Вигдис Йорт - Песня учителя [litres]

Вот так.

Вечером Лотта, собрав в кулак все свое хладнокровие, отправила ректору короткий мейл, в котором предупреждала, что несколько дней поработает из дома – ни лекций, ни встреч, где ее присутствие непременно требовалось бы, у нее не планировалось. Ректор ответил сразу же: разумеется, давно пора, она уже восемь лет работает с полной отдачей, полностью посвящая себя студентам и коллегам.

Она стала одной из тех, кого жалеют.

В конце мейла имелось и послесловие. Школа искусств не несет ответственности за то, что на показе присутствовал журналист из «Неттависен». Как он там оказался, ректор не знает, и Таге Баст к этому тоже не имеет отношения, – уверял ректор. Кроме того, – добавил он, – Лотте вообще лучше не обращать внимания на вышедший в «Неттависен» материал.

Дрожащими руками она набрала в Интернете адрес, вышла на страницу «Неттависен» и отыскала статью. Там была и ее фотография, правда, довольно маленькая, но если газеты тебя вниманием не балуют, такой фотографии достаточно, чтобы вывести из равновесия. На ней красовалось ее искаженное гримасой лицо после того, как студенты покинули аудиторию во время лекции о «Кавказском меловом круге». «Не все гладко в Академии искусств», – гласил заголовок, а в самом начале говорилось, что сотрудники Школы искусств прибегают к весьма сомнительным методам преподавания.

К счастью, текст был довольно сжатым, но той, кому он посвящался, он показался более чем тяжелым. В статье говорилось о студенте четвертого курса Таге Басте, в своем выпускном фильме разоблачившим тот факт, что Школа искусств терпит преподавателей, не соблюдающих педагогические требования, которые беспрекословно выполняются во всех остальных институтах и университетах страны. По мнению журналиста, у студентов имеются все основания опасаться за свое психическое здоровье, если преподавательские методы, показанные в фильме, соответствуют действительности. У него лично сердце разрывалось смотреть, как преподавательница по имени Лотта Бёк доводит своих студентов – а ведь им всего восемнадцать – до нервного срыва. Помимо этого, в статье приводилось короткое интервью с Таге Бастом.

Тот радовался, что фильм так хорошо принят и особенно тому, что его работу выбрали, чтобы представлять Норвегию на престижной выставке «Искусство и слова», которая состоится в июле в Лондоне. От него лично, – говорил Таге Баст, – работа над фильмом потребовала немалых усилий, но он скромно надеется, что благодаря ему мы задумаемся над особенностями преподавания предметов, связанных с искусством.

Да, Таге Баст и впрямь как-то совершенно по-особому понимает значение слова «скромность».

Лотта порадовалась, что родители ее уже умерли, ни братьев, ни сестер нет, а единственная дочь живет в Австралии.

Спустя еще несколько минут она получила мейл от дочери. «Неттависен» разместила ссылку на статью на своей странице в Фейсбуке. Что случилось и как она, Лотта, себя чувствует?

Не ответить было нельзя, и Лотта коротко написала, что она подробно расскажет обо всем позже, но беспокоиться тут не о чем.

Сразу после этого в дверь позвонили, а такого не было с тех самых пор, как дочь переехала. Видимо, это Таге Баст решил к ней наведаться. Открывать Лотта не стала. О чем ей с ним говорить? Он выразил все, что лежало у него на сердце, вежливые фразы в такой ситуации – кощунство. Наверное, он пришел, потому что тревожился за нее, чувствовал себя виноватым, но успокаивать его – не ее дело.

Странно было думать, что совсем недавно она сидела на этом же стуле – разве что не такая убитая – и мечтала о том, чтобы Таге Баст со своим фильмом испарился с лица земли. Этого не произошло, и сейчас Лотта пыталась переубедить себя, заставить радоваться этому, приучала себя к благодарности за то, что фильм у него получился именно таким: теперь у нее есть возможность изменить свою жизнь. Лотта старалась, но почувствовать это не могла. В том-то и сложность – она не чувствовала . Ей словно требовалось пробраться сквозь несколько слоев оболочки, прежде чем она добиралась до чего-то, что не было бы мертвым и холодным. Голова ее была холодной. «Держи голову в холоде», – обычно говорила она себе. Когда голова холодная, ошибок совершается меньше, чем на горячую голову. «Понимание, – напомнила она себе, – ты сама говоришь, что благодаря этому фильму у тебя появилось понимание. Попробуй сформулировать, что именно ты понимаешь, – уговаривала она себя, – давай, попытайся. Итак: я знаю больше о Бертольде Брехте и его драматургии, чем мои студенты. Я знаю больше многих других об истории театра от греческих трагедий до Шекспира и Ибсена. И я знаю, как рассказывать молодежи о созданных в прошлом текстах. Поэтому я и работаю, то есть работала, в Академии искусств. Но чтобы облегчить студентам понимание, сначала я должна узнать, что именно им уже понятно. Если я этого не пойму, мое знание им не поможет. Поэтому когда я доношу до них это знание, не понимая при этом, что именно они понимают, это из-за тщеславия или гордости, потому что я, вместо того, чтобы помочь, хочу, чтобы мною восхищались. Тот, кто хочет помочь и выучить, вынужден унижаться перед теми, кому она хочет помочь и кого выучить. Помогать и учить – это значит смириться с собственными ошибками и неправотой».

Однако формулируя эту идею, Лотта чувствовала себя ребенком, который примеряет взрослую одежду, на много размеров больше, и от этого выглядит смешно. Головой она это понимала и объяснить тоже могла, вот только это не помогало, ни на жизнь, ни на работу это понимание не влияло, тогда в чем смысл? Человек вполне способен признаться и сам себе, и другим в собственных грехах, но после признания предполагается, что он изменится, в этом и суть!

Лотта признавала, что эти новые мысли должны ее изменить, ей нужно попытаться подстроить свое существование под это понимание, так чтобы оно стало основным правилом ее жизни. Но как этого достичь? Как это происходит? Может, для этого нужна тренировка? Хорошо бы найти книгу с инструкциями или психотерапевта, который помог бы ей. Неужели рецепта не существует? «Как это сделать? – воскликнула она. – Ведь я вряд ли первая, с кем происходит подобное! – воскликнула она. – Не первая из тех, кому отказывает язык!» А так как думала она тоже при помощи этого языка, это означало, что думать, как прежде, нельзя и пытаться сформулировать новую ситуацию при помощи прежнего языка – тоже, ведь он больше не действует, не работает, никуда не приводит! Но ведь ей нужно двигаться дальше! «Я падаю!» – закричала она, падая на пол. Она осталась лежать на полу, даже случившаяся катастрофа не спасла ее! «Ты чересчур нетерпелива, – одернула она себя, – такое по мановению руки не происходит. Как раз об этом и был твой сон, и ты все поняла, ну да, головой поняла, но не телом! Помогите!» – крикнула она, глядя в потолок. Ее внезапная немота побеждала в ней горячее желание рассказать обо всем кому-нибудь. Лотта открыла рот в надежде, что у нее выйдет снова позвать на помощь, но вместо звуков получилось привычное покашливание.