Чжан Мэн-лян - Годы бедствий

— Направо равняйсь, смирно!

Ребята застыли, не смея громко вздохнуть и взглянуть на него. Он поднял плеть и осмотрел ряды зловещим взглядом. Затем, взмахнув ею, закричал:

— Кто воровал пампушки?

Ребята дрожали от страха, но молчали.

— Вы, гнусные щенки, кто ел пампушки? Быстрее отвечайте! — продолжал кричать Жирный Ван.

Ребята молчали, в ответ слышно было только частое сопение. Сяо-ма не знал еще здешних порядков и сердито смотрел прямо в лицо разгневанному учителю.

— Кто воровал пампушки? — спросил, наконец, Ван у Чжао Сэня.

— Все брали.

— Кто был первым? Говорите быстрее! Не признаетесь — всех выпорю!

Чувствуя, что Жирный Ван вот-вот начнет бить мальчиков, Сяо-ма подумал: «А что, если сказать, что это произошло из-за меня, он ведь не станет тогда бить других?» — и он уже собирался было взять вину на себя, как вдруг Ван увидел, что Сяо-ма не стоит по стойке «смирно», а шевелит ногами и прямо смотрит ему в лицо. Учителя это взбесило, и он, стиснув зубы, поднял плеть и стал наотмашь бить мальчика по голове, по шее, по плечам, по спине.

— Я вижу, ты еще не голоден! — орал он. — Ишь, какой храбрый нашелся!

Не вскрикнув даже, Сяо-ма схватился руками за голову и бросился бежать по двору. Жирный Ван бежал сзади и продолжал изо всей силы хлестать его. Остальные мальчики молча стояли, не смея двинуться с места и опасаясь, как бы плетка не загуляла и по их спинам.

Ван прекратил избивать Сяо-ма, только когда у него устала рука. С него катил пот. Отдышавшись, он снова подошел к строю мальчиков и крикнул:

— Вытянуть руки!

Когда они вытянули руки, Ван пошел вдоль рядов, трижды с силой ударяя плетью по каждой руке. Многие от страшной боли заплакали навзрыд. Руки детей, покрывшись ярко-красными полосами, горели огнем. Некоторые плевали на руки, стараясь уменьшить боль. Только один Чжао Сэнь спокойно ходил по двору — ему, конечно, плетей не досталось.

— Перестаньте реветь! — закричал Ван. — Кто будет плакать, тому отобью все руки! Вот я посмотрю теперь, как вы поголодаете, нищие щенки!

В это время из кухни вышел старый повар с новой корзиной пампушек.

— Неси их обратно! — замахнулся на старика Жирный Ван. — Кто разрешил их кормить! Они не подохнут с голоду! А если сдохнет несколько, то тоже беда не велика!

Старый повар не осмелился возражать и понес корзину с пампушками обратно. Жирный Ван обернулся и увидел, что Сяо-ма смотрит прямо на него.

— Если еще будешь лупить на меня глаза, — закричал Ван, — то я выковыряю их и раздавлю! — добавив еще несколько бранных слов, он ушел.

Услышав, что им не дадут есть, ребята взволновались. То, что их избили, было не так уж страшно — они к этому привыкли. А вот остаться без обеда — это куда хуже! Подростки не выдержали и подняли шум: одни негромко на все лады поносили ябеду Чжао Сэня; другие ругали Сяо-ма и говорили, что если бы не он, ничего бы не случилось.

— Хватит вам хныкать! — успокаивал товарищей Ван Шэн. — Сегодня нам «дали пампушек», так скажите спасибо, что не «попробовали лапши и пельменей»!

— Ох, и зверь этот старый боров! — сказал ему Сяо-ма.

— Разве это зверство? — возразил Ван Шэн. — Настоящей его жестокости ты еще не видел! Запорют до смерти и выбросят на свалку собакам — сколько таких случаев было! А это еще мы легко отделались.

— А что, староста всегда так себя ведет? — спросил Сяо-ма.

— Смотри, остерегайся его, это противный тип. Чуть что — сразу же бежит докладывать Жирному Вану.

Но тут к ним подошел Чжао Сэнь, и Ван Шэн громко закончил:

— Пошли, пора спать.

«Ну, подожди, — подумал Сяо-ма, с ненавистью глядя на Чжао Сэня, — я еще с тобой рассчитаюсь, заячий хвост!» — и он пошел за Ван Шэном.

Общежитие состояло из двух больших комнат, в каждой из которых размещалось по двадцать пять деревянных нар, построенных в два этажа. Каждая группа — по двадцать человек — занимала одни нары, и дети копошились на них, отнимая друг у друга одеяло, потому что оно, рваное, было одно на всех. На верхних нарах спали маленькие, которым было всего лишь по три-четыре года.

Сяо-ма был так избит, что не мог лечь. Дрожа от холода, он сел на краю нар. Погасили свет, и в комнате стало совсем темно. «Я не смогу здесь долго выдержать, — думал Сяо-ма. — Надо придумать способ бежать отсюда, найти дядю и отомстить за все…»

На улице неистовствовала метель.

Сяо-ма пристраивался на нарах и так и этак, но невеселые думы не давали ему уснуть всю ночь.

На следующее утро был сильный мороз, и холодный ветер пробирал до мозга костей. С самого утра ребята под руководством Чжао Сэня убирали снег. Когда прозвучал сигнал приступить к занятиям, они по команде старосты отправились в школу. Чжао Сэнь очень боялся, как бы Сяо-ма не сбежал, поэтому он ни на шаг не отставал от мальчика, а когда пошел отдавать рапорт учителю Чжан Бо-синю, взял Сяо-ма с собой.

Чжан Бо-синь был тридцатилетним верзилой с тонкими губами и свисающим над ними длинным носом. Говорил он всегда резким и злым голосом. Ребята прозвали его «Длинноносый». Ходили слухи, что он окончил педагогическое училище, ребята этому не очень верили и вот почему. Как-то на уроке китайского языка Ван Шэн читал книжку и встретил такую фразу: «Ворона каркала, сидя на дереве». Иероглиф «у» — «ворона» — он не знал и решил спросить у Длинноносого. Тот взял в руки учебник и долго смотрел на злополучный иероглиф. От напряжения он покраснел, у него даже пот на лбу выступил, но он никак не мог его вспомнить. Признаться в собственном невежестве он не хотел из-за боязни потерять авторитет у школьников. Он вспомнил, что этот иероглиф только на одну черточку отличается от иероглифа «няо» — «птица» и громко закричал:

— Что же тут непонятного? Обыкновенный иероглиф «няо»! Вот, паршивец, даже слово «птица» не знает!

В это время старый повар, который когда-то окончил двухгодичную школу, услышал, как Ван Шэн читает вслух «птица каркала», и почувствовал, что тут что-то не так. Он вошел в класс и заглянул в книгу. Увидев иероглиф «ворона», поправил мальчика и ушел.

«Как же так? — не поверил повару Ван Шэн. — Все-таки Чжан Бо-синь — учитель, не может же он учить неправильно?» — и он решил снова сходить к учителю.

— Учитель Чжан, — обратился к нему Ван Шэн. — А старый повар говорит, что это иероглиф не «птица», а «ворона»!

— Что за вздор! — закричал покрасневший как рак учитель. — Ворона тоже птица!

Услышав это объяснение, ребята прыснули со смеха.

При появлении Длинноносого Сяо-ма, помня вчерашний разговор с толстяком, поклонился учителю. Тот спросил у мальчика его имя и фамилию, сколько ему лет, поинтересовался, ходил ли он в школу.