Алексей Шерстобитов - Дневники обреченных

— А почему «ненадолго», и что значит «мы», вы как-то очень изменились, Кирилл Самуилович?…

— Его уже давно нет, с момента ослепления…, а не надолго, потому, что нам пора…, а «мы» — по дневникам поймете… Уходя, мы оставим один ответ, на мучающую вас загадку, она сможет укрепить крепость веры уверовавших, направить задумавшихся о Боге к Нему, дать надежду подошедших к кончине…

— Но кто вы тогда?! Хоть… — Он не успел договорить, как от тела исшел сноп настолько по яркости ослепительного света, устремившегося сквозь бетонный потолок вверх, что прежде чем ослепить на малое время людей за ним наблюдавших, словно рентгеновским лучом просветил тело покойник.

Через секунды зрение начало возвращаться и перед ними предстало, будто осевшее в своем объеме тело, лицо немного осунулось, приняв более знакомые буслаевские черты:

— Прах к праху… — Почему-то произнесла Шерстобитова, наложив на себя крестное знамение, дополнив:

— Царствие тебе Небесного!..

Быстро сориентировавшись Лагидзе уже кричал в трубку требуя отмечать и параллельно докладывать ему все изменяющиеся физические параметры Буслаева. Ответ на что услышал:

— Сердце остановилось иии…, странно…

— Что странно… Не молчите!

— Мозг тоже мертв, хотя минут пять то, как минимум должен еще жить… Хм… Температура тела падает быстро — уже двадцать пять по Цельсию, а всего минута прошла — так не бывает! Если только…

— Что?!

— Если только оно уже не было до этого и его лишь снаружи чуть подогрели…

— Вы думайте, прежде чем…

— Виноват! Захар Ильич, но это датчики…

— Ладно, мы должны войти в бокс… Посмотрите, что с составом воздуха…

Воздух бокса оказался ионизирован, будто сразу после грозы, запах свежести с привкусом, какого-то цветочного микса, которым хотело вдыхать непрерываясь. Оба вошедших, дышали полной грудью, забывшись, закрыв глаза, наслаждались этими мгновениями, пока в громкоговорителе не прозвучало:

— Захар Ильич, датчики показывают, что тело…, даже не знаю…

— Ну что еще?

— Сохнет, что ли, будто мумифицируется… А у вас то чего, на экране вы все закрыли… — Лагидзе, сделав шаг в сторону, открыл видимость камере, способной увеличивать — тело Буслаева, то есть видимые его части, на глазах сморщивались, сжимались, постепенно лишаясь подкожной жировой прослойки и жидкости, благодаря чему рельефность проступала сквозь желтеющую, принимающую вид пчелиного воска, кожу.

— Вы фиксируете?

— А как же… Страшновато как-то… У вас то все в порядке?… — Марина, легко перенося, после своей продолжительной практики в профессии судмедэксперта, не смогла не съязвить:

— Да мне то что, я в памперсах, а вот… — Она посмотрела на совершенно побелевшего лицом Захара Ильича, никогда не видевшего настоящих мумий, да и вообще к трупам относящегося с брезгливостью, как любой нормальный человек, и заметив начинающие искривляться тонкие синеющие губы шефа, выхватила заранее приготовленный, еще для Буслаева, шприц, понимая, что находящийся в нем раствор, наиболее подходящее средство для этой минуты, поставила укол прямо в шею. Главный психиатр пошатнулся, но удержавшись на ногах, закрыл лицо одной рукой, второй облокотившись о стену, начал постепенно приходить в себя.

Через пять минут, как в чем не бывало, Захар Ильич, раздавал команды, то и дело снующим научным работникам, фиксировавших особенности останков. Были вызваны другие специалисты, в том числе и радиологи, ибо исшедшая ярким снопом света неизвестная энергия оставила след на простыне, прикрывавшей тело усопшего, чем-то похожий на след «Туринской Плащаницы», обвивавшей тело Христа. Уже сидя за чашечкой крепкого кофе и рассматривая аккуратно свернутую ткань, обложенную со всех сторон пакетами с буслаевскими артефактами Лагидзе задумчиво произнес, обращаясь к Марине, но так, что бы слышали все присутствующие:

— Ну что Марина Никитична…, задали нам с тобой задачу?

— Да что-то даже не знаю, с чего начать…, но такое впечатление, что не нам здесь начинать, а нам… теперь заканчивать… Интересно, ааа…, он…, ну Буслаев…, тот…, или те, кто называл себя «мы», что имел в виду, говоря об ответе на загадку…, ни это ли?… — Закончила она, кивая на сложенную ткань:

— Ведь, на сколько помню, нам в академии, вспоминая это чудо Воскресение Христа, преподавали, что сам процесс возникновения этих отпечатков, причем в негативе! Так и остался неизвестным…

— Возможно…, а ты хочешь сказать, что на нашей, прости Господи, «плащанице», то же негатив?

— А как же! И заметьте какая прозорливость Проведения Божия — нет отпечатка лица, но имеется в все остальное… То, что в туринском отпечатке Лика Господа подробно не рассмотреть и это навсегда для этого материального мира останется загадкой!

— Жаль, что не смогли мы поработать дальше, из имеемого для психиатрии мало пользы, «дневники»…, надеюсь «они» были правы, и ты действительно знаешь, что с ними делать, а копию же мы, как и положено, включим в отчет и погрузим со всем остальным в сундуки для последующих за нами потомками. Но почему же «мы»?!

— Судя по дневникам «они» — это душа и Ангел, слившись вместе они и дали такой сноп света, хотя не знаю…, может быть, это только кажется, что…

— Ничего нам не кажется… Ты, кстати, знаешь, что видео не зафиксировало этот свет и мы с тобой единственные…, ну не считая, конечно, тех двух санитаров-гигантов, свидетели этого чуда…, и, между прочем, с лиц этих двух парней улыбка до сих пор не сходит — оба, как два очарованные истукана, сидят и крестятся… Что с ними делать?…

— Я предложу Владыке определить их в какой-нибудь монастырь…

— У-гу, как это только оформить?

— Господь управит…

— И то верно…

— Господи помилуй!

— Вы что уверовали!

— Да нет…, то есть…, возможно…, это очень впечатляет…, и конечно, нет сомнений…, но я вспомнил — у нас же еще один пациент…, там внизу…

— Ннн-да…, помните, что сказал о нем Буслаев, ну или то, что в нем — «в монастырь»…

— Может быть, но он же как-то не у нас вроде бы числиться…

— В монастырь…

— В монастырь?

— А кто о нем спросит?

— Ну… посмотрим что с ним… И в монастырь!

Два духа зависли над телом, давно покинутым жизнью. Задержавшись на мгновение, они, желая запомнить восторг от покидания не живого организма, делились некоторыми впечатлениями:

Душа:

— Так это значит, что теперь мы навсегда вместе?

Ангел:

— Господь повелевает, и я жду с Ним встречи, теперь чувствую и ты без боязни думаешь об этом…

Душа:

— Интересно понять для чего эти «дневники» Промыслу Божиему?

Ангел:

— Мы оставили еще один след, он должен натолкнуть людей на важное — примут ли они его должным образом?…