Александр Зиновьев - В преддверии рая

Одно из самых мощных средств воздействия коллектива на человека, который выпадает из него или имеет к этому тенденцию, это — клевета. Клеветали люди и в прошлом. Но только в нашем обществе клевета стала нормальным социальным явлением, не вызывает открытого осуждения и никаких угрызений совести. Только здесь она достигает чудовищной силы и применяется на всех уровнях жизни Страны. Примеры клеветы на крупных оппозиционных деятелей культуры и диссидентов общеизвестны. Конечно, все зависит от того, на кого она направлена. Если она направлена на своего или /боже упаси! /на вышестоящее начальство, она есть уголовное преступление. Она наказуема лишь тогда, когда объект ее вытолкнут коллективом и одобрен начальством в качестве индивида, противопоставляющего себя коллективу и обществу в целом. Такой индивид живет в атмосфере постоянной клеветы. Поскольку у людей нет никаких внутренних ограничителей /вроде страха Бога, совести, моральных принципов, воспитанности/, а внешние ограничители сняты, люди не скупятся на клевету и проявляют при этом бездну изобретательности. Талант народа в огромной степени уходит в клевету на ближнего. Когда-нибудь на это явление обратят внимание и создадут науку клеветологию. И это будет практически очень важная наука, открытия которой в полном соответствии с партийными установками будут немедленно претворяться в жизнь.

Навыки клеветы в обществе развиты настолько высоко и привычка клеветать вырабатывается из поколения в поколение настолько последовательно и систематично, что люди даже не отдают себе отчета в том, что они занимаются клеветой. Способность клеветы им органически присуща как одно из величайших исторических достижений народа. Клевета есть фактор нашей повседневной жизни на всех ее уровнях.

Практически клевету невозможно разоблачить, ибо в ней принимают участие все, никогда не обнаруживаются ее источники и инициаторы; посторонние не в состоянии отличить ее от правды, разоблачение ее легко превращается в пустяк, шутку.

В одном из институтов столицы, например, работал ученый Н. Его выжили, и сейчас о нем ничего не слышно. Но когда-то его имя часто мелькало в печати. Он всю жизнь считался пьяницей и бабником, хотя не пил и был сдержан в быту. О нем говорили, что он груб и нетерпим, хотя он был мягок, добр, великодушен. Он всю жизнь бедствовал, а о нем говорили, что у него шикарная квартира, дача, машина. Его работа печатали на Западе, не платя ни копейки, а о нем говорили, что ему валюту некуда девать. И в этой систематической клевете охотно участвовали все близкие знакомые Н без исключения! Они клеветали и друг на друга в силу органически присущей им способности такого рода.Но они были свои, и для них эта клевета не играла роли. Как свои они котировались согласно официальной характеристике. Клевета была существенна только для Н, ибо он был чужой. Его характеристикой была клевета на него его близких и сослуживцев. И с ним разделались согласно этой, а не официально-бумажной оценке.

Но если даже Н не устоял против клеветы, что же говорить о нашей М! Она написала отличную дипломную работу, которую даже хотели напечатать. А окружающие говорили, будто эту работу написал за нее научный руководитель, с которым она якобы «спала». Руководитель был кретин. Работу она сделала вопреки ему, и он сам приложил усилия к тому, чтобы клевета возникла и распространилась. Подумаешь, скажете, какой пустяк! Да мало ли о ком что говорят! Обо всех болтают что попало. Вот именно, обо всех. И что попало, т.е. клевещут. Только не на всех это отражается роковым образом. Ее муж совершил подлость по отношению к товарищам, и она порвала с ним. А друзья /в том числе — те, которых предал ее муж/ пустили слух, будто он застукал ее с любовником. Муж обобрал ее до нитки, а болтали, будто она оттяпала у него квартиру. Причем, знали, что ей приходилось снимать комнату. Потом у нее была связь с одним молодым человеком, преуспевающим доктором наук. За все время тот даже в кино не сводил ее за свой счет и не подарил ей даже трусики в день рождения. Когда он появлялся у нее, он жрал и пил, не интересуясь, чего это ей стоило. Знакомые знали это и советовали прогнать его. Заодно они распространяли клевету, будто она тянет из своего любовника кучу денег, разбивает семью /тот давно развелся/ и т.п. И обычное пошлое переглядывание, ухмылочки, «нет дыма без огня», «тут что-то есть».

Стоит ли продолжать? Даже добрые умные люди говорили: не обращайте на это внимания, это же обычные пустяки. А пустяки ли? Именно эта клевета привела к срыву публикации ее работы /и потом ее результаты присвоил ее руководитель/, к срыву защиты диссертации, к строгому выговору за аморальное поведение. Именно они, эти милые и добрые друзья-клеветники, поставили ее в такое положение, что ей пришлось околачивать пороги в десятках учреждений, пока не нашелся официально безупречный подонок, решивший воспользоваться ситуацией и приобрести себе даровую шикарную любовницу, используя свое служебное положение.

Что поделаешь, скажете вы. Мы живем в грязи, и нелепо лезть в эту грязь в белых праздничных одеждах, надо надевать такую же удобную для этой грязи робу, как все. Верно! Именно об этом я все время и говорю. Я только делаю тут небольшое дополнение: эту грязь источаем мы по своей доброй воле. Зачем? Да потому что нет у нас белых праздничных одежд, а есть лишь ужасные робы, и чтобы они выглядели терпимо, мы создаем соответствующую им грязь. Дело обстоит вовсе не так, будто мы отражаем в себе внешние условия и становимся таковыми, как есть, в силу необходимости. Дело обстоит так, что мы творим нашу общественную жизнь в соответствии с тем, что мы представляем собою как исторически сложившиеся существа. Как мы сложились такими, другой вопрос. Только изменение условий нашей жизни не влечет за собой автоматически изменения типа человека, живущего в этих условиях. Социальная природа человека не менее консервативна, чем биологическая. Не знаю, где этот консерватизм оседает в человеке. Но твердо знаю, что мы любые условия загаживаем в соответствии со своей социальной натурой /пусть даже она сложилась исторически/. И если мы захватим себе Запад /а он нам очень нужен — ликвидировать невыгодный нам материал для сравнения и поживиться даровыми результатами чужого труда и гения/, мы его загадим по образу своему и подобию. Насколько мне известно, орды Чингис-хана, Батыя и т.п., занимая европейские территории и соприкасаясь с европейскими народами, не меняли своего устойчивого образа жизни и своей консервативной социальной натуры. Они и в новых для них условиях хранили свой тип социальности. Так почему же мы должны составлять тут некое счастливое исключение? Разве что в угоду ложным тезисам нашей идеологии.