Ольга Румбах - Ловля ветра, или Поиск большой любви

Намаялся.

Тем обиднее было, когда в очередную свою «побывку», выложив не без тайного удовольствия северный свой заработок на стол, услышал от жены: «И это все?.. Такие-то деньги и здесь можно заработать, ежели с умом подойти…»

Ну что за баба, честное слово… Выматерился замысловато, как на Севере научился, и хлопнул дверью. Не насовсем, конечно. За пивом пошел.

С годами Василий научился абстрагироваться от взыскательной своей супруги. Как говорится, не привыкнешь — подохнешь, не подохнешь — привыкнешь…

Однако же и супруге приходилось непросто. Шутка ли, счастье человек решился добыть. И не себе, это еще как-то возможно. Особенно это возможно, как ни странно, в старости: угомонился наконец-то — вот и счастье.

А детям… Едва ли это кому-то удавалось.

Но энтузиазма у Натальи хоть отбавляй. И с какой стороны взяться за непростое это дело, она уже решила. И муж согласился. Его дело северное, отчего не согласиться.

Проект такой. Чтобы обоих детей, сына и дочку, счастьем в равной мере охватить, Наталья придумала выстроить на берегу моря пансионатик номеров этак на пятнадцать. Чтобы доход был, пусть небольшой, но верный. А то вот уж и возраст подкатывает пенсионный, а дети еще не при полном счастье. Сын, правда, женился уж к тому времени, двое детей у него, квартира трехкомнатная в столичном городе. Ипотеку выплачивает. Основную сумму дали, а там уж, сказали, сам старайся. И вроде все ничего, но когда по телевизору заграничные фильмы показывают, с интерьерами богатыми, яхтами белоснежными, сердце материнское сжимается: чем ее сынок хуже? Ведь голова у него — что у Эйнштейна. И в школе, и в институте учителя нахвалиться не могли. Так трехкомнатная малогабаритная квартира в третьесортной столице — это разве ж его уровень?

И за дочку сердце болит. Пока не замужем.

Пансионат строили тяжело. Наталья на мужа рассчитывала, но он отмораживался. Денег привезет — и все. Помощи от него никакой. Вот и пришлось домашней, в общем-то, женщине, отнюдь не бойкой, дела мужицкие вершить. Километры нервов уходили, а дело медленно шло. Бригаду строителей найти — проблема. А чтоб не пили — и вовсе дело невозможное. Те, что поприличнее — те и объекты себе искали солидные. А которые доставались Наталье, то и дело просили аванс, а получив, запивали надолго. Беда…

И участок Наталье достался узкий, длинный и не на первой линии, конечно. Лучшие участки расхватали те, кто порезвее да побогаче. Мужики. У Натальи копилась обида на мужа. Ей казалось, сидит себе Василий на Севере и горя не знает. Лучше бы уж здесь помогал. Откуда тогда деньги на строительство брать — эту простую мысль Наталья не додумывала.

Денег и вправду для такого серьезного проекта было мало. Супруги отказывали себе буквально во всем. Василия, конечно, приходилось одевать, чтобы не околел там, на своем Севере, но и это делалось по минимуму. Все было подчинено одному: построить и запустить пансионат. Тогда и вздохнуть посвободнее можно будет. Так казалось тогда.

В библиотеку Наталья пришла среди зимы. Тонкое, бледное лицо, светлые волосы, слегка вьющиеся, печальный взгляд. Мокрое (на улице снег с дождем) пальто образца 1995 года, размера на два больше, как с чужого плеча. «Ой, да не надо его сушить, оно не насквозь промокло! — и, виновато, — старое совсем… и похудела я, болтается на мне…»

Мы долго разговаривали. Пили чай. Тогда и рассказала Наталья свою историю. Ветер швырял в окна крупные капли дождя, качал ветви старой липы. Люди, спеша поскорее в тепло и уют, проплывали за мокрыми окнами. Посетителей в библиотеке больше не было, и нам никто не помешал.

Мне показалось, Наталья близка к отчаянию. Какой-то безысходностью веяло от всего ее облика. Никакие бодрые фразы вроде «Все будет хорошо, да все у вас уже хорошо! Взгляните на других, как им тяжело приходится! Бывает, ни близких у человека, ни детей, да и квартиры даже нет, а он все равно не унывает…» — не возымели никакого действия, все это было, как говорится, в пользу бедных. Она не спорила, лишь вяло и недоверчиво улыбалась в ответ. Поняв, что случай запущенный, я дала Наталье книгу моего любимого святого — старца Паисия Святогорца. От каждой, буквально от каждой фразы его веет глубоким спокойствием и любовью. Такого, как говорит мой муж, хоть к ране прикладывай не хуже пластыря.

Мы подружились. Наталья приходила еще и еще. Брала книги. Мы подолгу разговаривали. Она загодя готовила аргументы в пользу своей нехитрой, в общем-то, точки зрения: все не плохо, а очень плохо, богатые все воры и негодяи, бедные — негодяи и неудачники. Выхода нет. У-ф-ф… Это повторялось из раза в раз, а я-то, глупая, надеялась, что она исцелится от одной только книжки святого Паисия Святогорца.

Зима с большой неохотой, но все же отошла. Наступила весна, ранняя, холодная. Наталья Каличкина становилась все грустнее. Приближался курортный сезон. Надо было ехать готовить номера к приезду гостей. Уже одна эта мысль лишала мою новую подругу последних сил. Она была безутешна. Ноша, которую взвалила на себя неуемная эта женщина, была явно ей не по силам. И помощников нет: сын далеко. У него своя жизнь, он и знать не знает, что мать изо всех сил добывает ему счастье. Дочь работает. Муж на Север уже не летает, но устроился сторожем. Платят, конечно, копейки, но пенсию оба еще не получают, а жить как-то надо.

Наталья сдала последние библиотечные книги и уехала «на юга».

Лето проходит быстро. К концу сезона свиделись с подругой. Мы с мужем получили приглашение отдохнуть несколько дней в ее пансионате — все равно пустует: сезон нынче не задался.

«Да какой там пансионат! — протестует всякий раз Наталья. — Название одно. Всего-то двенадцать номеров!» А сколько надо?..

Хозяйка нас встретила. Мы шли по пыльной дороге нового прибрежного микрорайона. По обеим сторонам, очень тесно, тянулись затейливые особняки и мини-пансионаты, один другого краше. Понятное дело, я высматривала что-то сверхскромное, под стать скромно одетой Наталье и в полном соответствии с ее уверениями. И ошиблась. «Уже пришли!» — воскликнула Наталья и рассмеялась, довольная произведенным впечатлением: мы подошли к трехэтажному бело-сахарному пансионату с большими окнами, шикарной винтовой лестницей и просторными номерами.

И тут я догадалась. И об этой своей догадке за вечерней дружеской трапезой — сколько бы мой деликатный муж ни давил мне ногу под столом — высказалась.

По моему разумению, дело здесь в обычной неблагодарности, и больше ни в чем. Господь нам дает, и дает мерой полной, утрясенной, дает порой больше, чем мы в состоянии освоить — откликается на наши горячие просьбы. Какой из вас отец, — говорит Спаситель в Нагорной проповеди, — когда сын попросит у него хлеба, подаст ему камень? Или когда попросит рыбы, подаст ему змею вместо рыбы? Или, если попросит яйца, подаст ему скорпиона? (Лк. 11, 11–12).