Чарльз Мерджендал - Куст ежевики

В одном из писем Лэрри упомянул о женитьбе на Маргрет Слоан из Атланты. По этому случаю он послал им открытку с поздравлением и превосходное шеффилдское серебро, принадлежавшее его покойной бабушке. В ответ Маргрет написала письмо, в котором благодарила его и приглашала погостить у них летом, когда Лэрри вернется из-за границы. Он поехал, жил у них в доме, ел их еду и чувствовал, что он им в тягость. В то лето стояла страшная жара, и ему нечего было делать у них. Даже разговора с молодоженами не получалось. Они были влюблены, и он им завидовал. Вскоре он уехал, затаив на них обиду. Один раз Лэрри приезжал домой — только на выходные — и без жены. Иногда приходили письма из Атланты. Однажды, два года назад, он получил письмо, в котором сообщалось, что Лэрри болен. Затем приходили другие письма, из которых было ясно, что Лэрри становится хуже, хотя об этом прямо и не говорилось. Он решил лететь. Но позвонила Маргрет и сказала: «Нет, сейчас он чувствует себя неплохо, если будет ухудшение, я сообщу».

Внезапно Лэрри стало гораздо хуже. Врачи были бессильны. Он возвращался в родной город, где хотел лечиться у своего старого друга.

Читая то последнее письмо от Маргрет, Сэм вдруг осознал, что Лэрри его сын. Впервые за тридцать шесть долгих лет.

— Нет… Нет, спасибо. — Он не стал больше пить. Положил счет на стол, попрощался с Бетси, кивнул Берту с Фрэн и вышел на темную улицу. В машине он подумал, что уже давно опоздал к обеду.

Сегодня у них индейка, которую миссис О’Хара готовит по собственному рецепту. Интересно, пообедала ли Маргрет. Он подумал о том, что в его жизни не было ничего хорошего. Он вспомнил Руфь Кили, и ему показалось, что хорошее могло однажды произойти, но он сам его проморгал, а теперь поздно сожалеть и сокрушаться.

Обед начался с охлажденного креветочного коктейля. Миссис О’Хара сказала, что свежие креветки были бы, конечно, лучше, но поскольку сейчас не сезон, да, собственно, и в сезон в этих местах нет креветок, то совсем неплохо начать добрый рыбный обед с креветочного коктейля, даже несмотря на то, что креветки в этих местах не водятся.

Все остальное, однако, водилось, и, сидя за столом напротив Сэма, глядя в тарелку с португальским супом, который подали за креветочным коктейлем и который представлял собой тяжелую смесь красных бобов, капусты, языковой колбасы и картофеля, Мар спрашивала себя, захочет ли она, когда уедет отсюда, еще хоть однажды съесть что-нибудь рыбное. Миссис О’Хара гордилась своей кухней. Сэму же, всю жизнь питавшемуся исключительно ее стряпней, казалось, что все должны есть рыбу, по крайней мере, три раза в неделю. За эти несколько недель, которые Мар провела в доме Сэма, им уже подавали моллюсков, сваренных на пару, похлебку из моллюсков, тушенку из моллюсков и пироги с моллюсками, жареных устриц в сметане, вареных омаров и жареных омаров; тресковые головы и тефтели из трески, разделанную и поджаренную молодую треску; икру и пикшу, а также жареных угрей, причем дважды, хотя она оба раза к ним не притронулась.

В это воскресенье миссис О’Хара затеяла свое фирменное блюдо — индейку под острым соусом. Весь день, пока Мар сидела в гостиной одна и читала, миссис О’Хара без конца заглядывала к ней из кухни, чтобы держать ее в курсе дела. «Берем четырехфунтовую треску, отрезаем голову и хвост, чистим, как для запекания. Тщательно вытираем сухой тряпкой и натираем приправами. После этого закладываем острую начинку, делаем несколько надрезов в спинке и кладем туда ломтики соленой свинины».

Мар вежливо кивала, тем самым невольно поощряя миссис О’Хара, заставляя ее рассказывать мельчайшие подробности, поэтому в свой следующий визит из кухни та сообщила, что острая начинка готовится из одной чашки хлебных крошек, половины чашки растопленного масла, половины чашки горячей воды, четверти чайной ложки шалфея, половинки измельченной луковицы и одной восьмой чайной ложки перца.

Убрав супные тарелки, миссис О’Хара гордо представила свое творение, украшенное петрушкой и ломтиками лимона, попутно пожаловавшись:

— Жаль, что вы задержались, мистер Макфай, — положено запекать один фунт в течение девяти минут при 400°. Но вас все не было, поэтому я решила снизить температуру до 300°. А вы ведь знаете, мистер Макфай, как важно не передержать рыбу.

— Знаю, — сказал Сэм. Глаза у него были мутные. Рука, державшая вилку, дрожала. Мар подумала, что его пристрастие к работе по ночам объясняется, видимо, не столько желанием освободить дни для посещения Лэрри, сколько возможностью иметь свободные вечера, чтобы запереться одному с бутылкой в своем кабинете.

— Нравится? — Миссис О’Хара стояла в дверях и наблюдала за ней своими темными глазами.

— Да, очень. — Маргрет откусила немного, почувствовала неожиданную тошноту, и ей пришлось собрать всю свою силу воли, чтобы улыбнуться и проглотить кусочек. — Чудесно.

Миссис О’Хара удовлетворенно кивнула и опять ушла на кухню. Сэм сказал:

— Прости, что я опоздал. — И Мар ответила: — Вы же были заняты.

Ее опять затошнило. Рыбий глаз был открыт. Он смотрел на нее с белого блюда. Он был холодный и мертвый, как черные ветки мертвых деревьев и пожухлая трава вдоль дюн, как мертвое прошлое многих и многих людей, которых она знала, как мертвое будущее многих других. Она вспомнила ржаной хлеб и жареных цыплят, и молодую репу, яичницу с салатом и свежей клубникой, цветущие магнолии и азалии, вспомнила, как разбухал пучок кресс-салата под струей холодной воды в летний день. Конечно, многое исчезло и из быта южан. Но это было все же не настолько реально и безнадежно, и всегда казалось, что жизнь может возродиться — загарцуют лошади перед изящными экипажами, заиграют в огромных залах музыканты и закружатся девушки в платьях из кринолина. И музыка была тоже другой — музыка южной ночи — банджо и козодой, и древесные лягушки, и куропатки, и негры, поющие свои песни. Призраки еще жили в замшелых особняках, а здесь, в Новой Англии, слишком суровые зимы, и призраки давно умерли и окаменели, и нет надежды, что они оживут.

— Ты плохо себя чувствуешь? — спросил Сэм.

— Я… я просто не голодна.

— На десерт будет пирог с брусникой. Конечно, брусника мороженая. Но отличная.

— Спасибо, я не хочу.

Сэм продолжал есть.

— Что-то случилось, — сказал он наконец. — Я вижу. Ты хочешь поехать в Атланту.

— Нет…

— Куда-нибудь еще?

— Да, я… собственно говоря, я собиралась в Нью-Хавен. У меня там подруга. Мы жили в Суитбриаре в одной комнате, и она уже давно просит меня приехать.

— Решай сама.

— Я ведь всего на день или два и, конечно, буду звонить в больницу…

— Ты уже сказала Гаю?

— Нет, но я разговаривала с доктором Келси. Он считает, что мне нужно уехать на несколько дней.