Чжан Мэн-лян - Годы бедствий

— Бей его! Бей ублюдка!

— Собака с собакой сцепилась!

— Кровопийцы!..

Жирный Ван запустил в окно бутылку с вином, и ребята разбежались. А спор в учительской продолжался до глубокой ночи. Но на следующее утро среди персонала снова царили мир и согласие. Однако ребята ничего не забыли и стали рассказывать остальным все, что они услышали в тот вечер.

— Тот Толстосум Лю Мэн-ян все деньги отправил себе домой! — говорил Сяо-ма.

— А Старая Мартышка, — рассказывал Ван Шэн, — прибрал к рукам отобранные у нас вещи.

— Они сосут нашу кровь! — возмущался Дэн Сюн.

Ребята поклялись отомстить своим мучителям.

Приближался День детей [47]. 3 апреля прошел слух, что мать мэра Тяньцзиня Чжан Цзы-чжуна осмотрит в этот день исправительный дом в качестве представительницы местных властей.

Правду говорят, что «стоит начальству глазом моргнуть, как подчиненные от усердия начинают лбы разбивать». Весь персонал исправительного дома пришел в большое смятение, воспитанников подняли среди ночи и заставили наводить везде чистоту. Они мыли полы, скребли и чистили; стирали, мылись, брили головы, переодевались — одним словом, готовились к встрече почетной гостьи.

Сяо-ма эта весть обрадовала, и он решил привести в исполнение свой план мести. Особенно ненавистен был ему учитель Ван.

— Жирный Ван настоящий живодер, — говорил Сяо-ма своим товарищам. — Как только появится мать мэра, мы дружно должны начать жаловаться на него и требовать, чтобы его отсюда убрали.

— И еще надо ей рассказать, что все деньги и вещи, которые предназначены для нас, попадают в дома Толстосума и Старой Мартышки, — сердито добавил Ван Шэн.

Перебивая друг друга, ребята обсуждали план действий. Они поддерживали предложения Сяо-ма и Ван Шэна, однако никто не знал толком, как лучше их осуществить.

Ван Шэн после некоторого раздумья сказал:

— У пожилых женщин мягкое сердце. Как только она войдет, мы должны расплакаться и просить у нее еды и одежды. Она спросит, что случилось, и тут мы ей обо всем и расскажем.

Предложение Ван Шэна понравилось, однако высказывались опасения, что никто не решится начать.

— Я не побоюсь! — громко заявил Сяо-ма. — Я уже дважды побывал в суде, стоит ли бояться какой-то старухи? Как только она войдет, я сразу же и начну! Но вы должны не упустить момента и дружно поддакивайте — говорите то же, что и я. И пока она не согласится выполнить наши требования, мы не выпустим ее со двора!

— Лишь бы только кто-нибудь начал, тогда и мы не побоимся! — раздались голоса. — Если уж идти — то всем вместе, а побьют — всем достанется!

— Нужно, чтобы как можно больше ребят поддержало нас, только так мы сможем добиться своего!

— А если Маленький Босяк доложит обо всем Жирному Вану? — осторожно заметил Дэн Сюн.

— Надо его позвать и пригрозить! — предложил Ван Шэн. — Он испугается и не решится ябедничать.

— Правильно! — согласился Сяо-ма. — Я сейчас его разыщу.

Ван Шэн, Дэн Сюн и Чжао Сэнь пошли тем временем собирать ребят. А Сяо-ма увел Маленького Босяка в укромное место и сказал:

— Смотри, если Жирный Ван хоть что-нибудь узнает — тебе худо будет!

— Ай-й-я! — испуганно пискнул Маленький Босяк. — Так не пойдет. Ты сам подумай: если кто-нибудь другой донесет, то все равно вы меня побьете. Почему я должен ни за что страдать?

— А ты крутись около Вана и, как почувствуешь, что кто-нибудь собирается ему наябедничать, сразу же сообщи нам, и мы тебя не тронем!

