Юргис Балтрушайтис - Литва: рассеяние и собирание

Мистр.Есть конфета, Адам?

Адам. Нет.

Мистр( кивает). Всего не предусмотришь… Вот же змий, а я не признал, пока не вошел. И где угнездился — в Париже! В самом центре всего человечества!.. ( Бросает салфетку на стол.) Между прочим, суп вкусный. Совсем как в Литве. Как полагаешь, они ввозят крапиву?

Адам( встает). Не знаю. Возможно, выращивают…

Мистр. Глупость — выращивать сорняки!.. Хотя… Если они с этим слизнем носятся, как с цветком, и еще орошают всякими славословиями… ( Вернувшемуся кельнеру.) Благодарствуй, брат. Это место да святится в веках!..

Адам и Мистр уходят. Кельнер вместе с остатками пищи смахивает в ведро книги Пьера Леру.

Темнота

Квартира Бальзака — темная и аскетичная. На столе — кофейный сервиз, кипа бумаг, перья и чернила. Между столом и шкафом — ванна. В ней, по горло в воде, лежит Бальзак. Входит Адам.

Бальзак. Бонжур, Адам. ( Выныривает .) Садитесь, располагайтесь. Простите, что принимаю вас в столь «сыром» состоянии, но мой домоправитель запил. Приходится потеть самому.

Адам( пристраивает на вешалке цилиндр). Ради всего святого, Оноре…

Бальзак. Мобилизую силы — готовлю себя к творческой каторге. Вы себя как-нибудь стимулируете перед творческим актом?

Адам( садится к столу). Для меня это неактуально…

Бальзак. Понимаю. Поэтам легче в этом вопросе. А романисты — это… битюги. Мулы, локомотивы. Одна задница чего стоит. Если она слаба и безвольна, роман уже не напишешь. Дамы меня пытают, откуда беру вдохновение. Указываю на этот источник, а они почему-то оскорбляются. Но это же так натурально: у них оттуда берутся дети, а у меня — книги. Наливайте кофе, пока он горяч. (Вылезает из ванны.) Еще раз прошу меня извинить за столь откровенный вид. Просто, когда ты в долгах, приходится экономить время.

Адам. Поверьте, меня это не задевает…

Бальзак( вытирается ). Досадней всего, что я этих сумм и в руках не держал. Мог бы хоть пошуршать, а теперь вот засунул в дело, и жду, пока нарастут дивиденды. Как вы с этим всем управляетесь?

Адам. С чем?

Бальзак. Есть у вас акции, инвестиции? Как вы изыскиваете средства?

Адам. Беру плату за лекции. Раз в месяц.

Бальзак. Угу. Без перспективы, зато стабильно. А я инвестирую, последнее время — в землю. ( Собирает разбросанную одежду.) Купил участок. Некрупный, под Парижем, по дороге на Версаль. Думал дачу соорудить. Но что значит — нюх, деловой инстинкт! Наткнулся на клад!

Адам. Монеты?

Бальзак. Железная дорога. По моему участочку решили вести линию Париж-Версаль. Пришлось расширить закупки — такой шанс не повторяется. ( Прикрывается дверцами шкафа.)

Адам( не понимает). Будете строить магистраль?

Бальзак. Железная дорога — лишь знак. Ее потенциал я использую, разместив на своем участке элитный парижский пригород — Новый Сен-Жермен. ( Одевается .)

Адам. А как же — со старым?

Бальзак. Исчезнет. Они и теперь уже там не вмещаются, трутся гузками, а у меня — простор. Покой, сельские ароматы… Элита покинет за́мок, сядет на скорый поезд и спустя четверть часа сойдет в центре Парижа. ( Причесывается перед шкафным зеркальцем.) Вижу, вы не слишком сведущи в негоции.

Адам. Не стану скрывать…

Бальзак. А мне, увы, она потребна. Врожденный дар не пристало пускать на ветер!

Адам. На когда намечена?

Бальзак. Что?

Адам. Эта линия.

Бальзак. Уже год, как действует. Покупателей покамест немного, говоря языком цифр — ни одного, но для серьезной инвестиции требуется терпение. К счастью, терпения хоть отбавляй, мы — седалищное поколение. Поглядите, Дюма с Гюго — трудяги, локомотивы, за месяц книгу высиживают. Покойный Пушкин — русский, с присвистом, но тоже локомотив. Кстати, вы ведь с ним были друзья… Раскройте мне одну тайну. Давно желаю спросить… ( Приносит черный Наполеонов бюст.)

Адам. Спрашивайте…

Бальзак. Вот это. ( Водружает бюст на стол.) Правда, что он был негр?

Адам. Вы разумеете его кровь, темперамент?..

Бальзак. По всем этим иллюстрациям я так и не понял. Рисовальщики нынче себе позволяют самые гнусные извращения. ( Начищает бюст тряпкой.) Посмотрите на это изваяние. Я велел Франсуа купить, лишь попросил, чтоб недорого. Он вот что мне приволок. Узнаете?

Адам. Бонапарт.

Бальзак. Но почему такой черный? Каков тут помысел?

Адам. Не знаю… Меня это не смущает.

Бальзак. Это счастье, что к заднице Бог нам добавил еще и воображения, а рядовой человек растерялся бы. ( Указывает на бюст.) Его, кстати, тоже волнует… Тема, ради которой я вас позвал. Поможете в одном вопросе?

Адам. В каком вопросе?

Бальзак. О польках. Я хотел бы восприять их мышление. Каковы они, Адам?

Адам. Польки?

Бальзак. Да.

Адам. Разные.

Бальзак. Но в аллегорическом смысле — львицы, гидры, гадюки?..

Адам. Вам требуется для романа?

Бальзак. Для романа. (Садится напротив Адама.)

Адам. Я сказал бы — львицы. Хотя всякие попадаются…

Бальзак. Но доминируют хищницы?

Адам. В моем окружении — да.

Бальзак (бюсту). Слышите, император?.. Какой зверь пожрал вас… Мария Валевская — великая любовь Бонапарта. Бедняге пришлось присягнуть, что он вызволит из-под русских Польшу, тогда лишь она легла под него. А финал этой клятвы — известен.

Адам (горячо). Только не обвиняйте Польшу в Бонапартовом крахе…

Бальзак. Не надо политики, Адам. Знаю эту польскую пылкость… Но я не лезу в политики. Меня занимают женщины. Женщины и инвестиции. И отчасти — романы. А тут первый роман, который никак не могу закончить.

Адам бросает взгляд на лежащие рукописи.

Адам. Какой роман?

Бальзак. С полькой. Непристойно богата. Десять лет я неотступно ее добивался. Кормился ее обещаниями о слабом здоровье мужа. И наконец-то произошло, хотя и тянулось дольше, чем мы надеялись. (Кладет на стол черный конверт.) Месяц назад мы его лишились.

Адам. Поздравляю… Если это уместно…

Бальзак. Она передумала. Видите ли, ее там — на Украине — достигли злобные сплетни, будто я в пору нашего телесного несоития позволил себе две-три эротических эскапады. Но мужчина — это не женщина, он нуждается в реализации… Она, кстати, знает вас. Как любовника своей сестры. Ну же, покопаемся в прошлом. Она — Эва. Эвелина.