Ольга Румбах - Ловля ветра, или Поиск большой любви

Но, как говорит апостол Павел в Первом послании к Коринфянам, все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволительно, но ничто не должно обладать мною (1 Кор. 6, 12).

Что тут добавишь? Кажется, уж и нечего. Но я, с совершенно уже отдавленными ногами, рассказала и притчу преподобного Паисия Святогорца о пчеле и мухе. Притча известна. Она о том, что есть люди-пчелы, они видят (и стремятся видеть!) все прекрасное в жизни, людях и обстоятельствах, а есть люди-мухи. Продолжать не стану, ясно и так.

Прощаясь на следующий день, мы обнялись с Натальей и попросили друг у друга прощения. Приятно все же иметь дело с христианами!

И вот зима. Наталья появляется у меня в библиотеке. Говорит это свое: «Пока руки не оборвешь — счастье не добудешь», — и ждет, что я вступлю, как обычно, в полемику, стану сыпать цитатами великих, благо все под рукой. Но я светло улыбаюсь ей и иду за чаем. Я исчерпала свои возможности (а были ли они у меня?) и оставляю все как есть, то есть на волю Божию. Самое верное дело.

А сказку о рыбаке и рыбке она и сама знает.

«Ну, и чего теперь делать? Грешна, батюшка, вас осуждала…» — Петровна подняла глаза от маленького листка бумаги, над которым трудилась. За окном сиял на редкость солнечный зимний день. Горячие лучи пронизывали листья большой китайской розы в горшке, и они играли всеми оттенками зеленого: от изумрудного до болотного. Красиво… Пахнуло далекой весной…

Протяжно вздохнув, Петровна вернулась к своему занятию. На вырванном из блокнота листке значился православный крест, чуть пошатнувшийся вправо, и аккуратно выведена цифра «1». Суббота. Петровна готовится к исповеди. Можно, конечно, не нумеровать грехи, а то казенщина какая-то получается, канцеляризм бездушный. Но Петровна так привыкла. А то грех налезает один на другой, большие и малые мешаются между собой, путаются — как, собственно, и в жизни.

Итак, грех номер один, самый важный. Осуждала священника.

Уже случалась подобная история, когда еще была Петровна неофиткой, начинала ходить в храм и в исповедях своих не щадила ни себя, ни, само собой, ближнего. «Осуждала вас, отец Василий, думала, что вы равнодушный. Но потом поняла, что вы… взвешенный, что ли…» Отец Василий, и без того полнокровный, покраснел, смешался и безо всякого внушения, накрывши ее беспокойную голову епитрахилью, отпустил грехи. А она еще и половины не сказала из того, что собиралась.

Бедный отец Василий! И вот опять…

У отца Марка большая семья: жена и четыре сына, один в один похожие на отца. Семья приехала из Прибалтики, где долгое время служил отец Марк. Собственно, их выжили из страны за недоскональное знание местного языка.

В семье рос больной ребенок, потому и решили поселиться в Крыму. Надо было как-то выживать. Купили небольшой дом в районе дач. До города добираться минут сорок. Приход отцу Марку дали маленький, бедный. Сыновья, все четверо, старшему из них едва ли двенадцать, прислуживали отцу в алтаре. Петровна любила за ними наблюдать, особенно за младшими. То, бывало, среди литургии зайчики веселые солнечные из алтаря вдруг выскакивают, а это самый младший, готовясь выйти с глянцевым подносом для сбора пожертвований, поймал лучик солнца и гоняет его по храму. Может, и неблагоговейно, но дитя, что с него возьмешь? А после службы, устав быть паинькой, такие «па» выделывает со шваброй, прибираясь в алтаре, такой грохот устраивает, что батюшка, не отрываясь от панихиды, хмурит брови и ясно, что ждет сорванца наказание неминучее.

Немногие прихожане, в большинстве своем пожилые, видя почти крайнюю бедность семьи, помогали чем могли. И одежонку приносили, и на панихидный стол, и денег старались побольше пожертвовать. Петровна, конечно, тоже.

И вот однажды батюшка объявил, что в ближайшие две недели его не будет, потому что летит он в Европу. А будет другой батюшка, подменный.

«Вот те на, — думает скорая на расправу Петровна, — в Европу ему надо… Лучше б штаны детям приличные купил, вон короткие у всех, чуть не по щиколотку, растут же. Да курточки потеплее — зима на дворе. Да и храмовую бы икону заказать, коли деньги есть, иконостас вон без икон тоже стоит… В Европу ему понадобилось…»

И копошатся, копошатся в голове только причастившейся Петровны мысли осудительные, и поднимается от них невидимый миру смрад, и, скорее всего, оставляет ненадежную сию обитель Христос, не в силах долее пребывать под кровом души ее.

Все разъяснилось, когда Петровна покупала просфоры. Женщина, которая работает в лавке, не скрывая радости, поделилась: «Батюшка наш заказал иконы для иконостаса, вот, летит теперь в Прибалтику за ними. Очень уж хороший там иконописец…»

«Вот те на…» — думает обескуражено Петровна. И вспоминает слова из притчи: «Вещи не таковы, какими кажутся».

Вот она, эта притча.

Два ангела-путника остановились на ночлег в доме богатой семьи. Семья была негостеприимна и не захотела оставить путников в гостиной. И уложили на ночлег их в холодном подвале. Когда расстилали постель, старший ангел увидел дыру в стене и заделал ее. Младший, увидев это, спросил, почему тот так поступил. Старший ответил: «Вещи не таковы, какими кажутся».

На следующую ночь путники пришли на ночлег в дом очень бедного, но гостеприимного человека и его жены. Супруги разделили с ангелами скудный ужин и предложили гостям лечь спать в их постелях, где они смогут хорошо выспаться. Утром после пробуждения ангелы нашли хозяина и его жену плачущими. Их корова, чье молоко было единственным доходом семьи, лежала мертвая в хлеву.

Младший ангел спросил старшего: «Как это могло случиться? Первый мужчина имел все, а ты ему помог. Другая семья имела очень мало, но была готова поделиться и этим, а ты позволил, чтобы у них умерла единственная корова. Почему?» — «Вещи не таковы, какими кажутся, — ответил старший ангел. И пояснил: — Когда мы были в подвале, я понял, что в дыре в стене спрятан клад с золотом. Но хозяин был груб и не хотел сделать добро. Вот я и отремонтировал стену, чтобы клад не был найден. Когда на следующую ночь мы спали в постели хозяина, пришел ангел смерти за его женой. Я отдал ему корову».

Вещи не таковы, какими кажутся.

Известно, как портит кровь, сколько страстей привносит в нашу жизнь пресловутый «квартирный вопрос». Это еще классик заметил. Но, несмотря на сложность, его все же можно отнести к категории решаемых. А вот «вопрос национальный»… Моя однокурсница живет в Иерусалиме. «Израиль — страна, где все ненавидят всех», — выдала она при встрече. Что тут скажешь? Видно, натерпелась. Собирается вместе с мужем и подросшими дочками куда подальше, хоть бы и в Италию. А вот другая моя приятельница после двух лет, проведенных в этой самой Италии, слышать ничего не хочет ни о тамошних красотах, ни тем паче о жителях благословенного края, теплого и красивого. «Невозможно по улице пройти: "Белла! Белла!" — кричат и пожирают тебя глазами, даже самые ветхие старики, даже тот совсем уже лежачий старичок, за которым ухаживала…» — и плечиками с гримаской отвращения передергивает.