Алексей Шерстобитов - Дневники обреченных

Как же хочется в такие минуты сказать отходящему в мир иной: «Примирись с Богом перед последним шагом из временного в вечное, но прежде будьте готовы к этому, ибо экспромт здесь возможен только по милости Создателя! Мы не замечаем Бога, когда Он нам помогает, спасает, несет на руках, облегчая наши испытания, воспитывает, вразумляет, но мы обращаем внимание на Его отсутствие, когда сами совсем отворачиваемся от Него. Ищите Его и обраящете!».

Наверное, человек появляется на свет Божий с одной только мыслью: «Как бы мне успеть сделать все, ради чего я появился!» — конечно, его успокаивает Ангел, с которым ему только суждено связаться, через Таинство Крещения, на всю жизнь или навсегда, если она окажется праведной. Он говорит о Боге, о том, что все с Ним возможно, говоря об этом, а точнее думая одними мыслями, эти двое чувствуют присутствие своего Создателя, ибо там, где двое говорят о Боге, он всегда между ними.

Да! Они говорят, но один из них очень быстро забывает и суть, и текс, и смысл, а затем и Того, Кто был совсем недавно рядом. Как можно «успеть», отказавшись в чужой, неизвестной стране без поводыря слепому, или встав на более удобную широкую дорогу, думать, что идешь по нужной, более узкой и кажущейся очень трудной? Как можно так обманываться, ведь, что бы перейти на другую дорогу, нужно сойти с прежней.

Мы не видим Господа, отвернувшись от Него, не думаем о нем; не ощущая Его любви и заботы, огорчаем Ангела, уверенные в том, что если мы не можем найти Бога во внешнем мире, Его нет вовсе, в то время, как Господь всегда внутри нас. Слыша это, мы отказываемся и от всех внешних проявлений, от Его слуг и друзей, живущих рядом с нами, отталкивая их и избегая храмов, мы не в состоянии услышать и подсказываемое ими о необходимости искать себя самого, а ведь не познав себя, как можно узреть Бога!

Что же в этом удивительно, когда в самом начале жизни, человек забывает, с чем и зачем появился в этот мир, забыв свое начало, мы думаем, что у не имеющего его, нет и конца, сильно разочаровываясь к смертному одру ни тем, что всю жизнь прожили без Бога и не знаем, как к Нему придти, а тем, что не сделали чего-то, о чем и вспомнить не может, уходим в небытие нашего сознания, теряя известную нам и более любимую нами свою ипостась — тело, неожиданно оставаясь душой, которая почему-то должна понести справедливое возмездие по Закону, о которым, якобы, мы не знали.

А ведь не столько скоротечен век человека, сколько велико и быстро, выбранное нами падение!

— Марина Никитична, зайди пожалуйста ко мне…

— Иду, Захар Ильич…, доброе утро, кстати.

— Ух ты! Не может быть, ты к правилам хорошего тона привыкаешь никак…

— Дааа… Всю ночь читала…

— Опять «ужастики»?

— Страшнее…

— Заинтриговала…

— Библию… — Красноречивое молчание почти разбило трубку стационарного телефона вдребезги… Лагидзе, откашлявшись, молвил почти шёпотом:

— Между нами… — я тоже… — Не дослушав до конца Марина вылетела из своего кабинета, направившись очень быстрым шагом в другое крыло здания…

— Это я, Захар Ильич, разрешите!.. — Шерстобитова добежала через минуту через весь корпус в предчувствии, чего-то невероятного.

— Заходи, пожалуйста…, ты на метле, что ли?

— Не…, сегодня на своих…, ну что там?

— Открытия научные ждут нас не на проторенных дорожках, они в основном там, куда никто не захаживает, куда никто не смотрит…, а впрочем…, их и под носом лежащими никто не замечает… — Ученый потер раскрытой ладонью переносицу, размял ее большим и указательным пальцем, будто всю ночь она держала тяжелые очки, и взглянув исподлобья на вошедшую, показал кивком головы на стопку листов формата «А» четыре:

— Вот что это, как думаешь? Пробегись взглядом, через пятнадцать минут пойдем к Буслаеву… У него, кстати, активность упала… — Начав быстро читать, не ожидая такого текста, женщина поинтересовалась, сквозь захватившие ее мысли:

— Это от куда?

— Наш «Гомер» всю ночь строчил…, хотя ребята говорят…, просто полулежал ничего не делая… В общем от него, и чего с этим делать, ума не приложу…

Перед глазами пробегали строки, будто бы диалога о возвышенном, призывающие к Богу, покаянию, «держании» своего ума в аду, прибегании к «смертной памяти», еще многое, о чем она никогда и не думала:

— Но тут о психиатрии то…, о психиатрии то вообще ничего!

— Во именно… Хотя весьма интересно…

— Мягко говоря…, а мне можно копию?

— И можно… и нужно…

Уже, идя по коридору, Лагидзе, в напряженной задумчивости, произнес:

— Наверное, это для монастыря было бы важно, а для нас…, если…, мы просто вложим в отчет об исследовании…, и все… Группу из таких уникумов нам не собрать, а без группы, то есть, без хоть, какой-то статистики, возможности сравнить и возвести в ранг закономерности или исключительности ничего путного не выйдет. Но что же с ним…, как взломать эту загадку? Как думаешь?

— Вам тут виднее, Захар Ильич, но то, что к этому нельзя подходить массово — однозначно, значит, необходимо изучать, как феномен…

— Феномен, то феномен…, только чем нам его… того?… — В подвале за открывшейся тяжелой дверью, вошедших встретили два великана с маленькими головами. Увидев Марину, они с радостью и даже детским восторгом подбежали к ней, как маленькие щеночки, произнося только одно слово: «Мааамааа»… — она улыбнулась, обоих погладила по голове, дав каждому по небольшой шоколадке, на что академик проиронизировал:

— Ага, еще штанишек на лямках не хватает и чепчиков на головах. Почему они к тебе так прониклись? Хотя, ты же единственная женщина, которая тут бывала…

Все вчетвером стояли у большого стекла, глядя на лежавшего совершенно без движения длинноволосого седовласого человека с широко открытыми глазами, «заметенными снегом». Подняв трубку с аппарата, Лагидзе произнес:

— Это я. Ну что там наш «Гомер», что-то он не шевелится?

— Нууу…, активность мозга почти ноль, только то, что поддерживает основные функции организма…, пульс 45, будто спит, давление 60 на 90, будто нормальное состояние гипотоника, вообще такое впечатление, что его кто-то за эту ночь подремонтировал, мы кровь посмотрели… — как у ребенка, хотя до этого все анализы за последние пол года…, ну в общем невероятное что-то…

— Принял…, наблюдайте, если что, сразу сообщайте…

— Вы пока там?…

— Ну а где же… — Положив трубку, он включил микрофон в боксе и, постучав слегка, поинтересовался:

— Кирилл Самуилович, доброе утро! Вы как себя чувствует… — Человек глубоко вздохнул и медленно выдохнув, будто ожидал именно этой минуты, произнес:

— Это не важно, а главное ненадолго. Нам пора…, и мы сожалеем, что не смогли вам помочь в ваших исследованиях. На самом деле вам это совершенно ни к чему, гораздо полезнее «дневники». Марина Никитична, вы знаете кому их передать — сделайте это не задумываясь… — Лагидзе, повернувшись, посмотрел на подчиненную, сделал движение головой, означающее: «Да неужели?», затем отвернулся обратно и поинтересовался: