоко, курица, Пушкин

— Прямо так сразу по две штуки и просит?

— Да! По две штуки! На всякий случай.

— Понятно. Так чего он ей телефонов то не дал? Жалко ему что ли?

— Ира, ты циник! А Володя в депрессии…

Потом, конешно помирились все.

…А вокруг уже медленно, но верно делался мир, в котором поэтов старательно пытаются опустить и запетушить.

(Спасибо Великому Сталину и секции переводчиков за эти хорошие слова. Могли бы век прожить — не узнать, и писала бы я сейчас вяленькое «принизить в социальном отношении». )

И я, обиженная своими друзьями поэтами, тоже решила в этом процессе поучаствовать.

Там, в кошерном ресторане «Ершалаим», все это и случилось. Там было много дам-критикесс, и мы спорили о русских поэтах — который всех лучше будет.

Русский поэт на Нью-йоркщине — сплошь еврей, а руководит ими всеми антисемит Кузьминский со своего дивана, находящегося в усадьбе БАНЯ на реке Делавер…

Есть еще бандерша Лариса Бункер — у нее своя лавочка — Общество американо-израильской дружбы. Там все эти годы, в актовом зале, напоминающем советский Дом Культуры, под скрещенными американским и израильским флагами, читались все русские стихи. А потом все чудно пили в бункере. Лариса — пожилая Бедная девушка, похожая на рыбную торговку с Пересыпи и столь же скандальная. На самом деле, она — архитектор с очень тонким вкусом, издает книги и выпускает журнал «СЛОВО», по-моему совершенно прекрасный. Лариса все эти годы удерживала в Нью-Йорке полуофициальный маленький Бастион Русской Поэзии.

Но главный форт — это, конешно Пахан андеграунда — Кузьма. Никто из молодых поэтов не минует его Баню, иногда — беспощадную, иногда неуместно пристрастную, это зависит ровно от того, с какой ноги Костя встал. Все это не важно. Костя мог бы сказать о себе:

— Я — РУССКАЯ ПОЭЗИЯ В АМЕРИКЕ

Так как Сашка Троепольский говорил:

— Я — ЭС-ЭН-ЭМ,

Он — концентрация идеи Русского Поэта в Изгнании, потому что, я надеюсь, все уже поняли, что талантливейший Бродский, который имел несчастье, родиться Русским Евреем и ненавидел обе эти свои ипостаси, страдал от них, как страдает человек от врожденного сифилиса и проказы, мечтал быть каким-нибудь англичанином в Венеции или итальянцем на Портобелло-Роуд, но писал по-русски, понимая, что иного языка Господь ему не даровал — этот Одинокий Рыжий Волк — имеет отношение к Русской Идее только в воспаленном мозгу мальчиков-поэтов и экзальтированных Бедных девушек, а на деле — ни малейшего. Он — настоящий Апатрид Времени и Пространства, ибо никогда не согласился ни с пространством, ни со временем, дарованными ему. Увы, пространство и время — врожденные болезни, их не поменяешь простым географическим перемещением. Вот и лежит теперь на венецианском погосте, как хуев Казанова; а Казанова —лег в немецкую жесткую землю и непонятно какому святому молиться, чтоб помягше им постелили Чужбину? На каком языке?… Эта история — слишком грустна для моей веселой книги…

«Ой, не хочу про то, а то я выть пойду!»

А Кузьма — вот он жив-здоров, лежит себе на диване и управляет процессом.

Тяжело приходится поэту, которого он не принял. Куда не принял? Непонятно куда… да попросту в розовое брюхо свое бездонное! Все мы там побывали и вышли оттуда, как Иона из чрева китова — ПОЭТАМИ.

Стало быть Кузьма — антисемит — Лицо российской национальности — четыре четверти — еврей, цыган, поляк и РУССКИЙ, (какие этнические подробности скрываются под этим словом — в наше время, уже никому не понятно. Блоку было ясно, что скифы, а сейчас кому что ясно? Татары? Варяги? Чудь белоглазая? Или еврей, цыган, поляк и русский… читай сначала!). Одним словом — антисемит Кузьма. А поэт у нас на Русском НЬю-Йорке — он, выходит, сплошь еврей.

И вот сидим мы, как положено евреям, в ресторане «Ершалаим» и решаем, который поэт лучше.

Тут я и говорю, что мой жилец Сашка Коган — вот уж поэт так поэт! И чудные стихи привожу для примера:

Какую я вчера лису

Поймал за волосы в лесу!

Это — эротическое, а есть и гражданское:

Воробей — некрупное двуногое

Но таким его задумал Бог,

Вероятно — также и убогое,

По причине слишком тонких ног…

Как все просто и понятно. И видно, что поэт хороший. А они мне в ответ:

— Мандельсман, Мандельсман! Гений! Гений!

Особенно дамы-критикессы. А что Мандельсман?

И, главное справку, сволочь имеет. От САМОГО…

А мне про воробья больше нравится! Про молоточек — тоже нравится. И оба — грустные.

Вообще в этих двух стихотворениях — больше общего, чем кажется на первый взгляд. Это все — гуманизм, иудо-христианские ценности… Воробей, Ершалаим…

Могутинские стихи — другие. Там — язычество. Ну и что. Язычеству тоже есть место в этом божьем мире. И особенно в моей любимой Русской Идее.

Тук-тук-тук

Молоток-молоточек,

Чья-то белая держит платочек…

Я иногда переделываю стихи, которые мне нравятся. Просто для себя. Как будто это — народные песни. Платочек, который синенький, скромный…

Но это я сейчас сижу за столом и пишу книгу — хорошая, скромная, как платочек, а в тот день в ресторане «Ершалаим», вот ЧТО я сказала:

— Вы как завидите красавца — вот такого полу-оперного с растрепанной бородой и в седых локонах — у вас делается мокро в трусах и начинается крик «Гений!»,

а когда делается мокро в трусах, при виде Русского поэта — не надо «гений!» кричать, а надо оглядеться в поисках ближайших кустов, потом тащить Русского поэта в ближайшие кусты, а после употребления — выкидывать, как использованный презик. Русский поэт — предмет одноразового пользованья — денег у него ни хрена, самомнения —до хрена, а к любви он неспособен по причине нарциссизма в клинической форме, и вся суть русского поэта сводиться к простой формуле:

Шел по лесу старый дед

Делал сам себе минет

Возле кажного куста

Хер влагал в свои уста…

И наши — женские уста, им требуются только потому, что хер — короток, самому не дотянуться!

Вот такие добрые слова сказала я — Наша Ахматова, про Русского поэта. Да и Бедных девушек не пожалела, потому как Дамы-Критикессы — это ж одно название для солидности, а суть — все те же Бедные девушки.

А уж никакой злости у меня внутри к этому времени не было — все отмолила, стоя под Красным трамваем, осталось одно хулиганство — Мелкий бес в чистом виде. С Бруком Володей — я уж тогда помирилась, а с Мандельсманом еще в ссоре была. Вот и высказалась.