Маленькому Босяку не оставалось ничего другого, как согласиться.

Сяо-ма был так занят этой подготовкой, что даже поесть забыл. В конечном итоге больше десяти человек твердо пообещали поддержать их, остальные тоже были достаточно подготовлены, чтобы в случае, если дело пойдет успешно, вступить в переговоры с высокой гостьей.

И вот наступило 4 апреля — День детей. Еще только рассвело, а Длинноносый уже привел пятьдесят городских школьников. Воспитанников опять выстроили во дворе и в первых рядах поставили самых маленьких. Жирный Ван по обыкновению сказал ребятам несколько «теплых» фраз, а Старая Мартышка снова долго уговаривал их, обещая всяческие блага.

«Ну, уж на этот раз ты говоришь все равно что перед мертвецами, — подумал про себя Сяо-ма. — Кто тебе поверит? Сейчас ты не разживешься!» И Сяо-ма стал мысленно повторять все, что он собирался выложить матери мэра. Хотя он и робел немного в душе, однако, подняв штанину и взглянув на свои рубцы и раны, он твердо решился и теперь только ждал своего часа.

Под палящими лучами солнца дети стояли по стойке «смирно» и ждали высокую гостью. Так они простояли с раннего утра до полудня. Все покрылись потом, давал себя знать и голод, многие от слабости и жары теряли сознание и бессильно опускались на землю. Но вот послышался шум подъехавших автомобилей — прибыла мать мэра.

У ворот исправительного дома остановилось много автомобилей. Полицейские окружили квартал и никого не пропускали. Старуха еще не вышла из машины, а директор дома, преподаватели, надзиратели уже склонились у входа в низком поклоне. Прошло несколько минут, и из машины вылезла сморщенная старуха с маленькими ножками [48]. Ее поддерживал заведующий секретариатом городского управления. Вскоре гости появились перед строем детей.

Сяо-ма весь напрягся, обернулся, взглянул на Ван Шэна и подал рукой знак Чжао Сэню и Дэн Сюну. Сердце его билось учащенно. Ребята смотрели на расхаживающих перед строем директора, Жирного Вана и Длинноносого, и никто не смел тронуться с места.

— Пошли! — прошептал Сяо-ма Ван Шэну. — Не бойся Вана! Иди за мной! — И, набравшись храбрости, Сяо-ма вышел из строя и остановился прямо перед старухой.

Он только хотел заговорить, как на него зашипел Жирный Ван:

— Ты что делаешь? Ступай на свое место!

«Нет уж, дудки!» — подумал Сяо-ма и, не обращая никакого внимания на знаки Вана, он бросился к старухе, обнял ее за ноги и расплакался:

— Госпожа, нам здесь очень тяжело жить! Я уж не говорю о том, что нас ежедневно кормят отрубями и мы голодаем. Но Ван ежедневно избивает нас, по два-три раза, все тело стало сплошной раной! — и Сяо-ма, сняв курточку, показал страшные рубцы на спине. — Вы только посмотрите! Это все дело его рук!

Мать мэра при виде плачущего, избитого ребенка испуганно отступила на шаг. Дело в том, что Сяо-ма нарушил все планы ее визита. А визит этот был вызван двумя тайными причинами. Во-первых, она надеялась, что об этом напишут в газетах, и все узнают, что она посетила сироток в качестве представительницы местных властей и от имени своего сына Чжан Цзы-чжуна. Это, безусловно, увеличит приток пожертвований на «бедных сироток». А во-вторых, ее визит не только не требовал никаких расходов, но и мог еще ей самой принести доход — дирекция исправительного дома, вероятно, преподнесет ей подарки. Конечно, Сяо-ма не мог ничего знать о ее истинных намерениях, поэтому в его глазах эта ведьма предстала «живым Буддой». Лицо старухи пожелтело, но она не могла высказать своих подлинных чувств и, сдержав гнев, спросила: